— Сто пятая, пятнадцать лет... Нет, это дурдом какой-то! Они там что, сбрендили совсем? Тут явно самооборона с превышением пределов, а это другая статья и совсем другой срок. Не пятнашка, а два года максимум.
Одно из двух высших образований Александры было юридическим — хоть и не по уголовному праву, но с кодексом она была знакома не понаслышке.
— В общем, так, Лёнь, — сказала она, согревая меня серьёзным, но неизменно ласковым взглядом. — Одна моя хорошая знакомая — адвокат. Профессионал, каких поискать. Я поговорю с ней... О деньгах тоже не волнуйся — найдутся. Не переживай, на пятнадцать лет эту глупышку никто не посадит, мы этого не допустим. Сразу скажу — насчёт полного оправдания я не уверена; не знаю также, удастся ли выбить для неё условный срок, но скостить его до минимума — вполне реальная задача. Посмотрим. — И, откинувшись на спинку стула, Александра блеснула холодными и колючими искорками в светлых глазах: — Надо этих засранцев в погонах на место поставить.
Так получилось, что оглашение приговора Риты и роспись отца со Светланой выпали на один день.
С будущей мачехой я мало общалась — всего три или четыре раза, и знала о ней только то, что ей пятьдесят три года, у неё двое взрослых детей и работает она бухгалтером. Детей её я вообще ни разу не видела: когда Светлана приводила их к нам — знакомить с отцом, я улизнула из дома и провела день у тебя. Отец был недоволен, да и я впоследствии считала этот поступок демонстративным ребячеством, но... не смогла преодолеть какую-то полубессознательную антипатию к этому семейству. Что ещё я знала о Светлане? Она была разведена уже десять лет, когда-то на работе безуспешно строила глазки отцу, а сейчас, в преддверии пенсии, она активно искала себе спутника жизни. И вот — нашла. В своё время отец был в глубоком трауре и проигнорировал её знаки внимания, потом сменил место работы, а прошлым летом они снова случайно встретились, разговорились... И отец уже иначе взглянул на возможность завязывания отношений с бывшей коллегой. Он стал проводить вечера и выходные у Светланы на даче и с удовольствием помогал ей на участке. После того как наш сад был продан братом, отец загрустил, а теперь у него снова появилась возможность отвести душу на природе.
И вот, на этот солнечный апрельский день была назначена регистрация. Отца и Светлану должны были расписать в двенадцать, и по странному совпадению в то же время решалась судьба Риты.
Проснуться пришлось ни свет ни заря: отцу показалось, что рубашка плохо отутюжена, и он поднял меня с постели в шесть утра, чтобы я прошлась по ней ещё раз. Отчаянно зевая спросонок и пытаясь продрать глаза, я взялась за утюг, но неловко — нечаянно сделала на рукаве складку и узнала о себе много неприятных вещей. Выслушав, что я и косорукая, и неумёха, и вообще никакая, я пожала плечами и ушла в ванную, а отец сам стал утюжить свою рубашку. Она, кстати, отглажена была вполне нормально.
К десяти приехал брат с женой. Он занимался организацией банкета и доложил отцу, что всё в порядке. Празднование устраивалось скромное: свадьба на широкую ногу была нам просто не по средствам.
— Да и ни к чему нам пышные торжества, — сказал отец. — Это вам, молодым, попервоначалу это интересно... А нам уж не надо. Да и пыль в глаза пускать показной роскошью некому. Не перед кем красоваться.
Денис, малоподвижный и склонный к полноте, после нескольких лет семейной жизни выглядел изрядно посолидневшим — особенно в области живота. Облачённый в костюм кофейного цвета, он своей фигурой напоминал и бочку, и шкаф одновременно.
— Ну, пыль в глаза пускать, может быть, мы и не будем, но всё будет вполне на уровне, — ответил он.
Его жена Наташа была ему под стать. Если до родов она отличалась лишь небольшой полнотой, то сейчас расплылась до безобразия. Она попросила у меня чаю и чего-нибудь пожевать.
— Это чтобы аппетит перебить и не объесться на банкете, — пояснила она.
— Разумный подход, — усмехнулась я. — А где Ванюшка?
— Мы решили его не брать, — ответила Наташа, набивая рот бутербродом. — Пусть посидит с бабушкой. Свадьба — праздник не детский.
Как и Денис, Наташа носила очки, но сегодня ради случая была в контактных линзах. Ей удалось весьма мило накраситься, но вот густая пышная чёлка ей совершенно не шла. От неё веяло домашней скукой и кухней. Брат неплохо зарабатывал, и Наташа могла позволить себе сидеть дома и заниматься ребёнком, готовя мужу вкусные обеды. На этих-то обедах, как я подозреваю, Денис и раздобрел.
— Ну, как я выгляжу? — спросил отец, красуясь передо мной.
Его седые волосы были причёсаны на косой пробор, а усы молодцевато топорщились. В отличие от головы, в них серебрилось всего несколько седых ниточек. Новый чёрный костюм на нём сидел чуть мешковато.
— Отлично выглядишь, — сказала я, заставив себя улыбнуться.
Увы, внутренне я не могла разделить с ним его радость.
В одиннадцать мне позвонила Александра.
— Ну, ты готова?
Я покосилась на отца, взволнованно приглаживавшего перед зеркалом усы. Вчера я заикнулась, что не смогу пойти на регистрацию, потому что у Риты в это же время — оглашение приговора, чем вызвала у него бурю раздражения. Для него моя подруга была уже конченным человеком, убийцей, причём обстоятельства дела его не интересовали. Он не желал ничего слышать. Я промолчала, но решение мной было уже принято.
— Да, — ответила я Александре.
— Через двадцать минут буду у тебя, — сказала она.
Весеннее солнце в чистом небе кололо глаза лучиками-иголками, под ногами хлюпала каша из подтаявшего снега и грязи, а в воздухе пахло тревогой и тоской. Улететь бы к этому небу, прихватив с собой Риту, унести бы её подальше от злых людей... Но у меня не было крыльев.
Передо мной стоял выбор: если я еду в загс, я должна сесть в белую "волгу", украшенную лентами, а если в суд — то в чёрный джип Александры. Впрочем, выбор я сделала ещё вчера, но шагнуть в нужную сторону было непросто. Отец, увидев моё движение, окликнул:
