- Ты уже часть меня… разве не чувствуешь?
Глава 22. Настоящий первый раз
Nils Frahm - Says
Чувства у меня есть, эмоции тоже, Кай. Куда сложнее понимать людей, и поверь, теперь уже очень страшно ошибаться. Слишком далеко ты продвинулся, слишком мало на мне осталось моей защиты.
По дороге в Уистлер мы слушаем музыку и любуемся на нашу прекрасную провинцию. Машина действительно очень удобная и комфортная даже для путешествий на дальние расстояния:
- Мне бы хотелось, чтобы ты оставил её себе, - признаюсь.
- Не получится, - качает головой.
- Но почему?
- Деньги нужны для других целей.
Вероятно, он говорит о проекте видео игры, над которой сейчас работают ребята всей командой.
- Жаль…
И поскольку у меня всё же маловато ума, а вернее, имеется переизбыток нейронных связей, я умудряюсь сначала выдать жуткую бестактность, и лишь потом это понять:
- Мне показалось, ты из очень обеспеченной семьи, а твоя мать, она…
- Именно поэтому я не желаю брать её деньги. Хочу все решения в своей жизни принимать сам, понимаешь?
- Не очень…
- Моя мать – женщина старой закалки, а они, женщины старой закалки, всегда лучше всех знают, как и кому жить. Особенно хорошо они это знают про своих собственных детей: где им учиться, с кем дружить, на ком жениться. Теперь понимаешь?
- Понимаю.
Лучше бы понимала до того, как разъяснили, но… пффф.
В Уистлере фантастически красиво: вершины гор уже покрыты снегом, а в самом городке всё ещё догорает золотая берёзовая и багряная кленовая осень. На узких пешеходных улочках маленького островка Европы толпятся ванкуверцы – любители либо лыжного отдыха, либо скоростных спусков на горных велосипедах, либо хорошей пинты пива…
Я отказываюсь подниматься в гондоле на вершину горы Уистлер, а Кай не настаивает:
- Есть ещё куча вариантов, чем себя здесь занять. Можем прогуляться по магазинам, если тебе нужна красивая и хорошая одежда, можем просто побродить по городу, а можем смотаться на озеро Джоффр и покормить птиц. Выбирай! – улыбается, не выпуская мою руку из своей.
- Я выбираю птиц.
- И озеро, - завершает он мою мысль. – Окей, но вначале поедим.
- Отлично, - говорю, и это моё первое «отлично». Не иначе от него набралась.
Кай не выдерживает и улыбается:
- Отлично!
Первое из трёх озёр оказывается сказочно бирюзовым и неприветливо холодным. Сырой студёный воздух пронизывает мою тонкую куртку насквозь, но я молчу, не признаюсь Каю о своих проблемах, потому что не могу оторвать глаз от окружающей меня красоты.
- Как так? Родилась в Ване, а окрестностей почти не знаешь? – смеётся надо мной Кай.
В четыре часа дня солнечный свет уже почти не греет и тает на глазах , пропуская вместо себя сумерки.
- Рискнём добежать до второго озера? Оно красивее и лазурнее этого раз в десять!
- Рискнём! – соглашаюсь, перевозбуждённая уже увиденным.
- А ты не замёрзла?
- Нет, - вру!
- Пальцы холодные, - замечает он.
- А у меня всегда так.
И это правда.
Дорога сквозь густой северный лес, состоящий из мха и хвои занимает час. За это время я успеваю согреться – мы спешим увидеть второе озеро засветло.
Как только выходим к нему, у меня перехватывает дыхание – даже фотографии национального парка Баффин с его эдемскими пейзажами так не впечатляли, как увиденное собственными глазами в полноте красок и своём первозданно диком облике холодное озеро Джоффр – второе из трёх братьев. Настолько прозрачной голубой воды не бывает даже в рукотворных бассейнах, а если добавить к ней остроконечное хвойное обрамление и горную гряду, обёрнутую пуховым белым облаком, то картина получится завораживающей.
Именно так, с открытым ртом, забыв о холоде и не обращая никакого внимания на орошающие лицо капли мелкого дождя, я и стою, не в силах дышать и не способная найти слов, позволяющих излить мой восторг.
