— Ну, ты будешь меня учить? — Алина требовательно барабанит ручками по обтянутой эластичной тканью груди. Обычно в таких футболках плавают всякие серферы из американских фильмов, но что-то я не вижу в руках Максима доску. Там лишь моя дочь… Наша. Его. Он держит на руках свою дочь.
— Конечно, — он слегка трясет головой, будто тоже пытается отогнать от себя какой-то плотный мираж и деловито командует: — Расставь руки вот так. Нет, ладошками вниз.
Малинка покорно повинуется и уже в следующее мгновение, он опускает ее на воду. Я инстинктивно подаюсь вперед, но он ловко перехватывает ее за талию и помогает держаться на воде.
Дочь смешно барахтается, но он спокойно и четко отдает инструкции и вскоре ее движения становятся менее хаотичными. Они вместе добираются до противоположного бортика и снова двигаются ко мне.
— Я плыву, мамочка, — смеется Алина и я показываю ей “большие пальцы вверх”, несмотря на то, что прекрасно понимаю — плывет она исключительно за счет поддержки Горского. Но сейчас этот факт волнует меня меньше всего.
— Ну все, на сегодня хватит, — командую, когда они делают еще пару кругов.
— Ну мааам, — жалобно просит дочь. — Еще чуть-чуть.
— Вечером продолжим. Не стоит долго сидеть в воде.
— Но она же теплая, — она тут же дует губы. — Ты сама говорила, что вода здесь как молоко.
— Алина, — пытаюсь придать голосу твердости. — Хватит. После ужина можем снова поплавать. Мы еще на пляже не были, между прочим.
— Лучше в бассейне, — смущенно встряет Максим. — Я тут вспомнил, что мне нельзя мочить свежую татуировку в морской воде.
— Очень жаль, — выдавливаю из себя, чувствуя какое-то странное разочарование. Какая, собственно, разница почему он решил к нам присоединиться? Я что, всерьез думала, что это отцовское сердце привело его в бассейн? Что придя на пляж, он вдруг понял, что без нас отдых ему не мил… Дура. Какая же я дура! Горскому всего лишь нельзя было купаться в море!
Делаю мысленную пометку провести оставшиеся дни отпуска исключительно на пляже и забираю у него дочь. Точнее, пытаюсь забрать. Но босс ее не отпускает и с улыбкой предлагает:
— Я помогу.
Язык свербит от желания напомнить ему, что в воде ее тело гораздо легче, чем на самом деле и помощь бы мне пригодилась пару лет назад, когда приходилось таскать на себе и дочь, и тяжелую коляску, но я вовремя сдерживаюсь. Горский будто специально тренирует мою выдержку. Еще чуть-чуть и я легко дам фору любому буддийскому монаху.
— У моего папы тоже есть татуровка, — важно замечает Алина, коверкая слово. — У тебя какая?
— У меня их много, — улыбается Максим и начинает закатывать рукав. Потом, видимо, вспоминает мои обещания натравить на него полицию и уточняет: — Это всего лишь рука, Ярослава. Здесь все мужчины гораздо более обнажены, чем я.
Тут мне, к сожалению, нечем крыть. По крайней мере, два качка у шезлонгов в плавках, больше похожих на мои стринги, отобрали такую возможность. Тем более, он собирается продемонстрировать дочери правую руку, а я хорошо помню, что дерево у него на левой.
Мы обе впиваемся взглядами в испещренное чернилами предплечье и я моментально замечаю свежую татушку. Во-первых, она немного отличается по цвету, а во-вторых, это самолет. Или скорее планер, раз уж так называется наша компания. Видимо, Горский решил увековечить на себе свое недавнее приобретение. Но шокирует меня совсем не это… чуть выше локтевого сгиба у него есть еще одна татуировка. Судя по цвету, довольно старая. Но в первую нашу встречу ее там точно не было. Я бы точно запомнила. Потому что эта птица с широким размахом крыла подозрительно похожа на коршун
Глава 27
Глава 27
Проследив за моим взглядом, Максим заметно смущается и резко одергивает рукав. Вряд ли его смущение связано со степенью оголенности, по крайней мере, те качки в слишком откровенных плавках только радуются женскому вниманию. А это значит… что я права? На татушке действительно коршун?
