В конце концов, поймав на себе вежливый и одновременно настороженный взгляд продавщицы, решаюсь. Заодно прихватываю с собой самую простую черную юбку карандаш длиной до щиколоток, и простую белую рубашку. Мы говорили о работе секретарем, значит этого будет достаточно. Прохожу мимо следующей стойки с одеждой и мой взгляд зацепляется за ярко малиновое платье с рукавами-буфами. Такая красивая, буквально кукольная вещь. И сказав себе — гулять так гулять, в смысле мерять так… с удовольствием, его беру тоже.
В примерочной долго кручусь перед зеркалом, сначала в серебристом, потом в малиновом. А потом со вздохом снимаю, примеряю быстро блузу и юбку, садятся как влитые. Хотя похожа я на монашку. Вот и хорошо! То что надо, в данных обстоятельствах. Переодеваюсь в свои вещи, выхожу, отдаю продавцу юбку и блузку, а платья, что так разбередили мое сердце, отношу и вешаю на место.
Выхожу с пакетом, оглядываюсь в поисках Бьерна, потому что не помню где он припарковал машину.
Он идет мне навстречу.
— Ничего не выбрали?
— Все купила. Простите, что так долго.
— Ничего, — несколько потрясенно произнес Бьерн, поспешно открывая перед мной дверцу. — Поедем в следующий магазин?
— Зачем? Я все приобрела.
— В этом маленьком пакете? Никогда не видел, чтоб женщина покупала так мало.
— Мне много не надо…
— Ладно. Но нужна еще обувь.
Я согласилась на обувной магазин, приобрела быстро скромные балетки, и мы вернулись в квартиру. Бьерн всю дорогу хмурился, словно был мной недоволен. Людвиг так и не объявился. Я пообедала, написала Тане длинное сообщение, что со мной все в порядке, получив кучу взволнованных СМС, о том куда я пропала.
Пообедав, я отыскала на стеллаже книгу на русском, собрание рассказов Чехова, и взяв ее, ушла в свою комнату. Так и уснула, прочитав почти до конца. Я была полна решимости встать рано, и встретить рабочий день во всеоружии. Чем быстрее отработаю, тем быстрее вернусь на родину, и начну новую жизнь.
POV Людвиг
Согреваю в руке бокал с виски и ловлю себя на мысли что мечтаю оказаться на диване в своей квартире, пялясь в огромный экран плоского телевизора. Это странные мысли, потому что я крайне редко смотрю телевизор, и домой меня никогда не тянет, я все время в движении, контролирую бизнес или расслабляюсь вечером с друзьями. Даже с любовницами я предпочитаю встречи на нейтральной территории. Допустишь так в свою жизнь — потом хрен выгонишь. Поэтому либо снимаю любовнице квартиру, либо на ее площади встречи. Милана уже телефон оборвала — соскучилась, хочет видеть, ужин приготовила изысканный. Но мне сейчас не до нее.
Так почему хочется в квартиру, которую и купил то всего месяц как? Привыкнуть не успел, обжить толком не успел, вещи перевезти — все они сейчас в специально снятом контейнере. Вдруг приходит мысль, что виной тому моя вынужденная гостья. Та, которая не хочет быть там категорически. Девушка, из-за которой я стал насильником и похитителем. Которая ненавидит меня. Так почему меня столь отчаянно манит к ней?
Взглянув на часы, с облегчением думаю, что деловая встреча, на которой вынужден присутствовать, скоро закончится. Мой партнер закончит окончательные подсчеты и прикинет требуемую сумму, и я смогу наконец выдохнуть…
День выдался тяжелым. Сразу свалилось слишком много проблем, и события начали напоминать снежный ком. А началось все… Если уж отмотать до отправной точки — началось все с чертовых бутылок вина, которые разбила Настя. Нет, я не злился на нее. Знал, что девушку толкнули. Но это словно запустило цепь событий. Я злился на себя за то, что причинил ей боль. Я не имел на это права. Меня мучили мысли о ней, загадка, которую она несла в себе.
Черт возьми, кто же она такая? Мне не давала покоя ее сексуальность, жар ее тела, мое собственное желание. Так кто она? Подумал о ней — и в танцующей толпе померещилась. Хотя понятно, что взяться Насте в этом клубе неоткуда. Интересно, что она делает дома?
