— А в мою в особенности.
— Правильно! Правильно! — поддержали его присутствующие с энтузиазмом и той особенной теплотой и благосклонностью, которыми люди готовы одаривать влюбленную пару.
— Ты, кажется, решил, что все закончилось? натянуто произнесла Доминика спустя примерно полчаса, усаживаясь в его «рейнджровер».
— Ты хотела еще задержаться? — спросил он с откровенной иронией. — Все гости уже разъехались.
Доминика старательно избегала встречаться с ним взглядом. Она слышала, как Энгус договорился с Кристабель, чтобы та поставила машину Доминики в гараж, когда там освободится место.
— Я вовсе не то имела в виду, — пробормотала она.
— Тогда лучше скажи прямо, что ты имела в виду, — отрывисто произнес он.
— Не надейся, что я сейчас расположена привнести радость в твою жизнь, Энгус, — заметила она едко. — Куда мы едем?
— Ко мне домой, — ответил он. — У меня толстые стены на случай, если тебе захочется продолжать нашу ссору.
Доминика стиснула зубы, борясь с желанием закричать на него, но тут Энгус достал что-то из кармана и положил ей на колени.
— Я хотел отдать это тебе, когда мы останемся одни, — сказал он спокойно.
Это была небольшая коробочка. Доминика развязала золотой шнур, сняла крышку и увидела маленькую золотую филигранную брошь в виде слоника с сапфировыми глазами… Она некоторое время смотрела на нее, затем отвернулась к окну, чтобы Энгус не увидел, как у нее по щекам заструились слезы.
Они проехали до его дома в молчании, и весь путь Доминика прилагала героические усилия, чтобы справиться с бурей нахлынувших на нее эмоций.
Доминика уже хорошо знала квартиру Энгуса в пентхаусе, она стала для нее практически вторым домом. Комната, которой они пользовались чаще всего помимо спальни, была небольшой, с темно-зелеными обоями и кожаной зеленой мягкой мебелью.
Пол покрывал толстый бежевый ковер, стены украшало множество картин. Они играли здесь в шашки, слушали музыку, смотрели телевизор и читали. А иногда дарили друг другу любовь.
Сюда Энгус и привел Доминику. Он сбросил пиджак на спинку стула и предложил ей чего-нибудь выпить.
— Спасибо, нет, — дрогнувшим голосом ответила она, глядя, как Энгус развязывает галстук и отправляет его вслед за пиджаком. — Я понимаю, что обидела тебя, — добавила она, — и чувствую себя просто ужасно, особенно после этого… — Она повертела в руках коробочку с брошью. — Но я не могу принять от тебя автомобиль, Энгус, потому что уверена, что не должна этого делать.
— Твоего мнения, кажется, никто не разделяет.
— Но это касается только меня, и больше никого, — возразила она. — Как же мне объяснить, чтобы ты понял? Я не хочу быть благодарной тебе ни за что, только за тебя самого и за то, что мы значим друг для друга. — Она вскинула ресницы и заглянула ему в лицо. Их разделяло всего полметра, но сейчас эти полметра казались несколькими милями.
Доминика видела это по его твердо сжатым губам, слышала в его интонации, когда он произнес:
— Ты действительно думаешь, что мне безразлично твое огорчение из-за того, что ты не можешь позволить себе новую машину?
— Меня это не так уж огорчает. Да, я в настоящий момент не особенно расположена выкладывать крупную сумму, — призналась Доминика. Мне предстоит закупать новые швейные машинки, оплачивать труд новых работниц, а прибыль начнет расти не скоро, если начнет вообще. Но я бы как-нибудь выкрутилась. Я не нищая.
— Это я навел тебя на такие мысли?
Она тяжело вздохнула и села.
— Просто я чувствую себя…
— ..обязанной, — закончил он и сел рядом. — А если бы я предложил тебе автомобиль напрокат?
И ты могла бы сбросить со счетов часть расходов, если заодно будешь пользоваться им для нужд своей фирмы.
Доминика удивленно раскрыла глаза.
— Ты серьезно?
— Абсолютно, — сухо подтвердил он.
— Тогда я.., меня бы это устроило, — пробормотала она неловко. — Мне и самой это приходило в голову, я имею в виду — временно взять автомобиль напрокат.
Он продолжал сверлить ее пристальным взглядом.
— Но мне ужасно жаль, если я тебя обидела, повторила Доминика.
Он долго молчал, затем усмехнулся уголком рта.
— Есть способ загладить обиду.
— Какой же? — невинным голосом спросила Доминика.
Энгус встал, вставил диск в плеер и погасил свет. Потом подошел к ней и протянул руку.
— Можно пригласить вас на танец, мадам?
Она тоже встала и шагнула в его объятия.
— Невозможно танцевать с вами, мистер Кейр, и одновременно на вас обижаться, — через несколько минут констатировала Доминика.
— Понятно. — Он провел ладонью по ее волосам и вытащил из них шпильки. — Ты хочешь сказать, что, дождись я этой минуты, приняла бы от меня машину?
— Нет… Но мне было бы еще труднее отказаться.
— А как насчет.., этой минуты? — Он провел руками по ее спине и нащупал молнию лифа. — Мне еще во время ужина пришло в голову, что твое платье состоит, оказывается, из двух половинок и что под верхней половинкой у тебя наверняка ничего нет. Безумно хотелось проверить… — Энгус потянул застежку молнии вниз, и лиф легко соскользнул ему на руки.
— Я оказался прав! — Он позволил лифу упасть на ковер.
— Едва ли тебе подобало предаваться таким мыслям в гостях и особенно в доме моей матери, — пробормотала Доминика прерывающимся голосом, потому что в этот момент он обхватил ладонями ее грудь.
— Подобные мысли преследуют меня утром, днем и вечером, неважно, рядом ты или нет. — Он положил ладони ей на талию, и они продолжали танцевать, но его прикрытые веками глаза жадно следили, как колышется ее грудь. Доминика чувствовала, что с трудом переводит дыхание. Впрочем, она прекрасно понимала, что он бросает ей вызов.
— Плохи мои дела, — хрипло пробормотала она, запрокидывая голову, чтобы взглянуть ему прямо в глаза. — Но сейчас я хочу сказать, что это наслаждение — танцевать с тобой вот так. Еще когда мы танцевали в первый раз, мне пришло в голову, что хорошо было бы оказаться с тобой вдвоем в укромном месте…
Она провела руками по его плечам, обхватила его лицо ладонями и быстро поцеловала в губы, после чего, закрыв глаза, продолжала плавно покачиваться под музыку.
— Как это случилось? — спросил Энгус, подперев голову рукой. Он лежал с пей рядом на широкой кровати под белоснежной простыней. В комнату заглядывало солнце, играло па серебряной антикварной настольной лампе. Кровать помещалась на помосте на бескрайнем бархатном ковре жемчужно-серого оттенка. В углах комнаты заботливыми руками миссис Браун были расставлены вазы с изумительными белыми лилиями.
