Г: «Я сейчас наберу твой номер, Лика и возьми, пожалуйста, трубку. Это единственный шанс для тебя».
Л: «Ты обещал не стучать в мою дверь сегодня».
Г: «Я не буду стучать. Черт! Я даже не подойду к ней. Я в двух шагах от балкона».
Не дожидаюсь ее ответа и набираю номер, прекрасно зная, что буду делать, если она не возьмет трубку. И какая-то часть моего сознания буквально молит об этом, потому что тогда я перемахну через балкон к ней в комнату, и никакая сила не выгонит меня оттуда до утра.
***
Лика
И зачем я послала Глебу Лисовецкому фото в чулках? Кто в этот момент внедрился в мой мозг и зачем это сделал? Я начинаю жалеть, едва нажимаю «отправить» на телефоне. И мое оправдание весьма сомнительное, оно жжет пальцы. Безумного горячая фотка, которая прилетела от него. Рельефный пресс с капельками воды и низко сидящее на бедрах полотенце, которое не скрывает треугольником уходящие вниз косые мышцы пресса.
И вот сейчас мой телефон воспроизводит волнующую мелодию из заставки к «Триггеру», и я некстати вспоминаю пресс главного героя, до боли напоминающий пресс Глеба. Мне нужно взять трубку, но я не хочу этого сделать, потому что нахожусь преступно близко к тому, чтобы сказать: «Приди и трахни меня». Просто если Глеб явится ко мне в комнату лично, я точно не сумею сказать внятное «нет», поэтому выдыхаю и отвечаю на звонок.
— Я не буду с тобой спать, — сразу же начинаю я, чтобы не давать ложных надежд, а в ответ слышу хриплый волнующий смех, от которого пробегают мурашки. Ну нельзя же так сексуально смеяться.
— А я тебе и не предлагаю, — отвечает он и добавляет с усмешкой. — Пока.
— Зачем же тогда звонишь? Не для того ли, чтобы пробраться ко мне в комнату? — уточняю я. Откуда у него мой телефон даже не спрашиваю. Его не составит труда найти, особенно для Глеба.
— Ты ведь в курсе, что в комнату пробраться совсем несложно. Особенно для меня. В голову гораздо сложнее.
— Зачем тебе в мою голову? — испуганно уточняю я, и с ногами забираюсь на кровать. Интересно, что бы сказал Глеб, если узнал, что сейчас на мне микроскопические стринги и чулки. Его сообщения застигли меня врасплох. Чтобы сделать фотку в чулках, пришлось снять домашний милый комбинезон, а под ним не было ничего кроме трусиков.
— Если бы я знал сам, — тянет он и, словно прочив мои мысли, спрашивает. — Что сейчас на тебе?
— Халат ситцевый в подсолнухах, — не задумываясь, вру я, воскресив в своей памяти самый асексуальный предмет гардероба, который я видела в своей жизни.
— Я не представляю тебя в халате, — отзывается Глеб. — Совсем не твой стиль одежды. Думаю, дома ты ходишь в милых шортиках, возможно, в смешных пижамках, но не в ситцевом халате… а значит, ты врешь. Вопрос зачем, Лика? — голос становится ниже и начинает вибрировать. — Ты голая Лика?
— И как бы я успела так быстро снять чулки? — недовольная его проницательностью, отзываюсь я и тут же прикусываю губу, понимая, что сказала лишнего.
— То есть ты голая, но в чулках… Ты хоть понимаешь, что творишь со мной? Черт тебя подери, Лика.
— Да не голая я, на мне еще трусы, — ляпаю я и понимаю, что сделала еще хуже.
— Стринги?
— Да, — выдыхаю я, не понимая, как вообще все это разболтала Лисовецкому. — Вот зачем тебе эта информация?
— Ты знаешь, сейчас меня разрывает между необходимостью сказать красивую фразу и любовью говорить правду.
— И какова правда? — спрашиваю я, просто потому что наркотик Глеб Лисовецкий хочет от меня именно этот вопрос. Ответ, правда, меня обескураживает.
— Ты займешься со мной сексом по телефону Лика? — с затаенной надеждой интересуется он.
— Что? — удивляюсь я, пытаясь игнорировать соски, которые стали напряженно-болезненными и жар внизу живота. Вот что за сумасшедший мужчина? — Что? Нет! Я никогда…
— Ты поверишь, но и я никогда… — тихо замечает он. — Один телефонный разговор и я отстану от тебя на неделю. Ты сможешь спокойно работать, я не буду мешать и отвлекать. Ты подумаешь…
— О чем я должна думать эту неделю, Глеб? — спрашиваю я.
— О том пригласишь ли ты меня к себе в следующие выходные…
— Тут нечего думать, ты знаешь мой ответ.
— Ну хорошо, но я не намерен сдаваться. Один разговор и на неделю ты свободна от меня. Мы же оба знаем, что будет, когда я положу трубку.
— И что же?
— Я пойду в душ и не для того, чтобы охладиться под ледяной водой, а ты запустишь пальцы в свои трусики…
— Я не…
— Ты хочешь сказать, что, увидев мое фото, не вспомнила вчерашнюю ночь. Не стала мокрая? Ты сейчас мокрая Лика?
— Нет… я не знаю…
— Маленькая врунишка, — смеется он. — Проверь же…
Как завороженная, веду пальцами по шелку трусиков и невольно вздыхаю, чувствуя подтверждение слов Глеба. Легкое касание, а меня пронзает искрой желания. Нужно прекратить это безумие и положить трубку, но я не могу. Этот мужчина меня не отпускает. Он засел в мой мозг, вцепился в него, как пиявка и поработил волю.
Я нарушаю с ним все свои запреты и сейчас, почти не соображая, шепчу в телефон.
— Очень мокрая…
Это ведь не секс. Всего лишь телефонный разговор, который рушит запреты и может спалить в пламени страсти нас обоих.
— Я знаю… — в его голосе больше нет смеха. Только хриплое, волнующее желание, от которого я бесстыдно развожу ноги и, пробегаю пальцами по пульсирующему клитору. Прикрываю глаза и перед внутренним взором отчетливо вижу Глеба, который развязывает узел на полотенце и обхватывает себя рукой. Я хочу его, но ни за что не признаюсь и не приглашу к себе. Это табу, а потом… стыдно сказать, но телефонный разговор, полумрак комнаты и одиночество связывает нас сильнее, чем прошлая откровенная ночь. Мы больше узнаем друг о друге через стоны и хриплое дыхание в трубку, чем через откровенное прикосновение тел.
Я
