Мое тело напряжено, каждый вдох причиняет боль. Почему я так поступаю с ней? Почему не могу просто отпустить ее?
— Я могу дать тебе больше, — шепчу я, зная, что именно это она хочет услышать. — Мы можем попробовать и посмотреть, что из этого выйдет, и скрываться от публики?
Чтобы удержать, я обещаю ей то, что она хочет.
Я ублюдок, раз делаю все это, зная, что она хочет иного.
Но ее глаза загораются, мягкая улыбка адресована мне. В них светится надежда, и моя застенчивая девочка возвращается ко мне.
— Правда? — спрашивает она, все еще тяжело дыша, едва оправившись от того, что я уже сделал с ней.
Она понятия не имеет, что должна бежать от меня. И я прекрасно понимаю, что все равно должен ее прогнать. Вместо этого улыбаюсь ей и целую в кончик носа.
— Правда, — отвечаю я и ненавижу себя еще больше.
Глава 18
Джулия
Нет ничего плохого в трауре,
Но только не проходит он легко.
Слезы, горе рядом ходят,
И боль не кончится вот так.
Но нет причин стыдиться боли,
Давным-давно она звалась любовью.
Воспоминания останутся лишь с нами,
Они вернутся, надо только ждать.
Нет причин для воспоминаний. Я не понимаю, что могло бы вызвать их. Мне не в чем себя винить.
Обнаженная, я лежу в объятиях Мейсона, уставившись в ноутбук. Нет ни одной чертовой причины, по которой мне стоит думать о Джейсе, но я это делаю.
Не хочу. Поднимаюсь выше к спинке дивана и пытаюсь выбросить из головы его улыбающееся лицо. Когда я просыпалась утром, Джейс убирал волосы с моего лица и быстро целовал. Всегда в губы, как бы я ни старалась увернуться. Он полагал, что это мило, хотя я не хотела, чтобы он чувствовал мой запаха изо рта.
Такие легкие и веселые моменты, которые мы разделяли, так прекрасно подходя друг другу, больше всего вызывают боль. Я тяжело вздохнула и попыталась успокоиться, не обращая внимания на пристальный взгляд Мейсона.
Можно подумать, что я испытывала счастье только тогда, когда у меня был любящий мужчина, которого любила сама. Можно сказать, что я рада, что у меня был кусочек счастья, а не испытываю грусть, что все закончилось. Но, по правде говоря, я не могу этого сказать. Не могу и не хочу.
— Что случилось?
От глубокого голоса Мейсона я чувствую себя еще хуже. Я пытаюсь двигаться дальше, но это не так просто.
Сглатываю комок в горле и натягиваю на плечи темно-серый плед.
— Отвлеклась, — признаюсь я, хотя не могу смотреть ему в глаза. Надеюсь, он не будет расспрашивать.
Когда Мейсон притягивает меня к себе и целует волосы, я слышу его тяжелое дыхание. Я не жду от него нежных прикосновений.
Он кладет руку мне на бедро и водит большим пальцем взад-вперед по голой коже. Я жду, но он молчит.
Ноутбук валится с ног, когда я пытаюсь приблизиться к нему, наслаждаясь теплом, нуждаясь в большем. Это так неправильно, не так ли? Расстраиваться из-за смерти мужа, находясь в объятиях любовника.
— Иногда… — Мейсон начинает говорить именно тогда, когда мой взгляд тускнеет и слова на экране начинают расплываться.
Я делаю глубокий вдох и прекращаю это дерьмо. Слезы никогда не помогали. Все без толку.
Мейсон прочищает горло, пока я вытираю глаза, мои щеки пылают от смущения, а сердце бешено колотится.
— Когда умерла моя мама, меня иногда выводили из себя самые странные вещи.
Я удивлена признанием Мейсона и благодарна, что он говорит о себе, а не обо мне.
— Сожалею о твоей маме, — говорю ему мягко, мой голос звучит немного резче, чем хотелось бы.
Я смотрю ему в глаза, которые светлее, чем обычно, может быть потому, что вокруг нас темно. Только сияние его и моего ноутбуков, да городских огней за большим окном гостиной дает мягкий свет в комнате.