Это не важно. Куда важнее, что если так реагирую, то у меня серьезные проблемы, которые ему сейчас совершенно ни к чему.
«Сконцентрируйся, идиот! Секс должен находиться на последнем месте в списке приоритетов» — приказываю себе мысленно. Потому что только подумал о ней и начало расти возбуждение.
— Вот, господин Людвиг, приблизительно во что вам обойдется ремонт ресторана, — протягивает мне лист бумаги мой собеседник, отвлекая от мыслей о девушке.
— Хорошо, я согласен, — произношу, едва взглянув на цифру.
— Это… очень большая сумма. Гораздо дешевле обойдется строительство нового ресторана. Может быть вам следует подумать еще? — заискивающе произносит мой собеседник.
— Я же сказал, что согласен. Вы — строительная компания, зачем вам отговаривать меня?
— Пожар повредил несущие конструкции… Тогда снести и выстроить заново, но придется долго получать разрешение, ибо самый центр города, исторические памятники на каждом шагу.
— Я в курсе, — говорю холодно. — Заплачу любые деньги, действуйте.
— Понял, как скажете.
Наконец-то дошло, что я не привык слышать слово «нет». Или «невозможно». Да я последнее готов отдать, потратить, лишь бы восстановить память.
Ресторан моего дяди — именно с него все началось. Рано потеряв родителей, я был отдан дяде на попечение. Точнее, старший брат моей мамы, человек в возрасте, никогда не будучи женатым, вдруг решил взять на воспитание сироту. Мы до трагедии с моими родителями едва знакомы были с дядей. Он был полностью поглощен своей кофейней.
Да, это была простая кофейня. Но впервые попав туда я влюбился в атмосферу. Это было излюбленное место художников и поэтов. Как же много интересных людей приходило туда. Я обожал бывать там. Сначала — из-за пирожных. А потом, придя на работу в пятнадцать — и-за атмосферы. Уже в семнадцать я предложил дяде сделать полноценный ресторан. Я поездил по Италии, Франции, собирая рецепты, учась на курсах великих мастеров кулинарного дела. Дядя к тому времени сильно сдал, болезнь точила его, отнимая силы. Но он дал мне зеленый свет.
И вот мне тридцать пять. Я миллионер, баловень судьбы. Или трудоголик? Пожалуй, и то, и другое. Но главное — память.
Когда я получил в Москве сообщение, что горит ресторан моего дяди… Это случилось сразу после ночи с Настей. Поневоле подумалось, что это возмездие. За то, что поступил с девушкой так жестоко. Причинил боль, и не только физическую.
Возможно, надо было оставить Настю в Москве. Откупиться деньгами… Но дядя учил меня, что есть вещи, которые не купишь за деньги. Я свято усвоил эту истину.
Конечно, сейчас она напугана, не может понять, что происходит… Я хочу загладить свою вину. Помочь ей встать на ноги, начать новую жизнь. И это не благотворительность. Это замаливание грехов… Но что если помимо вины, я чувствую к ней нечто большее?
Дом встречает меня тишиной и безмолвием. Уже слишком поздно, понятно, что Настя спит. И все же не могу отказать себе в порыве и открываю дверь в ее комнату. Свет от фонаря на улице падает на ее кровать. Ее лицо выглядит во сне ангельским. Хмурюсь — наверное неудобно спать, когда так светло. Надо заказать занавески поплотнее.
И вообще заняться домом. И Настю чем-то занять. Чтобы не переживала, что ее похитили. Хотя, наверное, невозможно об этом не переживать. Что сейчас творится в ее душе? Меня угнетает мысль об этом.
Пройдя в свою комнату сажусь в кресло. Откинувшись на спинку, чувствую, как боль пульсирует в затылке. Так и засыпаю, не добравшись до постели. Слишком вымотан.
Утром спускаюсь на кухню, Ингрид хлопочет там, и Настя ей помогает. У нее забавный вид для кухни — строгая белая рубашка и длинная черная юбка.
— Доброе утро, — здороваюсь сначала по-русски, потом по-голландски, для Ингрид.
— Доброе, — улыбка Ингрид сияет, а Настя опускает глаза в пол и бормочет себе под нос приветствие.
— Ты собралась в церковь? — спрашиваю девушку. — Сегодня вторник.
— Не понимаю ваш вопрос… — Настя смущается и это удивительно ей идет.
