class="p1">Задушить бы ее суку такую. Голыми руками.
— Наденька, — шепчет Анастасия, — ты знаешь этого человека?
— Да, ответь маме, — закидываю ногу на ногу, — знаешь ли ты меня. а то она вся потерялась в догадках. А то она пока думает, что я коллектор.
— Глеб Иванович…
— Мы опять перешли на имя-отчество?
— Что ему от нас надо?
— Мне? — вскидываю бровь. — Честно, ничего не надо. Взять-то с вас нечего.
Ярик беспардонно проходит на кухню, лезет в шкафчики и достает стакан. наливает воды из-под крана и крупными глотками опустошает его.
— Высох, — отставляет стакан и вытирает мясистые губы рукавом. — Тебе налить, Глеб?
Качаю головой и вновь смотрю на Надю, которая бледнеет. А хорошо она играет. В универе была бойкой, пробивной, а сейчас вот-вот упадет без чувств.
— Ладно, раз надежда у нас язык проглотила, то, пожалуй, мне надо объяснить, что тут происходит, — устало вздыхаю я. — Я вел пары у вашей дочери в университете, потом взял к себе в фирму на подработку с целью дать вашей дочери возможность реализоваться в карьере. Подработка на несколько часов, чтобы она не мешала основной учебе. Вместе с ней еще выбрал парочку студентов, но речь не о них.
В висках пульсирует гнев. Я с большим усилием воли говорю тихо и спокойно. Я лечу в бездну из-за подножки одной хитрой дряни.
— Речь по большей части обо мне, — закидываю ногу на ногу, прямо глядя на Анастасию. — Мне сорок пять лет, я глубоко женат и у меня трое детей. Два мальчика девочка. Жена — умница-красавица… Но есть один момент, который все омрачил. Между мной и вашей дочерью случился коитус. Некрасивый, пьяный и в уборной.
По лицу Анастасии пробегает тень, и она кидает быстрый взгляд на молчаливую Надежду. И в этом взгляде нет испуга за дочь или беспокойства.
А есть — возмущение и что-то еще. Что-то то брезгливое, липкое и холодное.
— Так она от тебя… — выдыхает Анастасия.
— От меня.
А дальше происходит вот что. Она замолкает, наконец отставляет кастрюлю и оценивающе окидывает меня взглядом.
Да, именно оценивающе.
Я уже не коллектор, а серьезный дядька с фирмой и деньгами. И меня, вероятно, есть шанс подоить. Я теперь не угроза, а возможности.
— Я развожусь с женой.
Глазки у обоих вспыхивают, и Ярик вскидывает свою мохнатую бровь, неприятно удивленный реакцией двух идиоток.
— А я — человек честный, — сдержанно улыбаюсь, делаю паузу и продолжаю. — Уйду из семьи без всего. Это ведь правильно, да? — не спускаю глаз с Надежды. — Все, чего я достиг с этой женщиной, останется ей и нашим детям.
— Что? — выдавливает из себя Надежда.
— А я останусь преподавателем в университете, — пожимаю плечами. — С одним окладом, и которого я еще и алименты буду платить.
— Что? — вновь спрашивает Надежда.
— Иначе бы я не смог, — отстраненно вздыхаю. и перевожу взгляд на пыльную люстру. — Да и надо сказать, я устал от всей этой головной боли с бизнесом, ответственностью… У меня-то и проблемы со здоровьем начались из-за этих нервов. Буду преподавать, жить спокойно.
— Это ведь твой ребенок!
— Я же не отказываюсь от него, Надежда, — невесело хмыкаю. — Я буду платить алименты на всех своих детей. На каждого, — перевожу спокойный взгляд на Анастасию, — а я напоминаю, что у меня их трое.
— Ты не посмеешь! — у Надежды прорезается голосок. — Да как ты можешь?! Как ты… Он же твой!
— А что ты так кричишь, Надежда? — вопросительно приподнимаю бровь. — Ты надеялась на что-то другое? Я же говорю, иначе я не могу. Я хочу спать спокойно и не чувствовать вины перед своими уже рожденными детьми, у которых папка оказался круглым идиотом. Все имеет свою цену.
— А как же наш?! — взвизгивает Надежда.
— У нас вот есть бабуля, — смотрю на Анастасию, которая идет красными пятнами злости. — С дедулей. Ничего, возьмет дедуля еще несколько ночных смен. Так и поднимем ребенка, да? Алименты буду платить в срок.
— Ты этой стерве все оставляешь? — шипит Надежда. — А нам побираться?
— Так именно с этой стервой я и поднялся, — недобро щурюсь. — И эта стерва не должна тебя больше волновать, как и мои дети. Не надо им писать или звонить.
— Я и не писала…
— Не лги мне, — встаю. — Хватит, Надежда. Я ведь не раз говорил на лекциях, что важно правильно оценивать риски любого дела. Твой бизнес-план был изначально сомнительным…
— Я тебя люблю! А ты… Ты такое говоришь! Я ношу твоего ребенка! Твоего малыша!
— Вот, кстати, насчет выносить, — оправляю пиджак за лацканы и киваю на Ярика, — твоя личная нянька. Суровая нянька, которая будет за каждым твоим шагом следить. И еще, если посмеешь еще раз сунуться к моим детям или жене, то я тебя упакую и отправлю в глухую деревню.
— К моей бабке, — Ярик ковыряется в зубах ногтем мизинца. — А мою бабку даже быки боятся.
— Ты… мерзавец…
— Я не тот человек, с которым можно играть, — подхожу к ней и заглядываю в ее лицо. — Я выйду из брака голым и босым. Вот и люби меня таким. Бедным, старым, обвешанным детишками и алиментами. Ну, к такому красавчику ты бы зашла в туалет, а?
Глава 29. Я тоже покумекаю
— Никакой совести! — Анастасия подскакивает на ноги, и ее грудь с животом от такого резкого прыжка колыхаются. — Ты обрюхатил мою дочь! И еще смеешь… смеешь… Да мы просто так этого не оставим!
— Ух ты, — разворачиваюсь к ней. — И что сделаешь?
— Ты мужчина или нет?!
— Я отказываюсь быть отцом? Отказываюсь признавать свою ошибку? Нет, — смеюсь я. — Вы получите все, что сможете стрясти с меня по закону.
— Это ребенок… малыш…
— Вы это уже перетирайте между собой, — отодвигаю молчаливую Надю в сторону рукой, — а мне пора. У меня сейчас каждая минута на счету. Дедуле информацию о том, кто отец донесет другой мой человек, когда у него будет обед. Его нельзя выдергивать от станка, — оглядываюсь и расплываюсь в улыбке, — и работу нельзя терять. А то кредиты, долги и внучок или внучка в перспективе.
— У тебя нет сердца! — выкрикивает Надежда, а Ярик рассматривает то, что выковыривал из зубов.
— Я и его с женой и нашими детьми оставлю, — недобро смотрю на Надю. — и помнишь на одной из лекций я с парнями шутил, что им в первую очередь важно правильно жениться. И разговор шел не о благосостоянии невесты, а о ее внутреннем стержне и общих взглядах на жизнь.
— Ты меня совратил!
— Неожиданно, — Ярик вытирает мизинец о полотенце, которое подхватывает со стола.
— Изнасиловал!
— Неожиданно дубль два, —
