— До завтра, Сашенька! Саша, а вот подскажи — боязнь замкнутого пространства? Первая «к», вторая «л»?
— Клаустрофобия.
— Дай бог тебе…
— И вам того же! — откликнулась Саша.
Оказавшись на улице, Саша на мгновение остановилась в нерешительности. Так всегда случалось: после яркого света она очень долго не могла адаптироваться к ночной темноте. Медленно, почти на ощупь, спустившись по ступенькам, она, прищурившись, вглядывалась в темноту. Наверное, Владимир еще не пришел — едва ли он стал бы дожидаться ее в конце аллеи, как она велела. Скорее, ждал бы здесь, у выхода.
Вечерний воздух был немного влажным, но теплым. Саша, вдохнув полной грудью, медленно пошла вперед, наслаждаясь тишиной и ни с чем не сравнимым запахом осени. Стук каблуков приглушенно отдавался в вечерней тишине, смешивался с шорохом листьев и шумом крыльев изредка пролетающих птиц. Саша улыбалась: она начинала чувствовать, как из звуков осени постепенно складывается музыка. Так часто бывало — каблуки отстукивали ритм, подчиняя себе и складывая в удивительную мелодию все остальные звуки осени. Удивительную, звучащую единенный раз в жизни, потому что в следующий раз, Саша знала, мелодия будет уже другой. Она даже прикрыла глаза, настолько велико было желание отдаться звукам, раствориться в них…
Но внезапно музыка оборвалась. Точнее, не оборвалась, а почему-то расстроилась. Саша нахмурилась — может, показалось? Нет, снова какой-то слабый, приглушенный звук, совсем не вписывающийся в ее импровизированную партитуру. Как будто звук чьих-то шагов, откуда-то справа.
— Владимир? Володя? — тихо позвала она, вглядываясь в темноту.
Он не отвечал. Она улыбнулась — конечно же, он не мог опоздать, он просто решил напугать ее немного. Совсем немного… Вот только — зачем?
— Почему ты… Не отвечаешь? — проговорила она, не услышав собственного голоса. — Володя?.. Кто… Кто здесь?
Ей хотелось кричать, но голос не слушался. В ту же секунду Саша почувствовала приближение чего-то неминуемого.
— Долго же мне пришлось тебя ждать. Ну вот мы и встретились — наедине…
Он уже стоял рядом, приблизившись незаметно и бесшумно. Повинуясь подсознательному желанию, Саша опустила взгляд и увидела, как в руке Андрея Измайлова блеснуло стальное лезвие ножа.
— Иди ко мне, детка.
Владимир пожалел, что сразу не пошел пешком. Училище находилось в пятнадцати минутах ходьбы от его дома, но он решил сэкономить время, проехав две злосчастные остановки на транспорте. Но транспорт, как и полагается в подобных случаях, сильно подвел. Не нужно было забывать про закон подлости — великий закон, который его, Владимира, просто преследовал. Теперь пришлось мчаться, почти бежать, чтобы не опоздать, не заставлять Сашу ждать его в темной аллее. Лучше бы они договорились встретиться в здании училища. Но, с другой стороны, он понимал, что для большинства членов педагогического коллектива ситуация могла бы показаться пикантной, а вездесущий закон подлости непременно сработал бы и в этот раз — кто-нибудь обязательно оказался бы очевидцем столь грандиозного события и уж, конечно, обеспечил бы прекрасный пи-ар на этот случай. Лично ему было все равно, но компрометировать Сашу не хотелось, тем более что в данном случае дым, как это ни парадоксально, был без огня.
«Без огня ли?» — мысленно задав себе этот вопрос, Владимир заранее знал, что не сможет на него ответить — ни да, ни нет. Потому что он и сам за прошедшие три года знакомства так и не сумел разобраться в своем чувстве к Саше. Он был старше нее, и к тому же, значительно опытнее. Опыт прошлых лет — это прежде всего неудачный брак. Почти шесть лет Владимир был женат на женщине, которую любил. Он знал совершенно точно, что любил ее, помнил те ощущения, которые переживал в тот период, когда они были вместе. Помнил горечь и невыносимую боль вынужденной разлуки. С ним случилась обычная история — она его просто разлюбила. Но он еще очень долго не мог справиться с навалившейся бедой. Год, два, а может быть, и больше. Потом чувства притупились, но память о любви осталась в душе. И теперь он никак не мог соотнести то чувство, которое испытывал к Саше, с понятием «любовь». Это было что-то другое, что-то невероятное, почти религиозное. На самом деле, порой он ловил себя на мысли, что смотрит на Сашу, как на икону. Были ли виной тому ее огромные синие глаза, ее прозрачность, или стихи, из которых, казалось, Саша была соткана, он не знал. Он знал, что ему хочется бесконечно смотреть на нее, но даже подумать о том, чтобы прикоснуться к Саше, он боялся. Этот страх был почти мистическим, напоминающим страх людей, боящихся своим прикосновением осквернить святыню. Саша была его Неопалимой Купиной, его Даром Волхвов… Саша была для него объектом нематериального мира. Но любовь — он это знал — соткана из плоти и крови, хотя и имеет душу.
Он бежал, разбрызгивая не успевшие высохнуть лужи, нервничал и чертыхался на ходу — от того, что опаздывает, от того, что отглаженные и чистые черные брюки будут неизбежно заляпаны грязью. Запыхавшись, остановился у края липовой аллеи, вглядываясь в темноту: Саши не было.
— Саша! — громко прокричал он, но не услышал ответа.
— Ну, идем. Да что ты стоишь, как неживая? Иди, я сказал! — он грубо подтолкнул ее в бок ногой, и Саша отлетела в сторону, едва удержавшись на ногах.
Он тут же подскочил к ней, схватил за полу куртки и волоком потащил в сторону. В вечерней тишине резко прозвучал треск разрывающейся ткани.
— Андрей, — прохрипела она, почувствовала, как сдавило горло. — Прошу тебя…
— Что ты там бормочешь?
Он швырнул ее на землю. Саша почувствовала острую боль, ударившись о ствол дерева.
— А теперь встань. Встань, я сказал!
— Послушай…
Она видела его лицо — оно было непроницаемым. Видела нож, который тот продолжал крепко сжимать в правой руке. На нож она старалась не смотреть, хоть он и притягивал взгляд. Она точно знала, что смотреть нужно было в лицо, в глаза, потому что верила — несмотря ни на что, перед ней стоит человек. Слишком мало времени было отпущено ей на то, чтобы в последний раз попытаться достучаться до этого человека. Но шанс нужно было использовать — только бы заставить себя не смотреть на нож…
— Послушай, Андрей… Скажи, что ты хочешь.
— Встань, я сказал! — прохрипел он и, наклонившись, прижал острие ножа к ее шее. Саша почувствовала холод стальной иглы. Сколько раз она уже испытывала это ощущение, сталкиваясь с его взглядом! Те же остро заточенные иглы, тот же холод и одно желание — убить, пронзить насквозь…
С трудом поднявшись на ноги, Саша огляделась по сторонам. Нужно было потянуть время — Владимир не может задержаться так долго. Всего лишь потянуть время… Но есть ли у нее вообще время? Саша этого не знала.
