Уже сонные глаза распахиваются, когда вижу Веру на пороге.
— Пусти.
Она решительно задвигает меня внутрь, а сама набрасывается с поцелуями, едва дверь за её спиной закрывается. Иногда она может быть очень решительной.
Не могу сопротивляться её нежному напору, отвечаю, а сам ругаю себя за эту слабость.
— Вера, Веруня, нам нельзя. Не здесь. Ты точно сумасшедшая.
— Да, я сумасшедшая, — шепчет отчаянно, — неделю тебя не видела, конечно, сумасшедшая. Что прикажешь делать, когда ты тут, рядом, в нескольких метрах, а завтра снова уедешь надолго.
— Всего на несколько дней.
— Всего на несколько дней, — с тяжким вздохом передразнивает.
Качаю головой и, не сдержавшись, целую. Действительно, сложно сопротивляться, когда она рядом. Мягкая, живая, волнующая, желанная. Моя и не моя…
Иногда мы встречаемся, но реже, чем прежде. И я больше не увожу её из города, опасаясь, что её перемещения контролируют. Да, наверняка, так и есть. И уж тем более, не зажимаю её в углах родительского дома, если приезжаю сюда.
— Возвращайся к себе.
— Я хочу остаться, — упрямится.
— У тебя что, нервы стальные, пощекотать захотелось? — глажу её бока, и Вера хихикает. — Если нас застукают…
— Да и пускай. Может, всё проще станет.
— Нет, малыш, всё только больше усложнится. Потом здесь везде камеры, ты уже, наверняка, попала на них.
У Веры всё просто.
— Сотри запись.
— Я не всесильный и не имею доступа ко всей охранной системе.
— Тогда плевать.
Хочется ей поверить, но мой опыт и моё понимание ситуации всё-таки более верное. Я итак рискую, встречаясь с хозяйской дочкой втихую, но заявиться сейчас к Петру Алексеевичу и прямо в лоб выдать, что у меня к Вере самые искренние чувства, будет глупо и чревато последствиями.
Сначала мне надо перестать работать на него, а дальше… дальше посмотрим.
Никогда я семейству Сергеевых ровней не стану, но могу показать, на что способен на перспективу.
Мы с Верой самозабвенно целуемся, это действительно сложно — удержаться и не утащить её в постель. Но я уже сам дал себе зарок, что если мы и обнажаемся, то только на моей территории. Жаль, конечно, что сейчас это происходит редко. Мне не хватает Веры в той мере, в какой я жажду её присутствия в своей жизни. Но так будет лучше.
Наконец, я её выпроваживаю, как бы больно не было.
Губы горят, а сон, как рукой сняло.
— Твою-то мать… — выдыхаю в потолок, плашмя падая на кровать.
Вот я попал…
Поспать всё-таки надо. Сказывается армейская привычка, так что вырубаюсь, но не так быстро, как хотелось бы. И в четыре утра просыпаюсь вроде даже отдохнувшим.
Мы выезжаем большой группой машин, и гоним по трассе несколько часов без продыху, пока в районе восьми не тормозим на заправке с кафе, где покупаю себе быстрый завтрак.
Вынимаю телефон из кармана, чтобы проверить, не написала ли чего Вера. Мы теперь часто «живём» в сообщениях. Хотя я и не любитель долгих переписок.
От Веры пока ничего нет, зато приходит сообщения от Стаса. Тому понадобилось чуть больше месяца, чтобы созреть.
«Лёх, привет, разговор есть. Вернёшься в Москву, набери меня».
У меня два вопроса: что за разговор и откуда Ярыгин знает, что я не в городе? Я ведь ему о своих передвижениях не отчитываюсь.
Мне непонятно, чего он от меня захочет взамен, но уже напрягаюсь.
***
Со Стасом мы встречаемся на его территории. Мне, мягко говоря, неуютно, а когда Ярыгин излагает просьбу, так и вовсе хочется, встать и уйти.
Но сделать этого я не могу. Лишь отрицательно мотаю головой.
— Исключено.
— Важные ребята помогли тебе, теперь надо помочь им, Лёх.
Ярыгин сидит за своим столом, будто паук, будто осьминог с миллионом невидимых щупалец, протянувшихся на многие километры вокруг и проникнувших в любые сферы и инстанции: от простых до малодоступных.
— Это не помощь, Стас, это преступление.
