выйти отсюда. За дверью меня ждет Тимур. Он приехал за мной.
— Я стесняюсь, — шепчу я толстяку.
И мне тошно от того, каким масляным сразу же стал его взгляд.
— Пожалуйста, завяжите себе глаза, — прошу я, — тогда мне не так стыдно будет перед вами раздеться.
Он торопливо кивает и сам завязывает себе глаза галстуком. Я делаю осторожный шаг назад, но он получается слишком звонким из-за каблуков. Черт! Так не пойдет!
Скидываю туфли и крадусь к двери.
— Малышка?
— Я раздеваюсь, мне ужасно стыдно! — пищу я. И не вру: мне и правда невыносимо стыдно от того, что приходится тут творить.
— Да, моя девочка, да, — хрипит он сладострастно, а я уже открываю дверь.
— Ой, простите, — кричу я толстяку. — Мне в туалет надо! Подождите, пожалуйста!
И закрываю дверь. На ключ. Ключ отшвыриваю в сторону и бегу босиком вниз, на первый этаж, к входной двери. По пути мне, к счастью, никто не встречается, и я звоню Тимуру:
— Ты где?!
— Я почти вышла, — шепчу ему.
— Жду! Давай, детка. Надо быстро. Пока охрана где-то шляется. А то потом все может быть сложнее.
Я подбегаю к двери, дергаю ручку — и ничего не происходит. Она заперта. Заперта на ключ. И где взять этот ключ — совершенно непонятно.
— Тимур! — я в панике прислоняюсь к двери как можно теснее и надеюсь, что он услышит меня.
— Детка?
— Дверь закрыта на ключ!
И именно в этот момент я слышу наверху чьи-то голоса.
Голоса становятся ближе, как будто эти люди подходят к лестнице.
— Тихо, кто-то идет, — шепчу я Тимуру. И юркаю за огромное кресло, стоящее в углу.
Делаю это очень вовремя, потому что на первый этаж уже торопливо спускаются. Я не вижу, кто, но, судя по голосам, это те самые официантки, которые нас сегодня обслуживали.
— Там мужик в дверь колотит, — слышу я голос одной из них. — В пятой комнате. А она закрыта. Что делать.
— Позвони на ресепшен, пусть запасными ключами откроют. А с кем он там? Со шлюхой?
— Да вроде нет. Я только его голос слышала.
— А она где?
— А я знаю?
Они проходят мимо меня и, кажется, уходят дальше по коридору, потому что их голоса смолкают.
Черт! Ну вот что этому немцу не лежалось с завязанными глазами? Вскочил, панику начал поднимать…
Я выглядываю, убеждаюсь, что никого нет, и бегу снова к двери.
— Тимур.
— Отходи, — его голос через дверь звучит глухо. — Я выбью замок.
— Что?
— Отойди, блядь!
Я отскакиваю, и тут же дверь содрогается от тяжелого сильного удара. А потом еще от одного. Третий удар становится для замка последним. С жалобным треском дверь распахивается, по ней расползается сеть трещин, а наверху кто-то визгливо кричит «Что там? Пожар?»
Оказывается, когда выбивают дверь — это довольно громко. И, может, это был не лучший выход, но мне плевать.
Мне плевать, потому что передо мной стоит Тимур Соболевский. Взъерошенный, злой и тяжело дышащий. Он хватает меня за руку, и мы бежим. Бежим к алой машине, припаркованной за шлагбаумом.
В спину нам несутся крики, и почему-то завывает внезапно врубившаяся сигнализация.
— Ты охуел? Чо творишь, а? Ты кто вообще такой? — огромный мужик в форме охранника бросается нам наперерез, но Тимур бьет его под дых, и тот сгибается пополам.
Еще небольшой выигрыш во времени.
— Блядьблядьблядь, — бормочет Соболевский, запихивая меня в машину.
Я не успеваю пристегнуться и почти впечатываюсь лицом в лобовое стекло, потому что на газ Тимур давит так, будто хочет, чтобы его машина сразу взяла вертикальный разгон и взлетела.
Впрочем, скорость такая, будто мы и правда летим.
Мы проскакиваем узкую, похожую на просёлочную, дорогу, а потом лихо выворачиваем на трассу. И только тут я понимаю, что, кажется, у нас все получилось. Тимур меня забрал оттуда, как и обещал. Он меня спас.
— Ты… ты… ты…
Я пытаюсь сказать что-то еще, кроме этого одного слова, но у меня не получается. И я смеюсь. Громко и истерично. Смеюсь до тех пор, пока этот странный неестественный смех не переходит в плач.
— Ого как тебя накрыло, детка, — бормочет Тимур и кладет руку мне на колено.
В этом жесте нет ничего сексуального, просто успокаивающее прикосновение. Его тяжелая горячая ладонь и правда помогает, словно заземляет меня, и вскоре мои истеричные рыдания сходят на нет. Я уже не плачу, просто заторможенно смотрю в темное оконное стекло и разглядываю свое отражение. Всклокоченные волосы, размазанная по лицу косметика, опухший красный нос. Как же страшно я выгляжу.
— Ты спас меня, — глухо говорю я, избегая смотреть на Тимура. — Я обещала… все, что хочешь… Но можно не сейчас, ладно? Мне хотя бы помыться надо.
— Ты совсем дура, да? — обидно спрашивает он.
— Почему?
— Успокойся уже, у меня не стоит на зареванных баб. Тем более если они похожи на кадр из социального фильма о непростой жизни молодых проституток.
К нему вернулась его привычная едкая насмешливость, теперь он гораздо больше похож на того Соболевского, который зажимал меня в коридоре и предлагал заплатить мне за минет.
Тимур убирает руку с моего колена и тянется за мобильным. Я чувствую смутное разочарование: без его ладони коленке сразу холодно.
Тимур набирает чей-то номер и, чуть нахмурив темные брови, ждет ответа.
— Добрый вечер, Игорь Валентинович, — говорит он наконец. — Прикройте меня, а? Да не, не бухал. Просто надо было девчонку одну забрать из не самого приятного места. Машину на камерах вроде не светил, но лицо мое точно есть. Да какой там ущерб! Дверь им выломал и охраннику разок двинул. Ага. Да. Да, конечно. Спасибо.
Тимур кладет трубку, а меня мучает любопытство.
— Кому ты звонил? — не выдержав, спрашиваю я.
— Начальнику папиной службы безопасности.
— И… тебе ничего не будет за это все?
— Хер знает. Но скорее всего нет.
— Хорошо.
В машине повисает тишина.
— Как ты вообще? — грубовато спрашивает Тимур. — Ничего не болит?
Я задумываюсь и прислушиваюсь к себе.
— Ноги болят, — говорю я.
— Ноги? Тебя... держали? Били? — сквозь зубы спрашивает он, и в его голосе звенит такая дикая ярость, что
