оглядываюсь. Че усмехается и протягивает мне зеленый фруктовый лед на палочке.* * *
Историческая часть города застроена зданиями в стиле советского неоклассицизма. Здесь растут старые кривые тополя и аккуратные кусты, много лавочек и памятников ученым и революционерам, скверов и укромных уголков. Фасады жилых домов украшены лепниной, орнаментами и устаревшими лозунгами.
В поисках безлюдного места забредаем в тихую, заросшую кустарником аллею между глухих стен кирпичных многоэтажек. Доедаю мороженое и старательно облизываю палочку.
Че странно раскрепощен: от него пахнет спиртным, всю дорогу он травит анекдоты, припоминает забавные случаи, эпичные провалы и конфузы, но смотрит куда угодно, только не на меня. Прячу разочарование за неизменной улыбкой. Как я могла замечтаться и поверить в то, чего нет? Пьяный треп непринужден, довольно мил, неуместен и совершенно невыносим.
— За сценой наливают всем или отличился только ты? — перебиваю, дернув Че за рукав.
Он останавливается как вкопанный, в зеленых глазах мелькает злость. Упрямо не отвожу взгляд, и его прорывает:
— А ты видела, Солнце, какую фотографию на своей странице разместила эта шалава?! — Его губа еле заметно подергивается, лицо багровеет.
Конечно же, причиной душевных метаний Че все это время была не я. Как самонадеянно было думать, что убогая нищая девочка Таня сместит с пьедестала роскошную Ви! Самое время прекратить бунт и устыдиться, ведь она спасла мне жизнь. Мой удел — смиренно молчать, улыбаться и в совершенстве освоить роль пустого места. Спокойно выдерживаю выпад Че и возражаю:
— Вы расстались. Это случилось больше месяца назад!
— И что?! — Кажется, он вознамерился убить меня, просверлив взглядом дыру в пустом черепе, но я терплю.
— Ты тоже не ангел, вот что, — тихо отвечаю, и Че отшатывается.
Жгучая боль вытесняет из легких воздух. Не надо было ему писать. Дел и так по горло — еще предстоит разогнать скорбящих алкашей, разобрать Валины вещи, помочь матери с уборкой. Сейчас за ней вообще нужен глаз да глаз, иначе запьет — есть повод.
Отворачиваюсь и шагаю к выходу, где в просвете между бурыми кронами сияют сталью крылья вечно взмывающего ввысь самолета, приваренного к постаменту. Смог рассеялся — классно. Значит, слезы выступили не из-за него.
Че нагоняет меня и хватает за локоть:
— Постой! — Оглядываюсь, и ноги подкашиваются: его губы так близко… Он тут же разжимает пальцы. — Прости, я напился… Еще утром. Не рассчитывал тебя увидеть. Не уходи. Надо поговорить.
* * *
Мы возвращаемся к скамейке, садимся рядом, неловко ерзаем. Че, уставившись в стену поверх кустов акации, быстро и нервно произносит:
— Солнце, ты должна знать: я уважаю тебя. Ты запредельный человек и… красивая девушка. — Он кашляет и хрипло продолжает: — Очень красивая.
Боль растворяет огромная надежда — эти слова только что произнес самый красивый парень в городе, парень из сказки! Когда-то о таком я и помыслить не могла. И пусть прямо сейчас он не припадет на одно колено, торжественно обещая вечную любовь, но он меня уважает, а моя внешность нравится ему.
— Че! — Я легонько толкаю его в плечо, но он не прекращает заученный монолог.
— Я не собираюсь оправдываться и делать вид, что…
— Че! — зову еще громче. — Хватит! Ты и не должен. Оправдываться не за что, все хорошо!
Вздрогнув, он обращает ко мне лицо, на котором граничащее с шоком удивление.
— Расскажи лучше, как дела дома? — из последних сил бодрюсь я.
— Дома… — Че хватается за мой вопрос и тут же привычно улыбается. — Отчим, урод, нас оставил, представляешь?
— Да ладно? — Накрываю ладонью его руку. — Вот это новости!
— Оказывается, он давно крутил роман на стороне, мать знала и делала вид, что ничего не происходит. Политика невмешательства — это ее манера. Она спускала ему вообще все, надеялась удержать этого придурка. Не вышло. Но виноват все равно я, потому что «довел папу своими выходками»! — Че ухмыляется еще шире. — Ну и классно. Зато пацаны будут жить нормально. А мне не привыкать.
Я рада и, случись что-то хорошее со мной, вряд ли бы обрадовалась сильнее. Не знаю, когда это началось, но жить с постоянными мыслями о Че стало для меня нормой: его боль — моя боль, его счастье — мое счастье. Он перетянул на себя все внимание и стал для меня всем. Честно, не раздумывая, я бы выпрыгнула за ним в окно. Когда-то подобное у меня было к Ви. Было, но прошло, а к Че — появилось. И сегодняшние потрясения позволили взглянуть правде в глаза: свой выбор я давно уже сделала.
— А как обстановка у тебя? — Че проводит пальцем по моей руке. Завороженно наблюдаю за его движением — оно повторяется снова и снова, заставляя сердце мучительно биться в груди.
— Мой отчим тоже нас оставил. Ушел в лучший из миров. Сегодня простились.
— Ничего себе, Солнце. Соболезную? — уточняет Че настороженно, и я киваю:
— Спасибо. Каким бы он ни был, мне его очень жаль. Он был примером того, как надо жить, если хочешь закончить дни в нищете и одиночестве.
Че крепко сжимает мою ладонь и, все еще пьяно растягивая слова, выдает:
— В последнее время я в каком-то болоте, Солнце. Если не вылезу, и меня ждет подобная участь. Хорошо, что ты ответила на сообщение. — И что-то еле заметное, новое и странное, теплится в его глазах.
Не верю своим ушам и глазам, но даже если мне всего лишь показалось, ничего не могу поделать с улыбкой, с разрывающим душу счастьем, ликованием. Легкий прохладный ветерок треплет мои волосы и рябью проходится по измученной листве.
Глава 27
Мы сидим молча, рука в руке, в счастливой неопределенности еще несколько долгих минут, но улюлюканье, хохот и крики разрывают тишину аллеи, и, продираясь сквозь заросли акации, в ней показывается разношерстная толпа: парни и девочки в яркой одежде, кедах и бейсболках, забрызганных разноцветной краской. Поравнявшись с нами, они растерянно замолкают, многие уставились на Че.
Обратная сторона известности Че пугает и утомляет — поражаюсь выдержке, что он