Она скрещивает руки на груди и склоняет голову на бок, когда смотрит на Давида. Её красивые губы кривятся в полуулыбке.
— Ника! — я слышу в голосе Давида неподдельную радость, когда он отпускает мою руку и разводит свои руки в стороны. Блондинка не медлит и бросается на него. Обхватывает за шею и висит на нем. Пока я испытываю странные эмоции. — Когда ты приехала? — спрашивает Давид, когда они отстраняются.
Блондинка или Ника бросает на меня быстрый взгляд, а потом снова смотрит на Давида. — Вчера вечером. Никита рассказал мне, что я пропускаю все веселье, поэтому мне пришлось поменять билеты. — улыбается она. Её светлые блестящие волосы распущены и струятся волнами по спине и плечам. Она одета в голубые джинсы и кремовый топ с открытыми плечами. — Красивая — говорит она и заговорщицки поглядывает на Давида, а потом двигается и становится напротив меня. Я замечаю, что она высокая и невероятно красивая. У неё круглое лицо, ровный нос, красивые губы, нижняя пухлее, чем верхняя и просто потрясающие бледно-голубые глаза. Такие же, как у Давида. — Я — Николина — говорит она и протягивает мне руку. Я пожимаю и чуть не вскрикиваю от неожиданности, когда она притягивает меня к себе и обнимает. Я обнимаю её в ответ и мы быстро отстраняемся. Она по-прежнему смотрит на меня, и я чувствую себя словно экспонат на выставке.
В комнате повисает неловкое молчание, которое, похоже, никто не собирается прерывать.
22
Ужин в доме Давида оставляет после себя приятное послевкусие. За столом никто не ссорится, а даже наоборот, смеются и придаются воспоминаниям. Артем рассказывает истории из детства.
Приезд Ники это лучшее, что случилось в этот вечер, потому что она дарит Давиду радость. Он искренне улыбается и даже смеется, когда Ника рассказывает о своей учебе и недавних концертах. Признаюсь, что ощущаю неприятный укол ревности, когда она забирает на себя всё его внимание и может вот так легко его рассмешить. Между ними сильная связь, которая позволяет им общаться без слов, и все-таки я улыбаюсь, когда наблюдаю за тем, как они взаимодействуют.
Мне становится гораздо легче, когда её внимание перетягивает на себя Никита и мне немного стыдно за то, что я ревную Давида к его сестре. Каждый из братьев участлив в её жизни, они расспрашивают её буквально обо всем, и я снова чувствую укол, но не ревности, а боли. Братья поддерживают Нику, верят в неё и самое главное подарили ей возможность осуществить мечту.
Не смотря на то, что папа говорил гадости, это прекрасная семья, и я очень хочу быть их частью.
Ника не улыбается, когда я ловлю на себе её взгляд, но и не проявляет открытой враждебности. Мне кажется, что она присматривается ко мне и я снова ловлю на себе её взгляд, когда касаюсь Давида или прижимаюсь к нему после ужина, когда надеюсь, что никто не обращает на нас внимания.
Когда я позже возвращаюсь домой, мама снова в гостиной в компании ноутбука. Мы не говорим, она лишь поднимает на меня глаза. Ведет себя так, словно из-за меня рухнул мир. Я знаю, что она пытается вызвать у меня чувство вины и хочет заставить делать так, как они просят. Папу я не вижу несколько дней, но с последнего нашего разговора отношения между нами не меняются.
Когда мы, наконец, встречаемся за завтраком спустя несколько дней, он сердит на меня. Мы с ним не разговариваем, потому что он снова начинает повторять то, что я уже слышала, а потом напоминает мне, что ни за что не примет Давида как моего парня. Я вздыхаю, но ничего не говорю на это. Я до сих пор прокручиваю в голове то, что он дал мне две недели, одна из которых пролетела молниеносно. Интересно, что будет когда истекут обе?
Алина ведет себя странно со мной, она как будто ревнует меня к Давиду и к тому, что теперь он занимает всё мое свободное время. Так же я узнала от неё, что она до сих пор злится из-за того, что я не осталась с ней, чтобы поддержать, когда она была в ссоре со своим парнем, а вместо этого уехала с Давидом и вообще, у неё довольно много претензий.
