Пока я раздумывала, стоит ли мне просто уйти, он схватил меня за запястье.
— На следующей неделе, в то же время, в том же месте, — сказал он глубоким басом, который контрастировал с его красивой мальчишеской внешностью.
Я поймала себя на том, что киваю ему, а затем он ушел, оставив меня стоять там немного ошеломленной. Потом я удивилась, почему я не срываюсь, как я сделала с Уэйном, и я поняла главное различие здесь.
Здесь, я знала, что была той, кто лучше контролировал музыку. Я была той, кто превосходил его в музыкальном отношении. Но я также хотела бросить ему вызов, чтобы стать лучше, чтобы научить его, наставлять его, чтобы он мог лучше дополнить меня. В отличие от Уэйна, который легко мог бы превзойти меня, этот ребенок все еще был молодым музыкантом, и я хотела, чтобы он был лучше, без всякой причины.
Так что я буду здесь на следующей неделе в том же самом месте, и я удостоверюсь, что он ответит на каждый из моих вызовов.
Глава 28
Мое лицо было во всех новостях.
Ну, я думаю, тут уже ничего не поделаешь: Уэйн упоминал о папарацци, когда мы были в ресторане. А Теперь они решили сделать из этого нечто особенное и прикрепили фотографию, на которой мы с Уэйном разговариваем во время еды в этом месте. Все пытались понять, был ли знаменитый рыцарь-Беркутов свободен, и кто, черт возьми, я была. Им не потребовалось много времени, чтобы понять, что я еще одна дочь Василия Соколова и сестра Эммы, которая скоро выйдет замуж за Федора.
Внезапное разоблачение меня не беспокоило. Возможно, это также было хорошо для моей работы; может быть, теперь больше мест будут рады, чтобы я играла на пианино там. Было бы хорошей рекламой иметь подругу режиссера-лауреата премии "Оскар" в качестве рабочего.
Хотя я и не была уверена, что являюсь его девушкой, но титулы меня тоже никогда не беспокоили. И не то, чтобы я хотела быть его девушкой. Меня вполне устраивало то, как все было. Я честно не нуждалась в большем, чем то, что он уже давал мне.
Но вскоре после того, как я поняла, что мое лицо теперь известно всему миру, дорогой папочка решил позвонить мне по телефону. Когда я ответила, сидя и смотря какое-то случайное телешоу, его первые слова были:
— Ты не подходишь ему.
Услышав это, я вздохнула.
— Мы не вместе. У нас просто секс!
— Это не имеет значения, Настя, — прошептал он мне на ухо, заставляя меня поморщиться, — ты эмоционально слепа. Дмитрий — порядочный парень, и я бы не хотел, чтобы он — или любой другой человек его уровня — связывался с тобой.
— Мне двадцать четыре, папа, — сказала я, — и я могу делать все, что захочу. Если я хочу спать с ним, то это мое решение и только мое.
С этим он действительно не мог поспорить, но попытался. Целый час он пытался отговорить меня, но безуспешно. Как я уже упоминала раньше, ничто из того, что он мог бы сказать, никогда не доберется до меня снова.
После этого милого разговора Эмма тоже позвонила. Ее слова отличались от слов нашего отца, но пока она пыталась приукрасить свои истинные мысли, смысл был тот же самый.
— Ты хорошая девочка, Настя, но разве Дмитрий не заслуживает большего? Судя по тому, что Федор сказал мне, вы не подходите друг другу. Может тебе стоит передумать?
Если я думала, что мое утро закончилось после того, как я сказала Эмме, что это не ее дело, я ошибалась. Стук в дверь возвестил о том, что кто-то решил нанести мне визит. Я сомневалась, что это был Уэйн; он обычно писал перед тем, как прийти. И оказалась права; когда открыв дверь, я увидела, что это был не Уэйн, а скорее другой человек.
Стас.
У него было разъяренное лицо, когда он ворвался внутрь. Как только дверь закрылась, он резко повернулся ко мне и рявкнул:
— Держись от него подальше. Он мой друг, и я не позволю тебе утащить его с собой под воду.
Я вскинула руки в редком для меня выражении разочарования.
