Решено, она так и поступит. Выключит мобильный, включит достоинство и терпение. И – с головой в работу. Вон опять Эрастовна каблуками цокает, очередную бумажку тащит. Давай тащи, чего уж. Я все сделаю. От зарплатной необходимости никуда не денешься, пока Женькин институт еще два года тянуть надо. А потом… А потом я пошлю тебя так далеко, дорогая Эрастовна, что ты с ног собьешься, прежде чем еще одну такую терпеливую идиотку найдешь!
Интересно, о чем это Дина с ней хочет поговорить? Если опять продуктовые чеки изучать будет, то и огрызнуться придется. Нет, в самом деле! Когда договор заключали, насчет унижения не договаривались! По договору у них «дружественный» ужин с ее неврастенической мамашей, и все. И пусть еще спасибо скажет, что покупку продуктов для ужина она на себя взяла. А может, у них это вообще семейное – унижением развлекаться? Может, и дочка, как мама, ищет в нем доказательства своего «флера избранности»?
Стоп, стоп… Чего это она себя вдруг накрутила? То Эрастовну страсть как захотелось подальше послать, то на Дину огрызнуться… Так, пожалуй, и сама неврастеничкой станешь. Вот что значит – лишить себя утреннего двухчасового удовольствия! Весь день как на иголках…
Тем не менее рабочий день, каким бы ни случился, подошел к концу. Включила телефон, пролистала строку «пропущенных вызовов» – нет, никакого звонка не было… И как это надо понимать, уважаемый Павел Сергеевич? Это у вас шутки такие, да? А может… вы тоже подобным образом доказательств своего «флера избранности» жаждете? Если так, то это совсем уж глупо…
Так и села к Дине в машину – вместе с чувством попранного достоинства, выпалила ей прямо в лицо:
– Если вы сейчас потребуете от меня чек на покупку продуктов, то я буду вынуждена разорвать наш договор! Вы что, не понимаете, как эта проверка меня унижает?
Дина, вздернув брови, вдруг улыбнулась ей вполне благожелательно. Хмыкнув, легко тронула ключ зажигания, молча вырулила на проезжую часть. Потом повернула к ней довольное лицо:
– Все с вами понятно, Лина. Значит, и вас таки довела моя мамочка до точки кипения. А я уж сомневаться начала, грешным делом…
– В ком сомневаться? Во мне?
– Да нет, в себе. Знаете, как-то нехорошо сознавать себя плохой дочерью. Какая бы ни была, она мне мать все же… Вроде как терпеть надо. А теперь вижу – моя мамочка любого может до нервного срыва довести. Выходит, я совершенно правильно поступаю, что ограждаю себя…
– Значит, вы только за этим приехали? Чтобы тест на мое терпение провести?
– Ну да… А что?
– Да ничего. Между прочим, с моими нервами все в полном порядке. Я вообще девушка сильная, так что не надо на мне эксперименты ставить. Относительно экспериментов, кстати, мы тоже не договаривались.
– Ого… Как вы отвечаете, однако! Вы такая смелая и решительная, да? Не боитесь, что я обижусь?
– Нет. Это вам надо бояться, Дина. А мне бояться нечего. Я свободна.
– Да? А по-моему, тот, кто до такой степени нуждается в деньгах, уже не свободен…
– У каждого своя оценка свободы, Дина. Не будем об этом спорить. И вообще, я очень устала, помолчим лучше…
Так и ехали дальше – в неуютном молчании. Откуда ему было взяться – уютному-то? И чего она от нее хотела, интересно? Чтобы она в жалобы на свою бедную разнесчастную жизнь кинулась? Да не дождется! Жизнь как жизнь, вполне сносная. Кстати, надо ее попросить, чтобы прямо под матушкиными окнами не останавливалась, не наносила травму старушке. Если уж так стремится себя «от общения оградить».
Вид у Станиславы Васильевны, когда она к ней вошла, был совершенно загадочный. Интересно, к чему бы это? Ах да, понятно. Вон на кухонном столе шкатулка стоит. Сегодня, стало быть, драгоценностями похваляться будем. Что ж, вполне даже безобидное занятие. Как детский стишок – а у нас водопровод, вот!
– Что я сейчас вам покажу, Линочка! Даже и представить себе не можете! Вы, наверное, такой прелести и не видели никогда!
– Да, Станислава Васильевна. Покажите, конечно.
– Вот, посмотрите… Это мне Диночка на мое семидесятилетие подарила…
Маленькая коробочка, трепет пальцев, любовное поглаживание по синему бархату, тихий вдох. На выдохе – торжественное распахивание верхней крышки, взгляд острый и торжествующий, ну точно как у похваляющегося ребенка: вот смотрите, что у меня есть!
– Прелесть, правда? Вам нравится, Линочка?
И – затаилась в ожидании эмоций. Даже в груди что-то пропищало сипло и тоненько. Ну как тут не выдать порцию восторга, не порадовать бедную старушку?
– Да, Станислава Васильевна. Очень красивое колечко! У вашей Дины хороший вкус.
– Колечко?! Что вы говорите, Лина! Это же подвеска, а не колечко! Неужели вы даже не удосужились разглядеть?!
– Простите… Простите, Станислава Васильевна! Я целый день за компьютером, глаза к вечеру ничего толком не видят…
– Но вы хоть разглядели, какой здесь камень? Это же бриллиант! Видите, как сверкает?
– Да. Очень красивый.
– Ну что вы заладили – красивый, красивый… Он же не просто красивый, он самый настоящий, чистой воды! У вас когда-нибудь было что-либо подобное, Линочка?
– Нет, Станислава Васильевна, не было.
– А вот у меня тут еще и колечко есть, и серьги, тоже с бриллиантами… Но я, пожалуй, не буду вам их показывать, раз вы так… А впрочем, чего я еще ожидала? К сожалению, у вас другой менталитет, вы в этом ничего не понимаете.
– Да, Станислава Васильевна, не понимаю.
– Да! У вас вообще уровень другой!
– Другой, Станислава Васильевна. Вы чай будете? Я купила очень хороший зеленый чай…
– Экая вы, Лина… Неженственная. Я с вами о таких вещах говорю, а вы – чай, чай… Даже обидно, право слово. Очень, очень обидно.
– Да чем же я вас обидела, Станислава Васильевна?
– Не знаю. Я почему-то решила, что вам все это на себя примерить захочется, в зеркало посмотреть…
– Нет, не хочется. А зачем?
– Ох, какая же вы! Ну вот представьте себе… Закройте глаза и хотя бы на одну секундочку представьте… Вот выходите вы из своего дома, а в ушах у вас серьги, на пальце – кольцо, на груди – подвеска, и все это – с большими бриллиантами! Представили?
– Ну, допустим… И куда я во всем этом направляюсь?
– Не знаю… Куда вы всегда ходите?
– На работу, например.
– Ну, представьте, что вы идете во всем этом на работу… Идете, и на вас все смотрят… Что вы при этом чувствуете, Лина?
– Да вроде неловкость какую-то, Станислава Васильевна. Я же на работу в автобусе езжу. И как я буду в толпе толкаться, вся бриллиантовая?
– Ну а если представить, что вы не в автобусе едете, а, например, в шикарной машине? Что вы тогда будете чувствовать?
– Хм… Не знаю… А что такое особенное я должна чувствовать, по-вашему?
