Мое сердце оживает. Я даю ему это, то, чего мы оба были лишены в детстве, и поскольку я сохранила ему жизнь, теперь я могу подарить ему все радости, которые выпадают мне на долю. Мы можем поделиться ими вместе.
Он смотрит на яркие огни, его мальчишеские глаза полны удивления, и я улыбаюсь. Повернувшись, чтобы посмотреть на меня, восторг застыл на его лице, он машет мне издалека. В ответ я слегка машу маленькому мальчику, который сделал все, что мог, чтобы спасти меня от дьявола в подвале.
— Извини за это, — говорит Давина, отвлекая мое внимание от моего брата, когда она засовывает свой телефон в сумочку.
Я улыбаюсь, пряча свое горе за темными линзами.
— Ты готова?
— Да, — отвечаю я, спускаясь по ступенькам и бросая последний взгляд на Пика, но он ушел. Я говорю себе, что он вернется, потому что он всегда возвращается.
Мы с Давиной вместе идем на Бонд-стрит, она уверяет меня, что там потрясающие магазины, и она права. Это все дизайнеры, которые до сих пор висят в моем шкафу в Legacy. Знакомые друзья приветствуют меня, когда я прохожу мимо них: Chanel, Jimmy Choo, Hermés. Они все здесь, напоминая мне о том, как я использовала их, чтобы обманывать других.
— Вот мы и пришли, — говорит она, открывая дверь в Фенвику.
Я захожу в элитный универмаг класса люкс, в котором, по словам Давины, также есть хороший выбор менее дорогих дизайнеров. Я сказала ей, что мне не нужно ничего модного, просто обычная повседневная одежда.
Я снимаю солнцезащитные очки и начинаю осматривать стеллажи и вытаскивать предметы, которые мне нужны. Давина уходит за покупками через несколько стеллажей. Я набиваю свои руки джинсами, брюками, повседневными топами и мягкими кашемировыми свитерами, прежде чем продавец забирает их, чтобы открыть для меня примерочную.
Мы поддерживаем легкую болтовню между собой, когда примеряем одежду. Она рассказывает мне об одной своей клиентке, вдове аристократа, которая, по ее словам, тратит семейное наследство на реконструкцию.
— Ее дети чертовски разозлятся, когда узнают, что она спустила все деньги на ветер, — говорит она.
— Сколько денег? — спрашиваю я, бросая еще одну вершину в стопку «да».
— Около двух ста пятидесяти тысяч фунтов! — восклицает она. — Старуха сошла с ума.
Как только мы одеваемся, мы оплачиваем покупки и направляемся на второй этаж, где Давина смогла быстро забронировать столик в Bond & Brook. Ресторан гламурный, сверкающий ослепительно белыми и серебряными тонами. Мы сидим за столиком рядом с окнами, выходящими на улицу, заполненную людьми, которым не терпится потратить деньги.
— Я смогла пригласить нас только на послеобеденный чай, надеюсь, ты не против.
— Конечно.
Наш официант быстро накрывает стол с горячим чаем и розовым шампанским Pommery, а также небольшими закусками, состоящими из тарталеток с крабами, булочек с грушей и шербета из сельдерея и огурца.
— Это выглядит потрясающе, — говорю я. — Спасибо тебе за то, что ты это делаешь.
— Конечно. Я просто счастлива видеть, что Деклан делит свою жизнь с кем—то. Я уже начала беспокоиться, что он навсегда останется один. — Она тихонько смеется, но я знаю, что она говорит серьезно. — Значит — это должно быть, была любовь с первого взгляда?
— Почему ты так говоришь?
— Он сказал, что вы двое встретились на открытии Lotus. Это было в начале декабря, не так ли?
— Да, — отвечаю я, а затем делаю глоток чая.
— Сейчас апрель, и он уже поселил тебя у себя.
— Я думаю, ты права. — Я немного удивлена, но скрываю это. Такое чувство, что с той ночи, когда я встретила его, прошло гораздо больше времени. — Я не могу поверить, что прошло всего четыре месяца.
— И я не могу поверить, что он держал тебя в секрете от меня, — язвит она с улыбкой, прежде чем откусить одну из тарталеток. — Ну, я знаю, что ты не работаешь здесь, в Лондоне, но чем ты занималась, когда жила за границей?
