С этими благочестивыми мыслями Серега поднялся, на горушку со стороны леса, подлез под плетень и бесшумно направился к колодцу, где и встретил незнакомую голую девку в мыле, которая при виде Серега страшно заорала, упустила ведро в колодец и убежала. Серега присел возле колодца и прикрыл глаза.
Пить надо бросать, убежденно подумал Серега. Вишь ты, русалки-полуденницы раньше времени являться начали. До Купаны их и не жди, да еще на рассвете, а тут нате вам! Нет, пить надо бросать, к лешему!
Я ворвалась в баню и завопила:
— Андрей, там мужик незнакомый, наверное, беглый зек! В милицейском бушлате! Волосы всклокоченные, а глаза бешеные…
Андрей выглянул в маленькое оконце, потом опустился на скамеечку и захохотал. Отсмеявшись, серьезно пояснил мне:
— Это Серега, мой ассистент. Вернулся раньше времени, паршивец. Ладно, давай сам схожу. Где ведро?
— Там!
— Где — там?
— В колодце. Я уронила…
Надо отдать должное Андрею — он даже ни словечечка мне не сказал. Только скрипнул зубами и вышел из бани.
Через каких-то полтора часа мы вымылись и пошли обедать. После обеда Андрей отправился в свою «больничку» на прием, а я постыдным образом сбежала наверх и заснула мертвым сном смертельно измученного человека.
ПОНЕДЕЛЬНИК — ДЕНЬ ТЯЖЕЛЫЙ
Разбудил Семицветову Вадим Альбертыч. Он позвонил в семь утра в понедельник, и Женька долго не могла сообразить, какой стороной приставлять мобильник к уху.
Вадик был до крайности взбудоражен.
— Евгения! Полчаса назад номер с ветеринаром поступил в продажу. Как он?
— Если не помер за ночь, то хорошо. Вчера, во всяком случае, было все нормально.
— Вы циничны, Евгения. Как моя мумусичка?
— Кто? Ах, эта змея… Отлично. У нее новый друг, зовут Буран.
— Ой! А он ее не того?
— Чего? А… нет, он не сможет.
— Старенький?
— Очень большой. Чтобы добраться до Матильды, как до женщины, ему придется лечь на землю.
— Евгения! С кем вы там познакомили мою собаку?! Кстати, когда назначена операция?
— Я не знаю, Вадим Альбертович. Я всего второй день здесь, у доктора Долгачева много работы — он еще даже не осматривал Матильду.
— Хорошо. Теперь о деле. Слухи о порче просочились, представляете?
— Вот ужас-то…
— Евгения, это что за легкомысленный тон! Впрочем, ладно, дело ваше. Главное в другом. Вы можете контролировать звонки, которые поступают доктору Долгачеву?
— Легко. У него нет телефона.
— А мобильный?
— Вадим Альбертыч, совесть надо иметь? На мобильный он отвечает сам.
— Это плохо. Ладно. Вам следует ожидать появления наших конкурентов.
— Да они в жизни сюда не доберутся! Тут этих Караулов — как грязи…
Отвечая Вадику, Женька сползла с кровати и подошла к окну. Андрей, голый по пояс, делал зарядку. На поленнице дров сидел Серега в милицейском бушлате и задумчиво курил «Беломор». Матильда лежала на крыльце, изображая коврик, Лесик крался вдоль плетня, изображая тигра. Чуть поодаль паслись пестрые куры, на плетне сидел роскошной красоты петух и с интересом разглядывал крадущегося внизу Лесика… Вот кого тут точно нельзя было представить, так это коварных конкурентов из гламурных московских изданий!
Вадик тем временем не унимался.
— Евгения! В сегодняшнем номере «Московского Стиляги» и в двух приложениях к «Дрюч» вышли статейки, в которых прямым текстом говорится, что все модели с обложки «Самого-Самого» плохо кончают! А «Дрюч» еще и намекнул, что неплохо бы предупредить ни в чем не повинного сельского коновала о грозящей опасности. Каково?
— Вадим Альбертович, я сделаю, что смогу, но мне ведь еще статью писать…
— К черту статью! Кому она нужна, ваша статья!
— Но я думала… вы же сами позволили мне… опыт в журналистике…
— Евгения, журналистика в наше время никого не интересует. Всех интересует только объем продаж. А если слухи о несчастных случаях разойдутся, объем наших продаж сократится до ниже плинтуса. Я же знаю этот мерзкий «Дрюч», зря, что ли, пили вместе? Они пришлют своего репортера, и тот немедленно все расскажет вашему ветеринару.
— Во-первых, он не мой…
— Хорошо, нашему. Будет скандал.
— Да с чего? Думаете, Андрей… Сергеевич поверит в эту чепуху насчет порчи?
— Евгения, вы меня, конечно, извините, но вы дура. Меня совершенно не волнует, во что поверит или не поверит Долгачев. Если репортер «Дрюча» расскажет Долгачеву, что на самом деле вы за ним присматриваете, то Долгачев на вас разозлится, и вы присматривать за ним больше не сможете. Вы уедете в Москву, и я не удивлюсь, если сам же «Дрюч» и сорганизует тут же какую-нибудь диверсию…
Женька устало отвела трубку от уха. Ведь он верит в то, что говорит! Наверняка верит! Что ж это за работа такая придурочная…
— Евгения! Вы что молчите?
— Я вас слушаю, Вадим Альбертыч.
— Так вот, у меня родился гениальный план. Резкое изменение концепции, понимаете? Поворот на сто восемьдесят градусов. Вам ясно?
— Нет, если честно.
— Поясняю. Раз слух уже пущен, мы сами его и поддержим. Придадим нашему журналу легкий флер мистицизма…
— У нас журнал для настоящих мужчин и о настоящих мужчинах, вы не забыли?
— Ну и что? Разве настоящий мужчина не может столкнуться со сверхъестественным? Просто он не испугается, а смело вступит в схватку с судьбой, вот вам и фишка!
— Вадим Альбертыч, я как-то…
— Другими словами, теперь я хотел бы, чтобы вы не охраняли Долгачева от неприятностей, а наоборот… спровоцировали бы небольшую, скажем, травму. Или несчастный случай. А, Евгения? Только представьте: зловещий мистический ряд, череда загадочных трагедий… на это клюнут, голову отдам на отсечение.
Женька не верила своим ушам.
— Вы вообще соображаете, Вадим Альбертович?! Вы что, предлагаете мне подстроить несчастный случай с Андреем и доложить об этом вам?!
— Умница! Все схватываете на лету. Конечно! В том-то и дело — мы не побоимся сами признаться в том, что с нашими героями творится нечто загадочное. Мы начнем журналистское расследование — я уже позвонил Анжеле и вызвал ее на двенадцать часов. Так что теперь мы все будем ждать вашего сигнала.
— Да не будет никакого сигнала!
— Евгения! Приказ об увольнении лежит у меня на столе! Если вы немедленно не прекратите капризничать…
— А я возьму и сама уволюсь! И собаку вам не отдам, вы ее только испортите.
— Что?!
— Что слышали. Совсем с ума посходили в своей Москве. Я иду работать, Вадим Альбертович. Статью я напишу и, если вы меня уволите, отнесу ее в «Дрюч». А еще наябедничаю Шамановичу, что это вы ему падение подстроили, и он на вас лично порчу наведет, вот! До свидания!