Тот пожимает плечами.
— По факту то, что они приостановили и аннулировали вполне себе законную сделку с твоей хатой тоже преступление. Пришлось кое-кого припугнуть, чтобы были сговорчивее. Чего ты ожидал?
— Уж точно не просьбы украсть информацию у своего работодателя.
— На носу важный разговор. У Сергеева контрактов — одним местом жуй. Подумаешь, лишится одного.
— Конкуренция должна быть честной, а это… это подсудное дело.
— Если тебя поймают, парни вытащат, не переживай. Срока не будет, Лёх.
Зато будет ещё больший долг? Ну да, по всей видимости.
Меня уже какое-то время преследуют подозрения, а сейчас я в них ещё больше убеждаюсь, что Ярыгин с самого начала всё распланировал. Он знал, на кого я работаю, и сделав меня обязанным себе, связал по рукам и ногам.
— Не могу, Стас. Это против правил.
Его лицо вытягивается.
— Тогда ребята могут дать обратку. И твои проблемы вернутся.
Завуалированные угрозы меня не слишком пугают. Пусть дают… Разберусь как-нибудь.
— Понимаю, Стас.
— Ты меня подставляешь.
А ты меня как бы нет?
Развожу руками, мол, очень жаль.
— Прости, но ответ прежний. Нет. Может, я в чём-то другом могу быть полезен?
Ярыгин смотрит на меня и вздыхает.
— Давай ты подумаешь, не отвечай сейчас, ладно?
— Думать тут нечего.
— Нет, Лёх, время на размышления всем нужно. Обстоятельства могут измениться просто по щелчку пальцев.
И щелчок не заставляет себя ждать. Буквально несколько дней спустя на телефон с незнакомого номера приходит фото моей спящей матери.
Просто фото. Никакого текста.
Да он и не нужен.
Оно и без слов понятно.
Хочется рычать от злости. Аксиома — проще всего достать человека через близких.
Только у одиночек нет таких проблем.
Ночь провожу в размышлениях, пока в голове не вырисовывается план. На следующий день перво-наперво звоню Вадиму и договариваюсь о встрече.
Захожу в бар, днём тут совсем пусто, за столиками только завсегдатаи и приятели. Вот и отлично. Не хочется общаться с Вадимом в присутствии лишних глаз и ушей.
— Выпьешь чего? — качает приятель бритой головой.
— Времени нет.
— Даже на чашку кофе?
— Не поверишь, но даже на неё.
Однако Вадим подзывает официанта и тот подходит уже со свежезаваренным американо.
— Что за дело? — тем временем интересуется Вадим.
Достаю телефон, набираю имя и фамилию Стаса, потом показываю экран Ваде.
— Знаешь такого?
— Нет, но могу узнать.
— Узнай, а? Что там на него есть? Как прижать можно?
— Перешлёшь ФИО? Координаты?
— Нет, так запоминай.
Лишнюю информацию оставлять на любых носителях опасно, Вадим и сам это понимает, цокая языком и качая головой. Он кивает.
— Запомнил.
— Позвонишь?
— Как только что-то узнаю.
Залпом допиваю всё ещё горячий кофе и поднимаюсь. Затем мешкаю, барабаня пальцами по источенной временем и неаккуратными посетителями столешнице.
— Ты говорил, в Краснодаре подвязки есть на парней, с кем можно в нормальные дела вписаться? Кинешь номерок?
Вадим складывает руки на широкой груди и подтверждает с ухмылкой:
— Кину.
Вылетаю на улицу. Дни стоят морозные, сухие, оно и на руку. Когда голова в холоде, думается легче. Народная мудрость не врёт.
Достаю сигарету, прикуриваю, делаю пару затяжек, а потом выбрасываю.
Нет времени. Меня будто что-то толкает вперёд. Надо ехать и побыстрее.
В реабилитационном центре главный врач отговаривает меня от опрометчивых решений.
— Алексей, не стоит сейчас срывать её с места. Процесс налажен. Любое изменение — это стресс.
Смотрю на него и думаю, а он в курсе, что его система безопасности ни черта не работает. — Мы имеем все шансы заработать рецидив. Это основной аргумент за, чтобы не трогать её и прерывать лечение.
Моей матери находиться на территории этого заведения небезопасно. Вот мой основной аргумент.
— Я уже принял решение.