— Эм... — Деклан сказал мне просто отвечать на вопросы как Элизабет, но я не могу этого сделать. Я промокаю рот салфеткой, оттягивая время, но оно все равно движется вперед. — Я немного... — Я вспоминаю, как я познакомился с Беннеттом, и продолжаю:
— Я работала в сфере общественного питания в течение короткого периода.
Я не уверена, замечает ли она мои колебания, но она продолжает, говоря:
— Это так забавно. Я работала в этой сфере после университета. Я была барменом в компании общественного питания в Эдинбурге.
— Действительно?
— Мои родители не такие, как большинство. Они оплатили мне учебу, но как только я закончила учебу, они закрыли кредитные карты, и я была предоставлена сама себе. Мне потребовалось некоторое время, чтобы найти работу, так что в это же время я работала барменом, — объясняет она.
— Ты ходила в школу с Декланом?
— Нет. Деклан был безупречным учеником. Я — не так уж сильно. Я училась в Университете Данди.
— Где это?
— К северу от Сент-Эндрюса, где Деклан ходил в школу. На самом деле, меньше часа езды, — говорит она мне. — А как насчет тебя? Где ты училась в университете?
— Куда я пошла? — Я никак не могу сказать ей правду, поэтому прикрываю свою задницу и лгу. — Штат Канзас. — Это университет, в котором, как я сказала Деклану, училась Нина, но я сразу же пинаю себя за ложь, когда Деклан ясно дал понять, что я не должна этого делать, и когда я продолжаю, я запинаюсь на своих словах, зная, что мне нужно исправить ложь. — Ну, я имею в виду... — Черт!
— Все в порядке?
Она видит меня насквозь. Когда она встает, я задаюсь вопросом, знает ли она каким—то образом, что я фальшивка. Она подходит и садится рядом со мной.
— Позволь мне извиниться, — начинает она, и я не отвечаю. Я просто позволила ей продолжать. — Я не хотела совать нос не в свое дело. Я вижу, что поставила тебя в неловкое положение.
— Нет, — говорю я, пытаясь прикрыться. — Я просто немного закрытая.
— Я могу это понять. Просто, ну, после смерти Лилиан — Деклан сильно изменился. Он изолировал себя почти от всей семьи. Тем не менее, нам двоим удалось сблизиться, и мы остались такими, — рассказывает она. — Я очень люблю его, и когда я разговаривала с ним после нашего ужина прошлой ночью, он сказал мне, что ты была продолжением его. Так что я не могу не любить тебя тоже из—за этого.
Ее слова искренни и застают меня врасплох. Я не вижу никаких других мотивов с ее стороны, кроме искреннего желания узнать меня получше. Деклан был прав, когда сказал мне, что она хороший человек, потому что именно такое впечатление она производит на меня прямо сейчас.
— Я никогда не ходила в колледж, — признаюсь я ей, желая стереть ложь. — Мне жаль, что я солгала. Наверное, мне просто было стыдно. — Обнародование моей правды — это не то, к чему я привыкла. Я лгунья, манипулятор, самозванка. Или я ими была. Но я всегда от чего—то убегала, сбежала в четырнадцать лет. Всегда, так или иначе уклонялась от закона. Но сегодня, прямо сейчас, я собираюсь сделать шаг вперед в роли Элизабет. Если Давина верит, как Деклан, что я его продолжение, она не будет осуждать.
— Я была приемным ребенком, так что колледж никогда не был для меня вариантом.
Она улыбается и кладет свою руку поверх моей в жесте, который одновременно успокаивает и чужд.
— Спасибо, что доверила мне это.
Я киваю, и после того, как она слегка сжимает мою руку, она возвращается на свое место напротив меня. Она делает глоток шампанского, улыбается, а затем добавляет в шутку:
— Мы должны заказать еще шампанского... Угощение Деклана.
Она подмигивает, вытаскивает одну из его кредитных карточек и смеется.
— Он сунул ее мне, когда я забирала тебя, на случай, если ты откажешься использовать другую карту, которую он тебе дал.
Я качаю головой.
— Этот негодяй!
— Что ж, этот негодяй собирается оплатить наш счет.
Разговор стал менее напряженным теперь, когда с моих плеч свалился груз беспокойства и секретности. Она спрашивает о нашей поездке обратно в Штаты, и я рассказываю ей все о Чикаго. Я ни в коем случае не собираюсь рассказывать ей всю историю своей жизни, но сейчас я наслаждаюсь легкой беседой с кем—то, кроме Деклана или Лаклана. Эти двое так много знают о моей тьме, но с Давиной я чувствую себя немного... новой и даже немного нормально.
