– Если он думает, что это был ты, зачем он хочет застрелить Ли?
– Он не думает, что это был я. Но я не женат, и он предпочитает иметь жениха, а не покойника!
Она поерзала на кровати, потом повернулась ко мне спиной и стала смотреть в окно.
– Хорошо, – произнесла она с горечью. – Я согласна. Но жить с тобой я не буду. Даже если ты будешь мне платить.
– Ты мне об этом как-нибудь напиши! Дети вышли, а миссис Харли все еще сидела за столом. Она налила мне кофе.
– Миссис Харли, – сказал я, – не знаю, как сообщить вам, но Анджелина и я сейчас едем в Шриверпорт, чтобы пожениться.
– Да, я догадалась.
Она вспыхнула и отвернулась. Я тоже почувствовал себя неловко. Ей понадобилось довольно много времени, чтобы решиться сказать правду. Она начинала несколько раз, но все время прерывалась в смущении. Наконец она произнесла:
– Я знаю, это были не вы. Я хочу сказать, этой ночью. Сэм говорил…
Я промолчал. Мне казалось, что на это нечего ответить. Не было смысла врать ей, потому что она все знала. Да и я ничего не выиграл бы, лишний раз подтверждая тот факт, что ее дочь валялась в лесу с женатым мужчиной.
Она начала плакать, положив руки на стол и уронив на них голову. И мне стало очень плохо. В ее горе была такая бесконечная безнадежность, что ясно виделось: утешить ее ничем нельзя. Успокоившись, она проговорила:
– Все не так, как вы думаете, мистер Крейн. Это не ее вина и не вина вашего брата. У нее не было… Ведь Сэм был всегда так строг с ней, и она никогда не получала никаких удовольствий, как другие девушки. Он был с нею так суров!
В тот момент, когда к дому подъехал Сэм, Анджелина вышла из комнаты с маленькой сумочкой из искусственной кожи. Она была одета в плохо сшитое дешевое платье, и на ногах у нее были бумажные чулки и стоптанные, грубо починенные туфли. Но даже эта ужасная одежда не могла скрыть ее превосходной фигуры.
Она даже не попрощалась с матерью и только холодно взглянула на Сэма. Тот, когда мы выходили, пожал мне руку. Миссис Харли попыталась что-то сказать, но лицо ее сморщилось. Она убежала в комнату и тяжело упала на кровать. Оттуда раздались сдавленные рыдания, заглушенные одеялом.
Всю дорогу она сидела молча, глядя прямо вперед и полностью меня игнорируя. Она заговорила, когда мы уже почти въехали в город.
– Где ты меня выбросишь?
– «Выбросишь»? Откуда у тебя такая мысль?
– Но ты же не собираешься все это проделать по-настоящему?
– Конечно собираюсь.
– Но почему? Я не думала, что тебе нравлюсь.
Я закурил сигарету:
– Не нравишься.
– Тогда почему, объясни, ради Бога…
– По-моему, мы уже недавно все обсудили.
– Но если это только ради Ли, то он уже успел скрыться. И если папа такой дурак, что отпустил нас с тобой одних…
– Это было соглашение. И свою часть он выполнил, а я не собираюсь его обманывать. Может быть, ты не знаешь, с чем играешь, но я знаю.
Она фыркнула, и я стал объяснять ей ситуацию. Но вдруг подумал: «О, черт возьми, зачем пытаться вдолбить что бы то ни было в ее тупую башку? Зачем пытаться объяснить ей, что, если бы Ли уехал этим утром, это ничего бы не изменило. Ему все равно нельзя было бы вернуться. Сэм Харли никогда не перестал бы его преследовать. И я тоже, если он мне теперь встретится. Зачем пытаться втолковать ей, как важно, чтобы Мэри ничего не узнала?»
Мы поднимались по Южной улице в молчании. Я остановил машину в переулке за банком и вышел.
– Мне надо получить деньги по чеку. Может быть, ты хочешь что-нибудь купить или позавтракать? А может, что еще?
– Нет, – резко ответила она, – я ничего не хочу.
– Как угодно, – пожал плечами я. Когда банк открылся, я выписал чек на триста долларов. Прочитав указанную сумму, Джулиан Крид в удивлении поднял свои аккуратные брови.
– Что ты собираешься делать. Боб? Покупать новых мулов? – спросил он тонким голосом.
– Можно сказать, да.
Я вернулся в переулок. Уже становилось жарко. Я снял фланелевый пиджак и бросил его на заднее сиденье. Потом влез в машину.
– Ну, как себя чувствует страстно жаждущая свадьбы невеста?
Глаза ее пылали ненавистью.
– Иди ты к черту!
Затем мы остановились в начале переулка и я увидел Мэри с какой-то девушкой. Они шли по другой стороне улицы. Она была в белом льняном платье и белых туфлях. Она не видела нас, так как направлялась в другую сторону. За ее грациозной походкой было просто любо-дорого наблюдать. Она помахала через улицу кому-то, кого я не видел, и я нажал на газ так, что резиновые прокладки загорелись. Мы пролетели по переулку и повернули на восток.
– Ты мчишься как сумасшедший, – сказала Анджелина.
Я молчал, и она продолжила:
– Кто эта девушка?
– Какая девушка? Где?
– Та, на которую ты смотрел. Рыжеволосая, в белом. Ты должен ее знать, ты на нее так пялился!
– Ты что, хочешь сказать, что не знаешь ее?
– Я бы не спрашивала тебя, если бы знала.
– Вам следовало бы познакомиться. Ты выполняла значительную часть ее работы. Это была миссис Лиленд Крейн.
– О! – произнесла она и помолчала. – Я не считаю, что она очень хорошенькая, а ты?
– Я должен считать иначе?
– Мне наплевать, что ты считаешь. Я просто спросила.
– Спроси меня о чем-нибудь еще. Давай поиграем в вопросы и ответы. Например, спроси меня, какой город – столица штата Омаха?
– Иди ты к черту!
– Ты что, не хочешь быть образованной девушкой? Считаешь, что достаточно просто уметь вертеться?
Она посмотрела на меня и ничего не сказала. Следующий час пути мы провели в полном молчании. Я ехал быстро и внимательно следил за дорогой, а она, сидя прямо, сложив руки на коленях, смотрела только вперед. Мне все время казалось, что она вот-вот расплачется. Но она не плакала, и я начал чувствовать к ней нечто вроде уважения. Она пережила достаточно для восемнадцатилетней и воспринимала все стойко и мужественно, без слез и истерик. Все это уже не было для нее развлечением, как, впрочем, и для меня. А я не облегчал ее положения, обращаясь с ней так. Мне становилось стыдно. Мне хотелось выместить зло на ком-нибудь или на чем-нибудь, и я вымещал его на ней, потому что она была рядом. Я осуждал ее за всю эту вонючую историю еще и потому, что она мне не нравилась. Но ведь осуждать за все надо было только Ли, и я это знал.
– Я сожалею, что был таким противным, – сказал я через какое-то время.
– А ты думаешь, что не всегда был противным? – ответила она рассерженно.
Ну, теперь сдержись, не давай ей повода снова разозлиться! Может быть, она напугана и весь этот стойкий антагонизм – просто защитная реакция? Может быть, она разговаривает так, вместо того чтобы плакать, как это сделала бы другая девушка?
