Я подняла руку, не давая ему продолжить:
– Послушай, мне очень жаль, что тебе не продлили срок на диссертацию. Правда жаль. Но мне сейчас не до того.
– Угу, – кивнул Джесси. – Вот и она сказала то же самое.
Через минуту он снова повернулся ко мне, словно что-то вспомнил:
– Кстати, звонил твой редактор – я только-только успел войти. Британец. Питер Шеперд, кажется? – Имя Джесси произнес с британским акцентом.
– Да, это он, – кивнула я.
– Мне показалось, он немного чопорный.
– Питер такой и есть.
– Голос у него был не слишком довольный. Он сказал, что не может дозвониться до тебя по мобильному с тех пор, как ты переселилась в какое-то захолустье. Меня так и подмывало ответить: «Приятель, это вообще-то западный Массачусетс, а не подножие Грейт-Смоки-Маунтинс». Наверное, хорошо, что я промолчал, – все равно он не понял бы разницы.
– Наверное.
– В любом случае не хотелось бы тебя огорчать, но, думаю, сюрпризами ты и так сыта по горло. Он просил перезвонить, как только сможешь. Прямо так и сказал. Похоже, у него плохие новости.
Я запахнула пальто еще плотнее, больше не чувствуя царапающихся страз.
– Даже не сомневаюсь.
За все те годы, что я вела «Сто открытий», в офисе Питера в Мидтауне[9] я бывала лишь несколько раз. Зато звонками мы обменивались постоянно, и со временем пожилой редактор превратился для меня в бесплотный, полный спокойствия голос на другом конце провода, а его доброе лицо было отчасти плодом моего воображения. Вот почему я чувствовала себя не в своей тарелке, сидя за стильным блестящим столом напротив Питера, над головой у которого висела черно-белая фотография столь любимого им Стейнбека. Питер выглядел не так, как я ожидала, – менее добродушно, более сдержанно; на кончике носа – довольно крупная родинка. Как я не замечала ее раньше?.. И почему теперь не могла оторвать от нее глаз?
Прошло пять дней с тех пор, как Питер позвонил. Пять дней с тех пор, как он сказал, что нам нужно поговорить лично. И вот я сижу напротив него в черном платье-футляре, черном блейзере и со скрученными в узел волосами – ну точно на похороны собралась. Сижу и жду, когда он сообщит мне то, что хотел сообщить, чем бы это ни было.
– Любовь моя, знаешь анекдот – врач говорит больному: «У меня две новости – плохая и хорошая»?
Похоже, этим чем-то был анекдот.
– Нет, кажется, не знаю…
– Так вот… Врач входит в палату и говорит пациенту: «У меня две новости – плохая и хорошая. С какой начать?» – «Давайте с плохой». – «Жить вам осталось всего несколько месяцев, так что приведите дела в порядок». – «Ну а хорошая?» – спрашивает убитый горем больной. Доктор довольно улыбается и отвечает: «Я сегодня выиграл в лотерею!»
Я вежливо улыбнулась:
– Забавный анекдот.
– Смешной, правда? – проговорил Питер, смеясь и тряся головой. Продолжил он уже серьезно: – Итак, с какой же новости начать, любовь моя? С хорошей или с плохой? Тебе выбирать.
– Видимо, я должна ответить: «С плохой»?
– Будь по-твоему. Итак, плохая новость: меня выживает с работы новый главный редактор, Калеб Беккет Второй – молокосос и выскочка, который за всю свою жизнь ни дня не проработал журналистом.
– Подожди, я что-то не понимаю, – сказала я, вспоминая наш разговор несколько месяцев тому назад, когда газета сменила владельца. – Ты же говорил, что тебе нравится новый издатель… называл его истинным джентльменом…
– Так и есть. Но тогда я говорил о Калебе Беккете Первом, а сейчас – о Калебе Беккете номер два, его сыне. Первый Беккет только что назначил Второго главным редактором и предоставил ему полную свободу действий. В общем, этот молокосос вправе вытворять все, что ему вздумается. Разве что машину напрокат взять не может.
Я склонила голову набок, пытаясь понять, что Питер имеет в виду.
– Ему двадцать четыре[10], – пояснил он.
– А, понятно.
– Ну ладно, вообще-то он скорее твой ровесник, но по поведению – мальчишка мальчишкой. Австралиец, что с него взять…
– Питер, что именно случилось?
– Калеб на все должности назначает своих дружков-телевизионщиков – бывших однокурсников из Йельского университета, которые и газет-то не читают, а новости узнают из Интернета.
– Мне очень жаль, Питер. Очень жаль. Ты потрясающий редактор. Они просто не понимают своего счастья. И поверь, мне совершенно не улыбается работать с такими людьми.
– Ну вот мы и добрались до самой плохой новости: работать с ними ты не будешь.
– В смысле?
– В следующем месяце твой контракт заканчивается, и они не собираются его продлевать.
Я потрясенно посмотрела на Питера:
– То есть колонка выходить больше не будет?
– Нет, любовь моя. «Сто открытий» закрываются!
Я хмуро взглянула на него.
– Что, разве неудачный каламбур? – искренне удивился он.
– Но ты же говорил, что они от меня в восторге… что я привлекаю рекламодателей, на мне держится весь раздел о путешествиях и колонку сто процентов трогать не будут.
– Похоже, сто процентов – понятие растяжимое.
Я опустила взгляд и уставилась в стол. Неужели я действительно потеряла работу? После стольких лет? Как же так?! Ведь не было никаких звоночков. И потом, уж на что, на что, а на числа, казалось бы, можно положиться. Многие из них говорили в мою пользу: количество статей, лет, читателей… И все они постоянно росли.
Или звоночки все-таки были, а я не обращала на них внимания? Не прислушивалась? Или старательно затыкала уши? Делала вид, будто их нет, и не желала замечать того, о чем они пытались мне сообщить?
– Они хотят вывести весь раздел о путешествиях на новый уровень, привлечь иностранных читателей. Сейчас из всего на свете делают бренд, чтобы потом выпустить фильм по мотивам и коллекцию игрушек в «Хэппи мил». Только так и продаются сегодня газеты. Понимаешь, о чем я?
– А сам-то ты понимаешь?
– Во всем есть свои плюсы. В последнее время ты не так сосредоточена на колонке, как прежде. Может, тебе пора двигаться дальше?
Он все говорил и говорил, но я уже не слушала – просто сидела и пыталась осмыслить, что произошло. Я потеряла работу. Потеряла «Сто открытий» – то единственное в моей жизни, на что, как мне казалось, можно рассчитывать. Единственное, что делало меня свободной.
Наконец я подняла взгляд на Питера:
– А хорошая новость?
– Хорошая новость? – Он расплылся в улыбке. – На этой неделе я продал свой роман успешному молодому редактору одного местного издательства. Где-то через год книга появится в магазинах.
Я улыбнулась – настроение у меня немного улучшилось.
– Здорово, Питер! Просто здорово!