маму, любит ли она меня. Ответ помню до сих пор: «Я люблю только себя, да и то по праздникам». Скорее всего, она не хотела меня задеть, просто так была устроена - не быть откровенной даже с собственным ребенком. Не понимала, что глупой присказкой нанесла мне тяжелую рану.
Я не помнила ласковых слов или объятий. Возможно, даже в детстве мама не любила меня, даже не хотела моего рождения. Я свыклась с этой мыслью, принимая как факт. Отболело. Если раз за разом бьешься об стену лбом, со временем перестаешь даже пытаться. Равнодушие приходит на смену отчаянью и боли. Человек не может постоянно страдать. Есть механизмы, которые защищают психику от разрушительного воздействия бесполезных чувств.
Я не просто не любила мать, я даже перестала чувствовать вину за отсутствие самого естественного из видов любви. Родителей не выбирают, но и любить ее я не обязана. В ситуации, когда она услышала про изнасилование, только поначалу старалась строить из себя заботливую мамочку, но почти сразу же перешла к оскорблениям, чтобы дать понять – я сама нарвалась, сама виновата, такая, как я, кто бросил родителей и сестру, вечно находит приключения на свою пятую точку. Стало противно, но удивляться? Нет, я нисколько не удивлялась.
Привычно отбросив подальше от себя мысли о нападках матери, я стала размышлять о лжи Марата. Почему он выставил себя моим защитником? Почему меня заставил Ивару одну версию выдать, а родителям скормил другую, сказочку про благородного «старшего братца», который дает приют сирым и убогим, совершенно ничего не требуя взамен? Мать Тереза, блин! Захотелось немедленно схватить телефон, позвонить и потребовать ответа, но он совершенно разрядился, да и при маме выяснять отношения нельзя. Обязательно подслушает, и потом проблем не оберешься.
Осторожно открыв дверь, вышла из ванной и прошла в кухню, где на диванчике восседала маман с чашкой в руке. Чистота была безукоризненной, что меня удивляло. Ведь раньше мать ненавидела домашнее хозяйство, которое ограничивало ее творческую натуру.
Жаль, что мы не помним своего детства в подробностях. Я правда хотела бы помнить те счастливые моменты, о которых постоянно талдычила мать.
Светлана Астафьева, отличница, красавица, выпускница журналистского факультета и в дальнейшем репортер передового издания, по долгу службы встретилась с мэром города К., моим отцом. Валерий Геннадьевич Лукьянов влюбился в молодую вежливую девушку с первого взгляда. Конечно, внешность избранницы для него, как для каждого мужчины, имела значение. Мама и вправду была красивой женщиной, она и сейчас выглядит отлично, только жизненные испытания добавили нестираемые печати злости и усталости на ее длинное породистое лицо. Глаза излучали недовольство - казалось, они всегда обвиняют тебя в чем-то, даже если ты ничего не делал.
Уж не знаю, какие чувства испытывала мама от внимания такой важной персоны, но уверена, что, если бы она даже не любила богатого и влиятельного поклонника, родители бы быстро научили ее уму-разуму и убедили принять предложение.
Женились быстро, родилась первая дочь, назвали в честь отца. Мама постоянно рассказывала об этих счастливых временах, как богато, роскошно жили, как путешествовали, ели деликатесы, ни в чем себе не отказывали.
Только случилось событие, после которого все пошло вкривь и вкось. Отец всегда был человеком несгибаемым. Не лучшее качество политика. Не поделился с кем-то, в итоге обвинили во взяточничестве и махинациях. «Кто в России не ворует? – орал отец, когда во время расследования сидел под домашним арестом. – Все берут, и я беру!»
Но с такими доводами далеко не уедешь. Отца не посадили, но пост он, что и следовало ожидать, потерял. У него были акции нескольких крупных предприятий, в лихие девяностые он был бандитом, занимался рэкетом. Когда зажил честной жизнью, вложил заработанное в акции, занялся политикой.
Даже после смещения с должности недостатка в деньгах не было. Всей семьей переехали в Москву, где отцу предложили малозначительный пост в правительственном аппарате, который он занимал по сей день. Но все знали, что Лукьянов проворовался, и хоть со временем людская память стерлась, папа ничего не забыл. Люто ненавидел своих вышестоящих коллег, мечтал отомстить тем, кто его сдал, а отрывался на матери. Запил, загулял, даже пропустил ее вторые роды. Вернулся после загула, а у него дочка вторая. Пьяный, он махнул рукой на мать и выплюнул: «Слабачка, даже сына не можешь родить!» После этого и началась черная полоса, которую я помню досконально. И которую так хотелось бы забыть. Мне тогда было десять лет, а я уже умела ухаживать за младенцем, могла прибраться дома, приготовить еду, ходила в магазин и аптеку. Папа пьянствовал и дебоширил, изменял матери. Они ругались, даже дрались.
Помню, как мать дубасила отца всем, что под руку попадется. Юлька заходилась плачем, я пыталась ее успокоить, а сама тихо шептала: «Мамочка! Папочка! Не надо!». Мне все казалось, что я в чем-то виновата, потому что мать всегда была мною недовольна. Что бы я ни делала, она всегда ругалась. Выхватывала у меня из рук тряпку, когда мыла посуду, и приговаривала: «Или ты делаешь хорошо, или не делаешь никак!».
И начинала сама яростно драить посуду, гремя тарелками. Кричала на меня, оставляла нас с Юлей и куда-то уходила. Как я потом поняла, она выслеживала мужа, пытаясь вернуть. Умоляла не бросать семью. Отец от того, что она унизилась, наполнялся чувством власти и на короткое время возвращался домой и к нормальной жизни.
Но, раз за разом таскаясь на нелюбимую работу, понимая, что путь наверх заказан, снова пускался во все тяжкие. Тогда было мне трудно понять, как можно так зациклиться на мужчине. Уничтожать саму себя и жить только им, забрасывая детей, да и всю свою жизнь, как будто становишься чьей-то частью, а не самостоятельной личностью, не существуешь без него. Почему перспективная журналистка не смогла с достоинством прекратить безнадежные отношения. Так живут миллионы женщин.
Зачем было цепляться за отца, который ее ни во что не ставил? Я по сей день не понимаю мать, она для меня чужой человек, шкатулка, полная секретов. Мы никогда не говорили по душам. Все, что я видела в детстве, только недовольство и нагоняи, тяжкий труд и учебу без помощи взрослых. Но я любила мать, боготворила отца, обожала сестренку. Я не подозревала, что можно жить по-другому, не в роли служанки