— Почему все думают, что знают меня, или что я ему не подхожу? — Я никого конкретно не спрашивала. Затем я пристально посмотрела на него. — Ты мне не начальник, Стас. Ты же меня почти не знаешь. Ты веришь только тому, что моя семья и Федор рассказали тебе обо мне. Разве ты не можешь сам принять решение?
— А мне и не нужно, — возмутился он. — ты не заставила меня думать иначе; ты только подчеркнула то, что мне уже сказали.
— Значит, ты дурак, — заключила я, уперев руки в бока. — Когда все сплетничают о тебе, Диме или Федоре в новостях и в сети, разве это делает эти слухи правдой? Вы хотите, чтобы люди им поверили?
— Нет, но с нами, нормальными людьми, все по-другому, — он обвиняюще ткнул в меня пальцем. — Ты, ненормальная. Ты же вертихвостка и шлю!ха.
— Теперь ты оскорбил все женское население, — сообщила я ему, выгнув бровь. — Как ты думаешь, женщины отличаются от мужчин, когда спят с тем, с кем хотят?
— Как я уже сказал, нормальные люди отличаются, — он впился в меня взглядом. — Ты псих, который не понимает основ человеческих эмоций.
— Ну и что с того? — Спросила я, пытаясь понять, почему он был так взвинчен из-за чего-то настолько тривиального, как спать со всеми подряд или конкретно со мной. Не то чтобы я действительно спала с кем попало, но все равно.
— Вот видишь! Вот о чем я говорю, — он махнул рукой в мою сторону, как будто это все объясняло. — Нормальные люди давно бы уже разозлились. Ты просто стоишь здесь и говоришь со мной так, как будто это совершенно обычный разговор между двумя людьми. Ты просто невыносима.
Я зашагала к нему, пока мы не оказались нос к носу. Затем я сверкнула на него глазами, несмотря на то, что он был ниже ростом.
— Наверное, я должна была бы разозлиться, — мрачно пробормотала я. — ты вошел в мой дом и судишь меня, не говоря уже о том, что изо всех сил пытаешься оскорбить меня. Но я не сержусь, потому что делать что-то подобное не входит в мои планы. Стас, ты для меня абсолютно ничего не значишь, — я одарила его сладкой улыбкой. — Так что я предлагаю тебе пойти домой и остудить свою маленькую хорошенькую головку, а затем, если ты действительно захочешь узнать меня и по-настоящему судить о моем характере, тогда ты будешь более чем желанным гостем.
Хотя его лицо все еще было искажено гневом и презрением, его глаза, казалось, изучали меня. После нескольких долгих мгновений молчания он наконец заговорил:
— Просто держись от него подальше. Он не такой, как ты. У него действительно есть чувства, и последнее, что нам нужно, это чтобы он влюбился в такую жуткую женщину, как ты.
После этих драматических слов он вышел из моей квартиры, и я рухнула на диван. Мне очень нравилось, как люди "заботились" обо мне. Это было действительно трогательно.
Однако, глядя в потолок, я перестала чувствовать сарказм. Если бы я была нормальной, как выразился Стас, я бы чувствовала себя совершенно… совершенно одинокой в этом мире. И может быть, я действительно чувствовала себя одинокой. Может быть, одиночество стало такой неотъемлемой частью меня, что я перестала замечать его как собственную эмоцию. У меня не было ни друзей, ни настоящей семьи, ни мужчины, не считая того, с которым я спала. Но как это могло быть такой частью меня, когда всего два года назад все было хорошо?
Может быть, потому что два года назад я чувствовала то же самое. Я всегда знала, что не люблю Руслана так, как должна была бы любить своего мужчину, за которого мне предстояло выйти замуж. Но тогда у меня были друзья, не очень много, но достаточно, чтобы считать их таковыми. А папа, Эмма и Федор были одной семьей, гораздо более теплой и дружелюбной, чем сейчас.
Возможно, все это было поверхностно. Может быть, они все просто терпели меня, потому что я показывала “хорошие” признаки того, что я нормальная, связалась с кем-то вроде Руслана Пахомова, и когда это ушло, то же самое сделали их цивилизованные маски. Это имело смысл. Может быть, я была одна так долго, как никогда и не думала.