— Просто потрясающе — говорит Давид и склоняет голову на бок. Я вижу восхищение в его голубых глазах и по телу разливается тепло. — детка, ты очень талантливая.
Сегодня я, наконец, решилась показать Давиду свои картины. Это далось мне тяжело. Пока мы ехали сюда, я чувствовала тяжесть во всем теле и дикое сопротивление. Я боялась реакции Давида и того, что это может меня снова ранить. Глупо было бояться открыться ему, потому что он уже был очарован моей работой в кофейне.
Он осматривается, и я вижу, как его взгляд задерживается на многих моих работах. С его появлением кабинет кажется таким маленьким. Я ловлю его взгляд и кусаю верхнюю губу. Он такой красивый, когда смотрит на меня с таким восхищением и теплотой. Его бледно-голубые глаза становятся ярче, а лицо освещает улыбка.
Я влюблена в Давида по уши и влюбляюсь каждый новый день.
Он проходит вперед, и трогает разложенные кисти, и тюбики с красками. Которые лежат на столе в углу. Над столом висят полки, там у меня стоят свечи, краски, стакан с использованными кистями, которые я не использую уже какое-то время. Рядом со столом на полу стоят картины, которые я рисовала в прошлом на конкурсы и когда еще училась в художественной школе. Напротив стоит небольшой диванчик, который купила для меня Аня на распродаже. Он немного потрепан, но отлично вписывается в эту комнату. Мне нравится, что здесь большое окно и солнечная сторона. Прямо сейчас солнце хозяйничает здесь, лаская своими лучами мольберт, стоящий близко к окну и разложенные перед ним краски. Графин с водой, который стоит на подоконнике ловит солнечные лучи и блестит.
Я делаю глубокий вдох, и мой нос заполняет запах лимона. Я улыбаюсь, потому что Аня принесла этот диффузор в тот первый день, когда я сняла кабинет. Аня говорит, что запах лимона повышает творческий потенциал, а мне этот запах напоминает о том дне. Я как будто снова и снова проживаю, этот приятный момент и забываю обо всем, что творится за стенами моего кабинета.
— Ты могла бы работать с Темычем, например рисовать эскизы. Он будет в полном восторге, когда увидит твои работы. — говорит Давид и листает мой альбом с набросками, которые я делала карандашами. Иногда я рисовала на уроках, когда мне бывало скучно. Он бросает на меня быстрый взгляд, а потом снова возвращается к моему альбому. — Давай просто покажем ему это. — я киваю, но испытываю странные ощущения смесь страха и предвкушения. Сцепляю пальцы вместе и шумно выдыхаю. Давид берет альбом, а потом сокращает расстояние между нами и заглядывает мне в лицо — Твой отец не прав, когда не поддерживает тебя. Ты рисуешь потрясающе, детка, и могла бы связать с этим свою жизнь. Думаю, ты должна сказать ему об этом.
— Я не могу — говорю я и поджимаю губы.
— Можешь, просто ты привыкла быть хорошей девочкой и делать то, что они тебе говорят. Я видел как он давит на тебя а ты молчишь. Почему?
Я пожимаю плечами. — Они постоянно твердят о том, что хотят для меня лучшего и пытаются помочь определиться с выбором. Папа ненавидит, когда я говорю о рисовании, потому что хочет, чтобы я работала с ним.
Давид хмыкает. — А чего хочешь ты? — спрашивает Давид, я вижу, как горят любопытством его глаза. Он улыбается мне своей фирменной улыбкой, от которой у меня все внутри переворачивается. — Давай же, детка. Я не буду смеяться, клянусь. Мне действительно интересно. Ты интересна мне с тех пор, как я впервые тебя увидел. То, как ты смотрела на мою тату, как будто видела её намного глубже, чем остальные.
— Я вообще-то хочу рисовать. — говорю я и вздыхаю. Мне как будто становится легче, когда я признаюсь ему. — Я бы хотела выставляться, хочу, чтобы люди видели мои картины и наслаждались.
— Тогда тебе стоит рисовать и бороться за это. Покажи своему отцу, как это важно для тебя, перестань поддаваться ему и борись за то, чего хочешь. Я буду рядом и буду тебя поддерживать — он протягивает руку и касается моей щеки. А потом наклоняется и целует меня.
