С такими мыслями я еду на работу и веду первый урок. На перемене захожу в учительскую. На моё счастье, физрук здесь. А на него я возлагаю главные свои надежды. Он единственный, кто неплохо ко мне относится и не завидует моим сумочкам и юбкам.
— Даня, — я беру его под локоть, — можно тебя спросить кое о чём?
Все присутствующие поворачиваются в нашу сторону. И то правда, что ещё за Даня? Нужно говорить Даниил Матвеевич. У самой мужик олигарх, а мы тут несчастные и одинокие, так ей ещё единственного молодого мужчину подавай. Ни стыда, ни совести.
Мы выходим в так называемый секретариат, хотя никакого секретаря здесь не имеется. Это небольшая комната, отделяющая учительскую от кабинета завуча.
— Чего, Алис? Ты какая-то не такая сегодня. Не болеешь?
— Голова немного болит, а что сильно заметно?
— Ну так, — понимающе усмехается физрук.
— Дань, слушай, ты меня не выручишь? У меня такая ситуация, край… В общем деньги нужны.
— Тебе? — Даня удивлённо поднимает брови.
— Да, десять тысяч, до зарплаты, но только прямо сегодня, а то меня из квартиры выгонят.
— Не понял.
— Слушай, долгая история, в общем, мы с Яром… Ты только никому, чтоб вообще ни одна живая душа, понял? Ну, короче, я квартиру снимаю, и хозяин требует десять тысяч вот прям сейчас, не то выкинет мои вещи на улицу. И меня с ними.
— Ну, переночевать ты у меня можешь.
— Блин, Даня, мне не переночевать, а квартиру сохранить надо. Знаешь, сколько я ему уже заплатила, три месяца буду только на хату пахать. Ну что, выручишь?
— Алис, — он озадаченно почёсывает голову, — ты меня припёрла, конечно. У меня только три тысячи с собой имеется. Вернее, всего три. Но можно попытаться у кого-то перехватить. Сейчас просто все на мели, до зарплаты несколько дней всего… Ладно, дай мне времени до вечера, хорошо?
— У меня в четыре часа последний срок.
— Ясно, — безо всякого оптимизма говорит физрук. Попробую что-нибудь придумать. В любом случае, если надо будет вещи перевезти или ещё с чем помочь, я всегда готов.
— Спасибо, — грустно киваю я, — ты только никому, ладно?
— Могила, — заверяет он и поспешно ретируется в учительскую.
Я остаюсь на месте, достаю телефон и набираю Катькин номер. Моя последняя надежда. Если она меня не выручит, придётся возвращаться в квартиру Ярослава, ведь не буду же я у Кати полгода жить, пока заработаю на возврат долгов и на аренду другой квартиры. Может и больше.
Я делаю шаг в сторону учительской, но в этот момент открывается дверь кабинета завуча:
— Алиса Вадимовна, зайдите на минуточку.
Ей-то что от меня нужно? Вообще Трегубова баба нормальная, никогда не придирается. Я захожу.
— Здравствуйте, Наталья Степановна.
— Здравствуйте, Алиса. Присядьте, пожалуйста.
Неужели директор решил меня уволить? Часов у меня и так почти не осталось, сокращать нечего.
— Вы меня извините великодушно, но я случайно услышала ваш разговор с Даниилом Матвеевичем. Дверь в кабинет приоткрыта была.
Я вспыхиваю, щёки делаются пунцовыми. Неудобно получилось. Я свои тайны афишировать не собиралась, но Дане призналась и Трегубова услышала. Теперь вся школа узнает. Могла бы встать да закрыть дверь, чтоб чужие разговоры не подслушивать…
— Я очень сочувствую вашей ситуации. Не беспокойтесь, я её ни с кем обсуждать не собираюсь Просто…, одним словом, хочу вам помочь. Вот, возьмите.
Она берёт со своего стола две пятитысячные купюры и кладёт передо мной. Мне почему-то делается так стыдно, просто ужас. Я сижу, опустив голову, и даже сказать ничего не могу. Потом, наконец, беру себя в руки.
— Наталья Степановна, спасибо вам огромное. Вы меня спасли. Это не преувеличение. Я отдам, самое позднее, в день зарплаты, но постараюсь как можно раньше.
— Да не беспокойтесь, в день зарплаты меня вполне устраивает, но, если нужно, можете и позже отдать. Я очень рада, если смогла вам помочь.
