на меня из окна надвигалась серая хмарь родины. Бугристые серые тучи готовы были лопнуть дождем, превращая улицы в затопленные траншеи.
- Расскажешь все-таки, что случилось? – миролюбиво спросила мать.
Наступил тот самый роковой момент, когда передо мной раскинулись две дороги. Как в сказке, когда перед героем лежит огромный камень с надписями. Налево пойдешь – смерть найдешь… Совру матери – подтвержу версию Марата, нагромождая новые и новые баррикады лжи. А что, если он снова все переиначит? Я с ума сойду, пытаясь понять его замысел! А если скажу правду… И тут пришло осознание, что не получится. Словно рот запечатан. Как я вообще кому-то могу подобное рассказать?
- Я на банкете себя неуютно почувствовала, - начала я с правды, - поехала в клуб. Мне Катя позвонила. Соскучилась, говорит, приеду за тобой на такси. Мы там недолго побыли, как подошел к нам парень, бугай такой, лысый, с брюшком. По виду богатый мажор. Предложил выпить. Мне показалось, что Катя знает этого парня. Потом посидели, потанцевали. А потом он затащил меня в… - Я запнулась, опасаясь, что Беркутов рассказал какие-то подробности, а я буду противоречить. Но позволила себе не закончить фразу. Пусть мать спишет на волнение. - Марат вовремя успел. Собственно, больше и рассказывать нечего. Ты от него все знаешь.
- В наше время такого не было, Валерия, чтобы пойти на танцы, а тебя в кусты тащат. Сейчас столько грязи. Наркотики, таблетки, энергетики, кальяны. Люди не могут расслабляться без допинга. Накачаются дерьмом и думают, что им все позволено. Особенно мажоры эти. Марат, конечно, не такой. Его деньги не испортили. Я что думала – что он ненавидит тебя люто. За то, что уехала, оставила его тут маяться. А он, видишь, какой благородный? Не ценила ты его, Лера. Надо было немного перетерпеть, пока у него в башке дурь играла и он с отцом не знался. А теперь Марат в его охранном агентстве на первых позициях. Взялся за ум. Хотя чудачил, дай боже.
- Что ты имеешь в виду под «чудачил»? – спросила я, прерывая мамину тираду.
- А ты не знаешь? Он же пил по-черному, не просыхая, с плохой компанией связался, брата туда затащил. Динар же подсел на наркоту. Лер, не стыдно тебе не знать такого? Хотя о чем я? Ты от родни отгородилась, что тебе до бывшего парня!
- Мам, может, хватит уже? Я не отгораживалась ни от кого. Просто работать уехала, причем на время. А Марат… Люди встречаются, люди расходятся. Не я первая такая. Ты не преувеличиваешь? Марат сейчас не похож на запойного пьяницу, да и Динар – на наркомана.
- Хочешь сказать, я придумала? Пф! – фыркнула мать. – Да я с их матерью на телефоне столько времени проводила, что ухо болело. Люда плакала, не знала, что делать. Все говорила, что вот бы тебе вернуться. Что тогда Марат за голову возьмется. Татарин сыновей грозился наследства лишить, от Динара машину отобрал, чтобы не продал. Квартиру переписал на Марата. Тяжкое время было. И ты еще худшего не знаешь.
- Ты меня пугаешь, мама. Говоришь как будто о других людях. Я с Маратом сутки провела, у него в загородном доме целый бар, а он ни капли в рот не брал. Динар тоже был в порядке, когда я его видела.
- Пьянка до добра не доводит, Лера. И наркотики. Младшего Татарин в крутой диспансер запихнул, а вот у Марата беда. Скоро суд будет. Ты только не распространяйся особо. Дело замяли, Виола помогла. Она помощница судьи. Они так и познакомились. Как в романе. Он подсудимый, а она – помогает судье вершить правосудие. Лера, ты сейчас меня слушай внимательно.
Мамины глаза загорелись тем самым огоньком, который появлялся, когда дело пахло жареным. Она, как всякий журналист, любила горяченькое. А мне стало противно, что почти родные люди способны вызывать в ней трепет охотника за сплетнями. Мама моего выражения не заметила, шпарила без остановки:
- Мы Марата знаем с детства. И не верим, что он ту малолетку изнасиловал. Но дело серьезное. Свидетелей море, как они на блат-хате проснулись в обнимку в одной постели. Марат думал, что ей восемнадцать есть. Сейчас девки такие, что накрашенными и на двадцать пять выглядят. Акселератки. Наш Марат – парень видный. Она ему явно сама в трусы полезла, а теперь хочет денег отжать. Кто знает, может, у нее такой заработок. Разводит богатых парней на деньги, пользуется законом. А если и было у них что, так точно с ее согласия. А теперь разводит нюни, говорит, что силой ее взял. Но вроде как до суда не дойдет. Заберет заявление, когда о сумме договорятся. Гадко это все, Лера. Не думала, что Марат до такого скатится. Ведь мальчишки у меня на глазах выросли. Но, согласись, зачем парню из-за мелкой прошмандовки жизнь портить?
- А сам Марат что говорит? – спросила я о том, что интересовало больше всего. Рассказ мамы поверг в шок.
- Да его никто не спрашивает ни о чем. Не хотим тревожить. Он же после твоего отъезда, как раненый зверь, огрызался на любое слово. Оставили мальчика в покое.
- А мальчик ушел в отрыв… - пробормотала я, прислушиваясь к себе. Какие же мы, люди, сложные натуры – не о девочке я думала несчастной, изнасилованной или манипуляторше, не о суде или грозящей Марату тюрьме, а о том, что все, что с Маратом происходило, делалось без моего малейшего участия.
Почему, расставаясь с человеком, мы глупо верим, что жизнь его останавливается, что он практически умирает без нашей драгоценной особы? А жизнь его меж тем идет своим чередом, затейливыми линиями, резкими зигзагами. Дышалось ему без меня хорошо! Хватало дыхания, чтобы по блат-хатам шляться, девок соблазнять, и даже на суде красавчик Марат умудрился найти себе бабу. Спасительницу, мать ее! От злости сжались кулаки, защипало глаза от нежданных слез. Чувства рвались из меня, но говорить не могла при маме – сработала застарелая привычка не доверять и высказываться осторожно, чтобы она мои же слова против меня не использовала – поэтому вскочила, чтобы уйти к себе.
- Но с тобой-то он повел себя благородно, Лера! –