Он наклоняет голову набок, заправляя волосы мне за ухо, и я прижимаюсь щекой к его ладони. У него очень большие руки, грубые, но теплые. Идеального размера.
В глубине его груди возникает гул. Короткий, но звучащий одобрительно.
— То, что ты все еще испытываешь боль — это нормально, — говорит он. — Нормально поплакать и выплеснуть боль, даже если у тебя нет сил.
Мое сердце бьется все сильнее, мне становится труднее дышать. Я ищу что-то в его глазах, а он, должно быть, видит панику в моих.
— Или мы можем заняться чем-нибудь еще? — предлагает он.
— Чем, например? — спрашиваю я его.
Он цокает языком, пристально глядя мне в лицо, но не в глаза. Наконец убирает руку и набирает что-то в строке поиска на своем компьютере.
Удивленный вздох срывается с моих губ, когда на экране появляется книга стихов Роберта Фроста.
Я с любопытством смотрю на Мейсона, и он гладит мои волосы, прежде чем притянуть мою голову к себе на плечо. Устраиваюсь поудобнее, когда он предлагает почитать мне стихи.
В этот момент мое сердце болит. Нет, не из-за потери. Сейчас у меня есть что-то крайне прекрасное и я испытываю огромную благодарность, что мне все еще доступны подобные моменты.
— Пожалуйста, — шепчу я и киваю ему в плечо.
Я могла бы часами слушать его глубокий, грубый голос, читающий стихи.
Могла бы целыми днями наслаждаться его теплыми объятиями.
Я могла бы навсегда остаться здесь с этим человеком.
Глава 19
Мейсон
Ты знаешь в глубине души, что правдой это быть не может.
Исчезнет это словно дым, тогда есть ли смысл держаться.
Но в тот момент ты хочешь верить и любить,
Ведь эти чувства греют душу, а не тело.
Так не должно быть. Это не должно стать чем-то большим. Я наблюдаю, как Джулс слизывает мороженое с ложки, и бездумно смотрит новости.
Блокнот на коленях, ручка в руках, она что-то писала, когда я вошел. Сейчас четыре часа утра, а она не может уснуть.
Каждый вечер перед сном мама угощала меня мороженым. Мне следовало находиться в своей комнате и лежать под одеялом, но вместо этого я каждый вечер получал порцию мороженое. Всевозможные вкусы, я никогда не был особо разборчивым. Но мама всегда предпочитала клубничное, ее любимое.
Джулс бросает на меня кокетливый взгляд.
— Хочешь? — спрашивает она, двигаясь по-кошачьи и подползая ко мне.
Я отрицательно качаю головой, но чувствую легкую улыбку на своих губах, когда обнимаю и кладу руку ей на бедро, чтобы придвинуть ее ближе к себе.
Она тихо стонет, зачерпывая последнюю ложку вишневого мороженого. Похоже, она делает это преднамеренно, но Джулс смотрит в телевизор, делая вид, что я ошибаюсь. Слегка приподнимаю задницу с дивана и поправляю пижамные штаны.
Она смотрит на меня, краснеет и проводит рукой по моей обнаженной груди.
— Как мило, что ты угостил меня, — говорит она с особым выражением в глазах. Взгляд, который сообщает мне, что я сделал ее счастливее. — Спасибо, — добавляет она и легонько целует меня в плечо.
Я не возражаю. Честно говоря, я тоже не могу заснуть. Я почувствовал, как она уходит, ощутил отсутствие ее тепла в тот момент, когда она встала с кровати. Для такой грациозной женщины она достаточно шумно встает с постели.
Дал ей несколько минут, чтобы посмотреть, чем она будет заниматься. Затем заглянул в дверной проем, наблюдая, как Джулс потерялась в своих мыслях, как сидит, скрестив ноги, на диване, наклонившись и строча, словно сумасшедшая. Только когда Джулс заплакала, я вошел в комнату. Я подумал, что она нуждается во мне. Полагал, это из-за него.
Но Джулс сказала, что это слезы счастья, закрытия того периода в ее жизни. Не знаю, почему это причиняет мне еще большую боль.
— Нет проблем, я все равно встал.
— Ты ходил на пробежку? — спрашивает она, доедая мороженое и глядя на меня.
