повезло больше – он застал и её первые шаги, и первые слова. Читал ей на ночь книжки и укладывал спать, когда Света пропадала на ночных сменах. С Лёвой всё было иначе. Никита наблюдал за его взрослением, словно просматривал нарезку кадров из фильма. Вот он уже сидит, а вот – ходит, а когда пополз Никита так и не застал. Уже не вспомнить. Вот он плачет, когда видит его пальто, пугается и вцепляется в ногу Светы. А вот уже забирается на колени и сосредоточенно сопит, пальчиками гладит щёки… Иногда казалось, что между ними никогда не будет связи, той безусловной, что возникла между ним и Алиной с первого взгляда. Никита искренне пытался, не получалось. И то, что сейчас Лёва сам потянулся к нему, начиная доверять и узнавать, наполняло счастьем, так необходимым сейчас.
Со Светой они не пересекались. Провожая детей до дома, Никита осторожно расспрашивал их, где мама и, только убедившись, что её нет, доводил до дверей. Если она была дома, всегда останавливался у поворота. Сегодня увлёкся, забыл, и, как итог – столкнулся на пороге.
– Никита.
Она отступила, пропуская детей. Едва удержалась, чтобы не положить ладони на горло – так быстро подскочило вверх сердце при встрече. Злость на него не улеглась, напротив, стала сильнее, в ней зазвучали новые ноты – ревность. То, с каким восторгом Алина и Лёва рассказывали об их встречах, наполняло жгучей желчью. То, как легко он вписался в их жизнь, когда столько лет был максимально отстранён, будило новые обиды. Света часто вспоминала их последнюю встречу, служащих, благодаривших за работу, и признавала – слышать это было приятно. Для людей он был авторитетом, а она не замечала ни его заслуг, ни его работы. Видела лишь пустое место в кровати и вопрос «Где папа?» в глазах детей. Но все слова, все пожелания не смогли вытеснить обиду. Это было так несправедливо: осчастливить сотни незнакомцев и сделать несчастной семью. Света думала об этом снова и снова, и короткий миг гордости за мужа быстро испарился. А сейчас он вдруг стал любящим, заботливым отцом, она же постепенно превращалась в злобную мегеру, срываясь при малейшем поводе на детей, прекрасно понимая, что они совершенно ни в чём не виноваты. Глядя на их довольные улыбки, Света стискивала кулаки до хруста, глуша обиду – у неё, в отличие от Никиты, сейчас не было и минуты свободного времени, чтобы провести его с ними. В больницу доставили новое оборудование, она просто не могла уходить раньше, решая сотню административных вопросов, споря до хрипоты и проверяя десятки смет. При этом никто не отменял привычную работу, и Света чувствовала, что начинает тонуть в делах, не имея возможности вынырнуть и глотнуть свежего воздуха. И вот, Никита стоит перед ней, забыто, но так привычно расслабленный, свободный. Свободный и от работы, и от неё.
– Света. – Он кивнул и отступил, не пытаясь даже заглянуть через её плечо в дом. Не был тут месяц, сердце глухо заныло. Несколько шагов, родные запахи, привычные вещи – слишком тяжело.
– Может, зайдёшь? – вдруг предложила она, заметив, как дрогнули, ссутулились его плечи.
– Нет, – Никита слабо улыбнулся глазами. – Не в этот раз. Доброй ночи.
Он медленно пошёл по дороге, поднимая облачка пыли. Майский вечер размывал его фигуру в сумерках, последние лепестки отцветающих яблонь вихрились под ногами. В такие ночи хочется гулять, держась за руки, в молчании, разделённом на двоих. И целоваться, пока не подогнутся колени… Света вздохнула и закрыла дверь.
Он медленно пошёл по дороге, поднимая облачка пыли. Майский вечер размывал его фигуру в сумерках, последние лепестки отцветающих яблонь вихрились под ногами. В такие ночи хочется гулять, держась за руки, в молчании, разделённом на двоих. И целоваться, пока не подогнутся колени… Света вздохнула и закрыла дверь.
Как же сильно он по ней скучал! Заставил себя не искать встреч и честно выполнял данное себе обещание, а сейчас увидел, и хрупкий контроль снова полетел к чертям. Упасть на колени, обнять, просить прощения за всё, в чём она захочет его обвинить – он был готов пойти на это. Пошёл бы, если бы знал, что это поможет. Но он уже просил, уже умолял, и пережить второй отказ точно не смог бы. У гордости тоже есть предел.
– Никита! – Генка поджидал у дома, взмахнул рукой, как только его увидел.
– Не говори, что ждал меня, – хмыкнул Никита, но тут же нахмурился: – Что-то случилось?
– Случилось, – серьёзно кивнул Генка. – Пойдём к тебе, дома расскажу.
В молчании они поднялись на верхний этаж, разулись и прошли на кухню. Никита включил свет, чайник, повернулся к другу.
– Так что случилось?
– Марк вернулся.
Марк… Первая любовь Светы, холодный, красивый черноволосый парень, который всегда смотрел на неё, как на пыль под ногами. Генка наблюдал за реакцией Никиты, но тот ничего не делал. Только стоял и молчал, уставившись на холодильник. Пожал плечами, медленно кивнул самому себе и потянул маску вниз. Потёр подбородок.
– И что? – спросил наконец.
– В смысле «и что»? Ты меня вообще услышал?
– Марк вернулся, – безразлично повторил Никита. В чайнике зашумела, нагреваясь, вода. «Скоро надо выключать», – отстранённо подумал он. Автоматически достал чашки и заварник, понюхал скрученные листы чая в железной банке.
– Чувак! Хоть при мне не строй из себя статую! – взорвался Генка, схватил за локоть так резко, что чай просыпался на стол. – Что, если он вернулся, потому что узнал о вашем расставании со Светой? Ты об этом не подумал?
– Света давно его разлюбила, – ответил Никита. Замер. Понял. Его она тоже вроде как разлюбила, он больше ни в чём не может быть уверен. Генка давно его отпустил, Никита даже не заметил. Медленно убрал в сторону чай, обхватил обеими руками столешницу и низко наклонил голову. Вдох-выдох, боль, страх, отчаяние. Обречённость. – Если она захочет быть с ним, я не смогу помешать, – проговорил глухо. – Не смогу и не буду.
– Твою мать! Ты вообще идиот?! – Генка схватил его за плечи, встряхнул, заставляя посмотреть в глаза. – Твою жену вот-вот могут увести, а ты говоришь «не могу и не буду»?!
– Говорю! Говорю и буду говорить! – зло рявкнул Никита, сбрасывая его руки и запуская пятерню в волосы. – Я ей не хозяин! А она, вполне возможно, скоро перестанет быть моей женой! Что прикажешь мне делать? Приковать к себе? Кого, Свету? – он горько рассмеялся собственной нелепой шутке.
– Может, вам надо поговорить? До того, как она узнает?