Если бы не странная реакция Горского я бы так и пребывала в уверенности, что мне показалось. Ну или поверила бы, что птица никак не связана со мной. Легко. Ему бы даже убеждать меня не пришлось. Не после того, как он своими действиями дал мне понять, что “семь лет назад ничего не произошло”.
Но тем не менее, он испугался… Или смутился. Сейчас я даже не берусь разгадывать его эмоции. Уже сам факт, что он хоть как-то отреагировал на мой взгляд, говорит о многом.
У меня было лишь пару мгновений на то, чтобы рассмотреть черный рисунок, но этого хватило, чтобы понять, что птица там представлена не в милой-доброй версии “Ну какой же ты коршун? Скорее Птенчик”, а как самый настоящий хищник.
Ну-ну, можно подумать, это я его бросила тогда и исчезла из его жизни! Это мне впору было набивать тату с его именем на своей пятой точке! К счастью, я слишком боюсь боли. А еще я была беременна. А еще… имени его я как раз и не знала!
Одни сплошные “но”. А злится почему-то именно Горский.
Пока я в красках представляю какие татуировки можно набить с новыми данными об отце моего ребенка, Максим сажает Алину на бортик и проигнорировав небольшую лесенку, ловко подтягивается на руках и садится рядом с ней.
Перекатывающиеся под тонкой тканью футболки мышцы мигом притягивают взгляды. Мечтательные — от отдыхающих девиц и раздраженные от тех самых качков. Может, им приплатить за то, чтобы они устроили ему “темную”? Не зря же они денно и нощно потели в спортзале…
Моей задумчивости эти двое не замечают и продолжают болтать о чем-то. Сейчас мне даже хочется, чтобы Малинка “сдала” меня и похвасталась ему, что у ее отца татушка в виде дерева. До сих пор боюсь представить последствия, но в то же время меня так и подмывает смыть самодовольную ухмылку с его лица.
Дочери моей он понравился! То же мне достижение! Она, может, из-за отсутствия фигуры отца в своей жизни и тянется к мужскому полу. Если бы те качки решили учить ее плавать, она бы точно так же на них реагировала.
На этом месте здравый смысл, наконец, вмешивается в мой бессмысленный внутренний монолог и я протяжно вздыхаю. Во-первых, я бы ни за что не подпустила каких-то левых мужиков к дочери. А во-вторых, с чего бы этим самым “левым” мужикам лезть к чужой девочке?
Вот это и настораживает… Для Максима Алина — абсолютно чужой ребенок. Он не знает, что она его дочь. Со мной он явно не хочет иметь ничего общего. Тогда почему? Почему он так тянется к ней? Просто от скуки? Чтобы насолить мне?
Господи, я наверное, никогда не пойму этого мужчину. Не уверена, что он и сам себя понимает, если честно. Потому что всего действия последних дней абсолютно противоречат его же словам.
Если семь лет назад “ничего не было”, тогда почему он всячески пытается возродить во мне все те болезненные воспоминания??
В общем, к тому моменту как я выбираюсь из бассейна (по лесенке, разумеется), мне хочется, словно тот самый грозный коршун с его татуировки, выхватить свою дочь из его рук и переехать в другой отель. Да хоть лично в пентхаус к Саиду! В данный момент я даже на роль пятнадцатой жены шейха согласна, лишь бы оказаться подальше от босса.
Но Вселенная, как и моя дочь, снова не на моей стороне. И если к ударам от первой я уже привыкла, то предательство Алины заметно расшатывает мою нервную систему.
— Мааам, мы голодные, — весело сообщает она.
Вряд ли под “мы” она подразумевает себя и Месье Колбасье, который остался в нашем номере. Хотя честно признаюсь, ее плюшевого кота я бы с куда большим удовольствием накормила.
— Аниса говорила, что между обедом и ужином здесь есть что-то вроде полдника.
— Так он только в четыре, — напоминает Горский. — Еще сорок минут ждать. Можно перекусить здесь, в кафе.
“У богатых свои причуды, — мысленно вздыхаю.” Не вижу смысла тратиться на кафе, если у нас и так пакет “все включено”. Тем более, судя по вывеске, там один фастфуд!
