Он грязно выругался.
— Прелестные манеры. А теперь отойди, дай мне встать.
— Ты останешься лежать, где лежишь, поняла? Я не шучу. — С этими словами он быстро вышел из комнаты.
Она подчинилась, но лишь потому, что не знала, удастся ли ей встать. Ну почему это случилось сейчас? Почему здесь? С ней и раньше случались подобные приступы, и она была одна и еще ни разу не умерла. И сейчас выживет. Она приготовилась встать, но в этот момент вернулся Брэди вместе с отцом.
— Так, что у нас тут происходит? — спросил Хэм.
— Брэди напрасно переполошился. — Она притворно улыбнулась и хотела было спустить ноги с кровати, но Брэди остановил ее.
— Мы пошли гулять, а ее скрутило! Она пополам согнулась от боли. Сейчас жжение в желудке и острая болезненность ниже грудины.
Хэм сел на кровать и начал бережно пальпировать ей живот. Он задавал ей те же вопросы, что и Брэди, и с каждым ее ответом его лицо становилось все более озабоченным. Наконец, он выпрямился.
— Это как же ты, такая молодая и красивая, ухитрилась заполучить язву желудка?
— У меня нет язвы.
— Тебе два врача в один голос это говорят. Такой ты диагноз ей поставил, Брэди?
— Да.
— Значит, вы оба ошибаетесь. — Ванесса все пыталась подняться, но Хэм поправил подушку у нее за спиной и уложил ее обратно.
— Конечно, предварительный диагноз всегда необходимо подтверждать исследованиями. — Кивнув, доктор Такер обернулся к сыну.
— Я не поеду в больницу, — заявила Ванесса, отчаянно цепляясь за последние крохи выдержки. — Откуда у меня язва? Я ведь не брокер с Уолл-стрит и не директор какой-нибудь корпорации. Я как-никак музыкант. Я не из тех, кто лечится от неврозов и депрессии.
— Сказать тебе, кто ты? — злобно зашипел на нее Брэди. — Ты легкомысленная особа, которая довела себя до ручки и еще имеет наглость это отрицать. Ты поедешь в больницу, даже если мне придется надеть на тебя смирительную рубашку.
— Ну-ну, полегче, доктор Такер, — вмешался Хэм. — Ван, у тебя не было рвоты с кровью?
— Нет, никогда. Я просто слегка перенервничала, устала от работы…
— Для небольшой язвы как раз хватило, — закивал он. — Впрочем, попробуем обойтись таблетками, если ты отказываешься ехать в больницу.
— Именно так. И нужды в лекарствах я также не вижу, равно как и в том, чтобы со мной возились целых два врача.
— Нет, — твердо возразил Хэм, — либо лекарства, либо больница, юная леди. Не забывай, что я лечил тебя с пеленок. Циметидин, я думаю, ей поможет, — сказал он, обращаясь к Брэди. — И диета, исключающая острую пищу и алкоголь.
— Я бы предпочел провести обследование, — ответил его сын.
— Кто же спорит? Но поскольку у нас нет морфия, чтобы усыпить ее и связать, то нам ничего другого не остается, как накормить ее циметидином, а если в течение двух-трех дней не поможет, мы подумаем, что делать дальше. Я сейчас выпишу рецепт. Кстати, Брэди, аптека в Бунсборо закрывается через двадцать минут.
— Я не больная, — с надутой гримасой пробурчала Ванесса.
— Да, посмеши своего без пяти минут отчима. Моя сумка внизу. Идем со мной, Брэди.
Когда они вышли, Хэм сказал:
— Я сам расскажу Лоретте, пусть Ванессе это и не понравится. Проследи, чтобы сегодня она приняла первую дозу.
— Обязательно. Я о ней позабочусь, не беспокойся.
— Я на тебя надеюсь. — Хэм похлопал сына по плечу. — Только не переусердствуй. Она в этом смысле похожа на мать — будешь давить, она замкнется и отдалится. — Он помолчал, напомнив себе, что его сын давно взрослый мужчина, хотя и по-прежнему его сын. — А ты все еще любишь ее?
— Не знаю. Но на этот раз она от меня не улизнет, пока я этого не выясню.
— Но помни: если держишь что-то слишком крепко, оно проскользнет между пальцами. Пойду выпишу рецепт.
Когда Брэди вернулся в комнату, Ванесса сидела на краю кровати, смущенная, униженная и злая.
— Поехали, — отрывисто приказал он, — поторапливайся, а то аптека закроется.
— Мне не нужны твои дурацкие таблетки.
Поскольку у него чесались руки придушить ее, он сунул их в карманы.
— Тебя вынести отсюда или сама пойдешь?
Ей хотелось плакать, но вместо этого она нарочито медленно поднялась и заявила:
— Я пойду сама, спасибо.
— Хорошо. Спустимся по черной лестнице.
Она шагала высоко подняв плечи и подбородок. Он молчал, пока они не сели в машину.
— Врезать бы тебе сейчас хуком справа. — Оживший двигатель взревел, из-под колес брызнул гравий.
— Оставь меня в покое.
— Хотел бы, но не могу! — рявкнул он, поворачивая на асфальт. Добравшись до пятой передачи, он немного успокоился. — Боль прошла?
— Да.
— Только не ври мне. Если ты не можешь воспринимать меня как друга, воспринимай как врача.
— Ты мне своего диплома не показывал.
— Не вопрос, завтра покажу. — Они уже приехали в соседний город и остановились у аптеки. — Подожди в машине, если хочешь. Я быстро.
Сидя в машине, она наблюдала за ним через большие окна аптеки. У них проходила акция со скидкой на популярный вид газировки — башня из двухлитровых бутылок высилась у окна. Несколько припозднившихся покупателей были явно знакомыми Брэди — пока он дошел до прилавка, его не один раз остановили, чтобы поболтать. Она бесилась, сидя в чужой машине, точно в ловушке, и мучаясь от боли в желудке. Язва. Это немыслимо. Почему у нее? Она ведь не работоголик, не невротик, не большой начальник. И все же, при всем ее неверии и отрицании, боль продолжала сверлить ее внутренности, будто насмехаясь над ней.
Вот бы побыстрее добраться до дома, лечь в постель и заставить себя забыть об этой боли. Забыться. А наутро все пройдет. Но так она говорила себе уже много месяцев кряду.
Вернулся Брэди, сел за руль и бросил ей на колени белый пакетик. Она ничего не сказала, даже не пошевелилась, сидя с закрытыми глазами. Зато у него было время подумать. Напрасно он на нее злился. Тем более не стоило упрекать ее в том, что она заболела. Но ее недоверие страшно обижало его. Она не призналась ему в своих проблемах со здоровьем. Она и себе-то не признавалась, что заболела и нуждается в помощи.
И он намеревался проследить за тем, чтобы она получила эту помощь, хочет она того или нет. Как врач, он сделал бы то же самое для любого незнакомца, но насколько больше он готов был сделать для единственной женщины, которую действительно любил? Пусть все прошло, но оттого, что когда-то он любил ее со всей страстью и чистотой юности, он не оставит ее один на один с болезнью.
Когда у дома Ванессы он вышел из машины и помог ей выйти, она произнесла речь, которую обдумывала по дороге:
