«Я не хочу, чтобы она вернулась сюда из-за меня», – думала Дорис. Нелепое желание. Разве дочь не дала ей понять, что возвращаться она не собирается?
Мэри выбрала живописную дорогу, огибающую озеро и вливающуюся в шоссе, ведущее через город. Прежде, когда она бывала выбита из колеи, пейзажи исцеляли ее душу, как бальзам, казались прохладной ладонью, прижатой к горячему лбу. Но сегодня они не оказали желаемого эффекта. Озеро промелькнуло незамеченным. Узкая дорога, обсаженная ольхой и виргинской сосной, усеянная солнечными пятнами, пробивающимися сквозь ветви, показалась Мэри унылой, как городской туннель.
«Как посмела она, именно она, обвинить меня в том, что я пренебрегаю дочерью?!» Это было не просто несправедливо, а чудовищно. Разумеется, Мэри была готова оказать Ноэль всяческую помощь, но неужели это означает, что она обязана забыть о собственной жизни? Чтобы все уладить, понадобятся недели, даже месяцы. Каким же образом она сможет управлять компанией, находясь на расстоянии сотни миль от офиса?
Ноэль ни за что не попросила бы ее об этом – напротив, ужаснулась бы требованию Дорис. Не поэтому ли Мэри старалась воздерживаться от подобных поступков? Она не знала, как будут восприняты такие жертвы с ее стороны. И дело вовсе не в том, что она боялась недовольства Ноэль. Это было бы слишком просто. Нет, их взаимоотношения подобны растению, которому всегда недоставало солнечного света. Бледному и чахлому. Оно выживет и когда-нибудь даже начнет плодоносить, но никого не поразит пышностью.
Эта мысль пробудила в Мэри раскаяние. Ей следовало быть внимательнее к Ноэль с самого детства, когда это имело значение. Она сумела бы… если бы не вознамерилась преуспеть во что бы то ни стало. Ее единственным средством спасения была упорная работа и еще более упорная учеба. И она добилась своего. Как выяснилось, принеся в жертву дочь.
Но справедливо ли взваливать всю вину на себя? В то время она была так молода. К тому же искренне верила, что рвется из последних сил не только ради себя, но и ради Ноэль. Слишком поздно она поняла, что иметь ребенка и собаку или, скажем, кошку – не одно и то же. Дети неизбежно становятся взрослыми.
Теперь ей все стало ясно. У нее есть повзрослевшая дочь, которая простила ее, но ничего не забыла. Мэри понимала: есть вещи, поддающиеся ремонту, а есть те, которые можно только склеить и поставить на полку. Единственная истина отчетливо виделась ей в дымке предположений, бесчисленных «если бы» и «возможно»: время и внимание, которыми обделен ребенок, ничем не заменишь.
Черт возьми, ее мать права. Ноэль действительно нуждалась в ней, хотя и не подавала виду. Пренебрегать ею недопустимо.
«Не забывай, что у нее есть и отец».
Мэри вновь вернулась к мыслям о Чарли. Они не виделись несколько лет, с крестин Эммы. Чарли, только что занявший пост главного редактора «Реджистера», выглядел весьма внушительно в темном костюме с галстуком. Бронуин, его дочери от второго брака, в то время еще девочке, сейчас уже исполнилось шестнадцать лет. «Всего на год меньше, чем было мне, когда родилась Ноэль…»
Мэри помнила, как они переглянулись, стоя над купелью. В глазах Чарли светилась насмешка с оттенком давней печали; он словно признавал, как молоды были они сами, когда стали родителями, и вот теперь, когда большинство их сверстников еще только растят детей, у них уже есть внучка. В этот миг Мэри охватило желание взять его за руку. Само собой, она удержалась.
Успокоенная воспоминаниями, Мэри уверенно вела машину, а узкая дорога сменилась двух-, а затем и четырехрядным шоссе. Думать о Дорис ни к чему, твердила она себе. Она сама знает, как поступить. Среди ее знакомых есть адвокат, занимающийся разводами, – лучший в Манхэттене. Она обратится к нему за советом…
Уже на окраине города, сворачивая на Тридцать четвертую улицу и видя в заднее стекло тусклый проблеск Ист-Ривер, Мэри поняла, что слова матери по-прежнему не дают ей покоя. У нее вдруг заболела голова. Поток транспорта становился все плотнее.
Понимает ли Дорис, о чем просит? Ее работа такова, что она просто не в состоянии бросить ее на несколько недель. Характер ее бизнеса требует постоянного внимания, она должна держать руку на пульсе города. Ее клиенты почувствуют себя брошенными, многие даже откажутся от ее услуг. И хотя ее подчиненные более чем компетентны, нелепо требовать от них…
Мэри ужаснулась, сообразив, что обдумывает немыслимое предложение матери. Собственное поведение вызвало у нее слабый смешок. «Должно быть, я спятила», – подумала она.
Много лет назад, покидая дом навсегда, она поклялась никогда не возвращаться. А если она все-таки решится на такой шаг, ей придется жить под одной крышей с матерью, и не день, не два, а неопределенное время. Разве они готовы к такому испытанию?
С другой стороны, а если ее мать права? Что, если, поступив иначе, она подведет Ноэль? «Живя в городе, я мало чем смогу помочь ей…»
Мэри не замечала, что плачет, пока не ощутила на ладони горячую влагу. Почему она вообще должна делать этот выбор? Почему значение имеют лишь те решения, принимать которые она совершенно не готова?
Понедельник наступил и прошел, не принеся ничего нового, кроме краткого звонка Лейси. Она сообщила, что поговорила с адвокатом Роберта и тот прислал ей по факсу копию срочного постановления об опеке, подписанную судьей Рипли. Стало ясно, что Роберт не солгал.
– По словам твоего мужа, то, что произошло тем вечером, было не единичным случаем. Он утверждает, что ты запила несколько месяцев назад, – сухо и бесстрастно произнесла Лейси.
Сердце Ноэль сжалось. Прислонившись к стене, она медленно съехала по ней на пол и больно ударилась копчиком.
– Он лжет!
– Беда в том, что у него есть доказательства. Он представил показания двух незаинтересованных свидетелей, которые утверждают, что несколько раз видели тебя мертвецки пьяной, в то время как твоя дочь гуляла без присмотра.
От внезапной судороги Ноэль скорчилась, коснулась лбом коленей, ударив себя по уху черной трубкой телефона.
– Господи, кто выдумал эту чушь?
– Об этом я хочу спросить у тебя.
На минуту Ноэль задумалась, прижав кулак ко лбу, но после бессонной ночи мысли путались у нее в голове, вертелись, как ярмарочная карусель.
– Дженнин, – наконец процедила она сквозь зубы. – Одним из этих свидетелей должна быть Дженнин. Ручаюсь, Роберт подкупил ее.
– Кто такая эта Дженнин?
– Его секретарша и любовница. Теперь ясно?
– Хм… Стало быть, заговор. – Ноэль услышала треск задвинутого ящика и шелест бумаг. – А соседи? Кто-нибудь из них постоянно бывал у вас дома?
