— Да, сэр?
— После того, как ты отпечатаешь жалобу, отнеси ее домой к Сперри и оставь там. — С самым свирепым видом Фриц поглядел прямо в глаза своему служащему. — И затем ты об этом забудешь. Если я узнаю, что ты хоть словом обмолвился об этой жалобе, то здорово пожалеешь об этом. Я говорю о всей твоей жизни.
Служащий тяжело сглотнул.
— Да, сэр.
Фриц кивнул головой, зная, что его прекрасно поняли.
— Если кто-то будет спрашивать, я вернусь через час.
Через пять минут Фриц был уже дома. Он жил в нескольких кварталах от центра Пальметто, недалеко от небоскреба банка «Ситизенс Ферст Нешнл» — целых шесть этажей в высоту. Население городка составляло всего десять тысяч, хотя в сельских районах округа людей проживало в десять раз больше.
Квартал, где жили Джолли, был старым и удобным. Фриц и Дора купили этот дом сразу после женитьбы, мечтая разместить всех своих детей во многих комнатах. Но сразу после рождения Хатча у Доры появилась опухоль на яичниках, и ей пришлось удалить не только их… Одну из свободных спален она превратила в комнату для шитья, в другой Фриц и Хатч хранили снаряжение для охоты и рыбалки.
Дора мыла на кухне посуду, когда Фриц вошел в дом через заднюю дверь и снял куртку.
— Привет. Остался еще кофе?
Дора Джолли была высокой стройной женщиной, чья жизнерадостность сменилась теперь мрачным смирением из-за ранней стерилизации. Она прекрасно вела дом, но это была уже не та любящая, веселая девушка, на которой женился Фриц.
Дора вытерла мокрые руки о полотенце.
— Что происходит, Фриц? Почему тебя вызвали в участок среди ночи? Почему я не должна была пускать Хатча в школу?
Фриц налил себе кофе.
— Где он?
— Наверху, у себя в комнате. Он ведет себя так же странно, как и ты. Я приготовила ему завтрак, но он почти ничего не ел. Что-то случилось с вами обоими. Я хочу знать что?
— Нет, тебе не нужно знать, Дора. Поверь мне, не нужно. Оставь это как есть.
Поставив недопитый кофе на сушку для посуды, он вышел из кухни. Дверь в комнату Хатча на втором этаже была закрыта. Фриц громко постучал один раз, затем открыл дверь и вошел.
Хатч был одет, но босиком. Он сидел на неубранной постели, прислонившись к задней стенке и мрачно уставившись в пустоту. Кожа на фоне веснушек казалась бледнее обычного. Вчера вечером он сказал, что его оцарапало веткой. Сейчас Фриц все понял. Вид этой царапины вызвал у него тошноту.
Хатч настороженно смотрел, как отец подошел к кровати и сел на ее край.
— Мама сказала, что ты ничего не ел за завтраком.
— Нет, сэр.
— Ты болен?
Хатч теребил бахрому на покрывале и только пожал плечами. У Фрица был большой опыт допрашивать, и теперь он не мог не видеть признаков виновности. Тошнота вновь стала подступать к горлу.
— Ну, парень, что с тобой случилось?
— Ничего.
— Может быть, прекратим ходить вокруг да около? — сказал Фриц твердо. — Рассказывай все!
— Рассказывать что?
Терпение Фрица лопнуло.
— Я едва сдерживаюсь, чтобы не отделать тебя как Бог черепаху. Одумайся и начинай рассказывать. Избавь себя от порки, которую ты чертовски заслуживаешь.
Хатч больше не мог сдерживаться. Он начал судорожно сглатывать, тело стало содрогаться, широкие плечи затряслись. Казалось, что сейчас он либо расплачется, либо его вырвет. Наконец он выдавил из себя:
— Ты уже, наверно, знаешь насчет Джейд?
— Я знаю, что она попала в больницу вчера около половины двенадцатого ночи.
— Половины двенадцатого! — воскликнул Хатч.
— Она сказала, что какой-то негр нашел ее в канаве на прибрежном шоссе и привез в больницу. Она заявляет, что ты, Нил и Ламар втроем изнасиловали ее.
Хатч поднял колени и, поставив на них локти, сильно надавил на глаза нижней частью ладони.
— Я не знаю, что случилось со мной, папа. Клянусь богом, я не понял, что произошло, пока все не кончилось.
Вдруг Фриц почувствовал себя так, как будто на его грудь положили мешок с цементом. Последняя, слабая искра надежды, что девушка лжет, промелькнула и исчезла. Он устало потер лицо.
— Ты насиловал ее?
— Я не хотел этого, — всхлипнул Хатч. — На меня что-то нашло, на всех нас. Казалось, будто я стоял рядом и смотрел со стороны на то, что делаю. Я не мог поверить, что я это делаю, но и не мог остановить себя.
Фриц слушал несвязный рассказ сына о происшедшем. Каждое изобличающее слово, как шип, вонзалось в голову. Рассказ Хатча почти дословно совпадал с рассказом Джейд.
— Так вы ее там и бросили? — спросил Фриц, когда Хатч закончил.
— Что нам оставалось еще делать? Нил сказал…
— Нил сказал! — закричал Фриц. — Ты всегда делаешь то, что сказал Нил? Сам ты можешь подумать? Нил сказал: «Давай изнасилуем Джейд Сперри», — и ты сразу вытаскиваешь свой инструмент. Если бы Нил сказал: «А сейчас отрежь себе яйца и съешь их, Хатч», ты бы тоже это сделал?
— А разве у тебя с Айвеном по-другому?
Фриц был уже готов дать ему пощечину. Он даже поднял руку, но потом отвел ее. Жгучая правда слов Хатча не позволила ему ударить. За что он его бьет? Хатча ли он хочет наказать или самого себя и свою нечистую совесть? Он опустил руку и мрачно склонил голову.
Через некоторое время Хатч сказал:
— Прости, папа. Я не хотел.
— Все нормально, сын. Сегодня не тот день, чтобы уходить от правды, какой бы страшной она ни была.
— Ты рассказал маме о… Джейд? — Фриц покачал головой. — Меня заберут в тюрьму?
— Нет, если я смогу спасти тебя от этого. Я не хочу, чтобы какой-то другой заключенный сделал с тобой то, что ты с твоими друзьями сделал с этой девушкой прошлой ночью.
Большое мужественное лицо Хатча съежилось, как у младенца. Он громко и хрипло зарыдал. Фриц неловко обнял его и похлопал по спине.
— Я не хотел этого, папа. Клянусь. Прости.
Фриц поверил ему. Он даже подозревал, что Хатч был не равнодушен к девушке и меньше всего хотел причинить ей боль. У его сына никогда не было ни капли этого умысла. Если бы он был один, то никогда бы не совершил насилия. Но он был вместе с Нилом. Зачинщиком был Нил, он всегда им был. Фриц давно ожидал несчастья, только не знал какого. Даже самые мрачные предположения не предвещали такой трагедии.
Душа Нила изуродована. Айвен вбил ему в голову, что он особенный, и парень уверовал в это. Для него уже нет никаких преград и запретов. Он брал, что хотел, и никогда не отчитывался в своих поступках. Постепенно Нил поверил, что законы, которым подчиняются другие, писаны не для него. И было неудивительно, что он выбрал в друзья Ламара и Хатча. Они были единственными ребятами в классе, кто мог его терпеть. Податливые, они никогда не бунтовали, всегда делали то, что хотел Нил и боялись его больше, чем любого взрослого, включая родителей. Нил хитро обработал их, используя их самолюбие и неуверенность в себе, полностью подчинил, привив им слепую преданность.