Кай обнимает меня со спины, порыв ветра набрасывает мои волосы на его лицо, и он, вместо того, чтобы возмутиться и отбросить их в сторону, глубоко вдыхает, зарываясь носом где-то за моим ухом, и впервые произносит вслух те самые слова:
- Я люблю тебя…
- Ты сейчас это понял? – смеюсь.
- Нет, понял давно… но, если бы ты только знала, как же ты пахнешь…
После этих слов мне уже не до смеха, всё суетливое замерло, ощутив во всей полноте и ясности то мгновение, которое называют счастьем. Не так и много их было в моей жизни, но все до единого случались в объятиях Кая. Никто не умел обнимать меня так, как мой муж - он не держит руками, нет - он оборачивает в уверенность, умиротворение и покой. Хотя бы ненадолго, хотя бы на время даёт сладкое чувство защищённости, позволяет утонуть в беспечности.
- У тебя волшебные руки! - говорю ему. - Знаешь?
- Знаю. Но такими они умеют быть только для тебя! - улыбается.
- Умеют? Или хотят?
- Умеют. Викки, нам пора возвращаться, дождь скорее всего начался недавно, лес ещё не промок, но на обратном пути нам достанется воды. Пойдём!
- Как же я люблю горы… - только выдыхаю в ответ.
Но Кай не слушает мои восторги, высыпает принесённые нами ягоды сушёной клюквы на камень – кормить птиц с рук времени нет, нужно возвращаться – и тянет меня обратно на тропинку.
Как он и говорил, воды нам достаётся вдоволь, особенно мне – куртка промокла насквозь, потому что не рассчитана на дождливую погоду.
- Кто же надевает такие бесполезные вещи в горы?! – возмущается Кай, натягивая на меня свою куртку и оставаясь только в свитере. – И вообще, зачем их покупать?
Я сопротивляюсь, но где уж мне с моими тонкими руками против его мускул и решимости.
Angus & Julia Stone - Sylvester Stallone
Мы добегаем до Мустанга, когда на парковке уже остаётся только наша машина и большой чёрный ворон, подбирающий следы в виде крошек и фруктовых огрызков, оставшиеся после городских жителей. Залезаем внутрь, Кай включает печку, но меня всё равно трясёт.
- Раздевайся! - приказывает. - Снимай всё мокрое!
Мокрым, действительно, оказазывается абсолютно всё, включая бельё. Кай опускает спинки сидений:
- Ложись!
И я подчиняюсь, не прекращая трястись то ли от холода, то ли от стыда, потому что на мне остались только мои мокрые трусы.
- Всё снимай! – резко и даже немного грубо командует Кай. Он зол, но не слишком сильно, мне кажется.
И я стягиваю остатки.
Кай, голый и горячий, хоть и бежал до машины без куртки, вытягивается вдоль моего тела и прижимается ровно настолько, насколько нужно, чтобы отдать мне своё тепло, но не придавить, как котёнка.
- Перестань краснеть, - шепчет в мою щёку, - в ночь с 25 на 26 июля я всё видел, и увиденное из моей памяти не вытравить даже кислотой. Так что, прекращай смущаться и согревайся!
Он и не думал соблазнять и в самом деле хотел только согреть: растирал ноги и руки ладонями, затем вновь накрыл своим горячим телом, держась на локтях:
- Ну как? Теплее?
- Да! - признаюсь, прилипая к нему ещё плотнее.
И это даже не удовольствие… это блаженство!
- Ледышка! Маленькая ледышка! Но ничего, я тебя отогрею! - шепчет в мои губы, улыбаясь, а в этой улыбке зашифрованы далеко идущие планы, совсем не примитивного сексуального содержания.
Однако же, невзирая на их непорочность, юность живет по своим собственным законам, и уже очень скоро я ощущаю бедром неизбежную мужскую реакцию на пусть непутёвое и замёрзшее, но всё-таки женское тело. Она не смущает меня, не пугает и не вызывает восторга. Она мне просто очень нравится… Она, или тот факт, что этот красивый, сильный, умный парень из сотен других выбрал аутичную меня, и только во мне в эту секунду так красноречиво нуждается. Не в Дженне, не в Марине, а во мне.
