ЖЕНЬКА
Сначала я была снизу, а Андрей сверху, потом мы поменялись, потом упали с дивана и долго возились на полу, а потом темнота вокруг меня расцветилась такими фейерверками, что я едва не умерла от переполнявшего меня восторга.
Тысячу раз я улетала в ночное небо — и тысячу раз срывалась с немыслимой высоты, ничуть не боясь этого падения, потому что меня держали самые нежные и самые надежные в мире руки. Наши сердца бились одинаково, кожа моя горела — не то от аллергии, не то поцелуев — и я, кажется, плакала от счастья, потому что он делал все настолько правильно, настолько хорошо, что сил не было жить дальше… без него.
Я заснула, как провалилась. И уже через мгновение проснулась, потому что меня кто-то тряс за плечо и приговаривал:
— Вставай, развратница, через десять минут выезжаем.
Знаете ли вы, что утром в Карауле так же темно, как и ночью? Знайте теперь.
С моей точки зрения за окном никаких перемен не произошло, но Андрей уже натягивал свитер и одновременно следил за кофе, приговаривая:
— Кто рано встает, тому бог подает. Подъем, журналюга. И не забудь взять с собой блокнот и ручку. У тебя сегодня будет редкий шанс поработать, потому как я подозреваю, что дома тебе этого сделать не удастся.
— По…чему?
Андрей повернулся и серьезно посмотрел на меня.
— Потому что дома я тебе работать не дам. Я буду любить тебя при каждом удобном случае, пока ты не признаешь, что мы исключительно подходим друг другу.
— Я… это…
— Темноты боишься, я знаю. Тихо здесь, правда?
— Не то слово. А у тебя соседи есть?
— Метров двести до крайнего дома. Я на отшибе поселился, потому как односельчане иногда любят погулять с гармошкой и мордобоем.
Я робко выползла из-под одеяла и пошлепала к себе наверх. Здесь первым делом выяснилось, что электричество выключили, и потому одеваться мне пришлось при свете дисплея мобильника. Я искренне надеялась, что вытащила из сумки правильные вещи.
Насколько правильные, выяснилось внизу, при свете патриархальной керосиновой лампы. Я ухитрилась одеться чрезвычайно стильно — в черные колготки, красную клетчатую юбку и красный шерстяной жакет. Еще на мне была черная водолазка — в основном для того, чтобы прикрыть очередную партию синяков на шее — и мои резиновые сапоги, которые я купила на выезде из Москвы. Надо ли говорить, что у нас, стильных деловых москвичек, вкус развит до уровня интуиции? Сапоги были ярко-красными. Да, и еще скромный кулон в виде розочки на длинной цепочке.
Андрей от такой красоты, по-моему, обалдел, но время поджимало, и он выпихнул меня на улицу, торопливо гася лампу. Выяснилось, что грязь за ночь превратилась в ледяную корку, а изо рта валит пар. К счастью, Андрей прихватил вчерашний бушлат, и я в него с наслаждением завернулась, после чего покорным осликом потопала к «хаммеру». Постояв некоторое время возле машины, я оглянулась — и Андрея не увидела. Через секунду что-то страшно затарахтело, и раздался голос моего любовника:
— Але, гараж! Чего стоим, кого ждем? Иди, подсажу.
Я не верила своим глазам, но… из небольшого ангара на полянку выехал настоящий трактор. Нет, не тот симпатичный, рыженький, похожий на игрушку, который гребет в Москве снег с тротуаров. Настоящий, синий и ржавый, заляпанный засохшей грязью и тарахтящий, на чем свет стоит.
В полном ошеломлении я подошла к страшной машине и стала искать хоть что-нибудь, похожее на ступеньки, но тут потерявший терпение Андрей вылез из кабины и молча забросил меня, словно куль с сеном, на сиденье.
Подробности поездки я опускаю, скажу только, что путь наш пролегал через вспаханные поля. То есть теоретически там была дорога, но практически это было тоже самое поле — подмороженные пласты чернозема, через которые наш трактор бодро прыгал, так, что у меня зубы стучали.
Степановы в лице Степанова-старшего, Степанова-среднего и Степанова-младшего (60, 30 и 10 лет соответственно) встречали нас на краю поля, граничившего с зеленым, хотя и тоже подмерзшим, лугом. Вместе со Степановыми во встрече принимали живейшее участие около миллиона — на мой неискушенный взгляд — голов крупного рогатого скота. ОЧЕНЬ крупного и несомненно рогатого.
Андрей заглушил мотор, после чего в ушах у меня зазвенело от тишины, выпрыгнул из кабины, поздоровался со всеми Степановыми за руку, коротко представил меня в качестве «корреспондента из города» и побрел куда-то вместе со старшим и средним Степановыми, негромко обсуждая, видимо, детали предстоящей вакцинации. Рогатый скот послушно затопал сзади.
Предоставленная самой себе, я немножко посидела в кабине, а потом решила подразмять ноги и осторожно вылезла. Степанов-младший сумрачно посмотрел на меня и юношеским басом изрек пророческую фразу:
— Зря ты это…
После чего сплюнул, повернулся и пошел за старшими. Я обошла вокруг трактора, а потом от нечего делать поплелась за мужчинами.
Видно, я здорово не выспалась, да и ночные забавы ясности ума мне не прибавили, кроме того, я забыла выпить волшебную таблеточку и потому сосредоточилась на своей любимой аллергии…
Короче говоря, очнулась я, когда путь был отрезан. Представьте себе эту сюрреалистическую картину: серое рассветное небо, бескрайние поля… и громадное стадо коров, окружившее одинокую женскую фигурку… хорошо, просто фигуру В КРАСНОМ!
Я почувствовала, как что-то широкое и твердое ощутимо пнуло меня в зад. Потом слева и справа меня обдало горячее дыхание и мир вокруг наполнился запахом навоза. Говорят, им лечат болезни легких… Вероятно, в ближайшие десять лет пневмония мне не грозила.
Я в панике огляделась. Коровы стояли плотным кольцом, только позади меня виднелся узкий проход. Туда я и кинулась, решив спастись в кабине трактора.
Широко известно заблуждение насчет красного плаща тореадоров. На самом деле быкам — и коровам — абсолютно наплевать на красный цвет. Их просто раздражает, когда у них перед носом трясут какой-то тряпкой. В моем случае их раздражало нечто, убегающее от них по стремительно раскисающей грязи. Хотя, возможно, им не нравился и красный цвет тоже…
Как бы то ни было, но догоняли они меня от души. Припертая к трактору, я попыталась отпихнуть некоторые, особо приблизившиеся рога руками, но с тем же успехом могла бы попробовать задом отодвинуть трактор. Потом прямо передо мной возникла здоровенная лобастая башка, украшенная двумя обломками рогов — и черная корова задумчиво воззрилась на мой керамический кулон в виде розочки.
Глаза у коровы были кроткие, из бархатных ноздрей валил пар, и я безотчетно протянула руку и почесала корову между рогов. Брюнетка задумчиво мотнула головой, а потом, видимо вспомнив, ЧТО ей напоминает мое эксклюзивное украшение из художественного салона на Кузнецком, прихватила розочку бархатными губами и стала меланхолично зажевывать ее вместе с декоративной, но все равно крепкой стальной цепочкой.