Я повторяю “спасибо” не меньше миллиона раз.
— И ещё, хотела сказать, — говорит Наталья Степановна, — наш учитель физкультуры человек добрый и отзывчивый, но любит иногда поболтать, так что имейте это в виду. И ещё совет, если позволите. Наш директор очень прислушивается к словам Зинаиды Михайловны, но вы, наверное, это и сами поняли. Так что постарайтесь это учитывать в своих с ней взаимоотношениях.
Да чего уж тут учитывать, и так эта Зинка у меня всё отобрала. Вот значит, кто на меня директору капал. Но всё равно, спасибо. С чего она так со мной разоткровенничалась? Не иначе, как Зинаида и на её место покушается, с той станется.
Я сердечно благодарю Наталью Степановну и спешу уйти, чтобы созвониться со своим домовладельцем. Когда вхожу в учительскую, все замолкают и утыкаются в бумаги, бросая на меня любопытные взгляды. Понятно. Спасибо тебе, Даня, за помощь.
Телефон дзинькает. Это сообщение от Кати:
“Не могу говорить. Есть хорошая новость. Продала твой Тодс за 20 тыс. Будешь богатая. Потом позвоню”.
Жалко сумку. Она стоит тысяч сто, если не больше. Мне Яр привёз из командировки. Почти совершенно новая, а приходится продавать за копейки. Ну да ладно, не барыня, обойдусь. Зато заплачу за квартиру и Трегубовой десятку верну.
Я начинаю искать в контактах номер своего арендодателя, но в этот момент раздаётся звонок. Он сам мне звонит. Сердце ёкает. Он же давал время до четырёх, а сейчас только половина третьего. Неужели всё… Нет-нет-нет, не может же вселенная так со мной поступить.
— Алло, — говорю я упавшим голосом.
21. Ценитель поэзии
— Э-мм… Это Семён Борисович, — слышу я на другом конце.
— Здравствуйте, да, я узнала, Семён Борисович — выпаливаю я, чтобы только он не успел сообщить мне, что моё время истекло. — Я достала деньги, не беспокойтесь. В течение часа я вам привезу.
Он отвечает после довольно длительной паузы:
— Не надо.
— Но Семён Борисович, вы же давали срок до шестнадцати часов, ведь время ещё не истекло. Я могу постараться и быстрее привезти.
— Не надо, говорю вам, — зло отвечает он. — Пропала необходимость. Потом отдадите, когда поправите ситуацию.
Я впадаю в ступор, пытаясь понять смысл произнесённого им.
— Вы меня слышите? Деньги можете позже отдать, в течение месяца.
— То есть… то есть вы меня не выгоняете… ой, ну то есть… я могу остаться?
— Да, можете. Что тут непонятного? Говорю же, спешки нет, потом рассчитаетесь.
— Ой. Семён Борисович, спасибо вам огромное! Я вам так признательна! Я, вот увидите, только зарплату получу и сразу расплачусь.
— Хватит паясничать, — недовольно говорит он, — всё.
Телефон отключается. Паясничать? Я ошалело смотрю на экран и ничего не могу понять. Странный тип, этот домовладелец — то одно, то другое, то пятое, то десятое и, наконец, хватит паясничать. С головой у него проблемы, похоже.
Ну и ладно. Главное, можно выдохнуть спокойно и вернуть деньги Трегубовой, а то неудобно перед ней.
***
Катя звонит, когда я уже возвращаюсь домой:
— Привет, вези сумку, покупательница сейчас придёт. Деньги когда надо отдавать?
— Представляешь, позвонил хозяин, сказал, можно не торопиться.
— В смысле?
— Ну вот, как хочешь, так и понимай. Через месяц, говорит, отдашь.
— Вот придурок.
— Не говори. Неадекват какой-то. Я как дура по школе бегала, докатилась, что у завуча десятку заняла.
— Блин, если б не спешка и сумку можно было дороже толкнуть…
Я вздыхаю:
— Когда твоя покупательница приедет? А то я сегодня ещё на поэтический вечер думала сходить. Не знаю успею или нет.
— Да вот, минут через сорок нарисуется, так что давай подтягивайся.
***
Я прихожу к Кате раньше её приятельницы.
— Ну вы как вчера, долго с Сашей сидели?
— Ага, надрались в стельку. А ты чего так рано смоталась? Даже не сказала, что Роб пришёл. С ним что ли уехала?
— Ну да, заходил, а ты как узнала? Ты же его не видела.
