Впрочем, не о мнении Палыча мне стоит беспокоиться. С ним я как- нибудь договорюсь, а вот с отцом уже вопрос… Останавливаю взгляд на нем и впервые смотрю, как на мужчину.
Почему наступил себе на горло и приехал сюда? Что хочет? И самое главное — знает ли о том, что было?
Все, что хотел, я сказал ему перед тем, как съехал. В его власти закрыть интернат, как и вышвырнуть меня на улицу, но почему-то переживать за себя не получается. Все мои мысли крутятся вокруг Божьей Коровки.
Что он сделал с ней, если обо всем узнал? Вдруг именно поэтому она больше не приезжала ко мне?
А если… У них был секс? После меня?
Раньше я никогда не ревновал. У меня не было женщин, за чье внимание я должен был бороться. Они появлялись и уходили, получив свое. Да у меня и отношений-то ни с кем не было! А теперь, при виде собственного отца, я испытываю такую бурю эмоций, что в голове не укладывается.
— Рад тебя видеть. Присаживайся.
Он кивает на второй стул для посетителей так, как будто это его кабинет. Власть всегда была второй натурой моего отца. Бескомпромиссный, жестокий, черствый — никогда не думал, что взгляну на все эти его качества под другим углом. Задумаюсь о том, каково ей жить с ним все это время?
Я не могу ответить отцу тем же. Я не рад ему, но и грубить не буду. Просто промолчу.
Закрыть интернат он мог и без того, чтобы приезжать сюда. А значит, он здесь не для этого.
— Так значит, вот ты где теперь работаешь. И до сих пор не передумал?
Качаю головой.
Интересно, будь мы с отцом хоть немного ближе, я бы испытывал уколы совести после того, что сделал? Почему при виде него единственное, что хочу, так это освободить ее от него, уберечь, спасти?
Я-то сбежал из отцовского дома, и для меня это было несложно, но для Божьей коровки? Почему она все еще с ним? Что ее держит?
— Не буду ходить вокруг да около, Тимур. Тем более, вижу, что ты не особенно разговорчив сегодня. Знаю, что к тебе Ксения приезжала…
Сердце пропускает удар. А между лопатками стекает холодный пот. Отец смотрит на меня в упор, пауза затягивается.
Он сводит брови к переносице.
— Или не приезжала?
— Да! — отвечаю резко. — Приезжала. А ты что, не уверен? Или ты теперь каждый ее шаг проверяешь?
18-3
Вижу, что моя догадка верна.
А еще я только что получил ответ, почему она больше не приезжает. Еще бы. Это самоубийство при таком тотальном контроле. Как я мог не учитывать этого?
И контролировал ли он ее и раньше или только начал?
— Что такое? — продолжаю. — Ты свою жену подозреваешь в чем- то? Она действительно приезжала, волновалась, как я тут. Ты мог бы задать мне нормальный вопрос, а не пытаться вытащить из меня это своей обычной хитростью.
Но вот о курсах, на которые она меня вписала, я благоразумно промолчу.
Как и про ее второй визит и о том, что было между нами.
Лучшая тактика это нападение. И мой отец в совершенстве знает это.
— Не кипятись, Тимур. Поживешь с мое, поймешь, что женщинам нельзя доверять.
— Так ты и ко мне приехал только из-за этого? Ходишь любовников ее выслеживаешь?
Как же легко даются эти слова. Я словно поддеваю его, хочу посмотреть его реакцию. Разозлить.
— Я хотел убедиться, что ты не откажешься от своего решения.
— Я не откажусь.
— Хорошо… Видишь ли, Тимур. Рано или поздно о том, где ты работаешь, узнают в прессе. Эта настырная Василиса, подруга Ксении, уже дыру в черепе мне проела… Эта к тебе хоть не приезжала?
— Ее не видел.
— Хоть что-то, — вздыхает он. — Ты, наверное, знаешь, что сейчас я баллотируюсь на важный пост…
— Если честно, нет, — перебиваю его я. — У тебя что ни год, то какие-то выборы, голосования, опросы. Я уже со счету сбился и не слежу за твоей карьерой.
Отец багровеет, но вовремя берет себя в руки. Он здесь явно не для того, чтобы ругаться, я же — не могу сдержаться. Из-за его недоверия, слежки и внимания, она ко мне теперь точно больше никогда не приедет.
Я ее не увижу теперь. Как она того и хотела.
— На этот раз все серьезно, Тимур. Я баллотируюсь в премьер- министры.
— И я тебе что, мешаю?
— Будь добр, не прерывай. У меня хорошие шансы, но… идеальных кандидатов никто не любит, а последние опросы показали, что мой противник опережает меня. В моем штабе долго думали из-за чего так вышло. И оказалось, что это произошло только за счет того, что его дочь лечится от наркозависимости где-то в Европе. Люди стали ему сочувствовать, представляешь? — кривится он. — Какая-то малолетняя наркоманка совсем с катушек слетела, а он мало того, что не стал скрывать этот позорный факт, так еще и умудрился предать его огласке и воспользовался в своих целях! Я хотел рассказать всем о тебе и твоей работе, но оказалось, что сейчас делать этого никак нельзя. Никто не поверит, что, кроме помешанной на благотворительности женушке, у меня еще и сын работает и живет на пятнадцать тысяч в месяц. Не в этой стране, Тимур.
Представляю, какой это для него удар. Всю жизнь так тщательно полировал свою репутацию, что теперь она выглядит абсолютно неправдоподобно и потому совершенно бесполезна.
Откидываюсь на спинку стула.
— И ты приехал ко мне… Попросить, чтобы я, скажем, нажрался до чертиков, спустив за ночь пару сот тысяч в каком-нибудь клубе, а потом совестливо слег в наркодиспансер и все это желательно на глазах журналистов?
Смеюсь в голос. Судя по выражению его лица, так и есть.
— Плохие новости, папа! Для меня это пройденный этап. Где ты был, когда я пил сутками напролет, потому что думал, что моя жизнь кончена? Почему не приезжал с камерами тогда? Отличный же сюжет вышел бы! Ах да, потому что ты бы скорее пристрелил меня, опасаясь огласки, верно? А теперь локти кусаешь и завидуешь конкуренту, который оказался честнее. Знаешь, чем он отличается от тебя, папа? А он не стыдится собственного ребенка, каким бы тот ни был! Вот так ирония судьбы, да?
На его лице играют желваки, но я не могу остановиться. Думал, что сказал ему все тогда, еще в его кабинете, но оказалось, что обида никуда не делась. Она все еще здесь. Всю мою жизнь он ненавидел мои интересы, говорил свысока о футболе, а теперь я должен помочь ему? Да какого хрена?
— Мне больше неинтересно спаивать лживых друзей и дорогих шлюх. Все, что мне теперь нужно, это — работа. И впервые в жизни, отец, я тебя прекрасно понимаю. Ты ведь тоже вцепился в свою карьеру, как голодный клещ в бродячую собаку. А для меня футбол главное, но ты никогда не хотел понимать этого. За любой проступок меня вышвырнут отсюда на улицу. Могу ли поступить так ради тебя? Нет. Ты того не стоишь!
Дальнейшее происходит быстро и беззвучно. В какой-то миг я просто отлетаю к стене, ударяясь затылком, и только потом сознание прошивает боль.
Рефлекторно касаюсь горящей нижней губы, и на пальцах остается кровь.
— Не смей так говорить со мной, — цедит сверху отец. Он уже поднялся и теперь нависает надо мной. — Слишком мал, чтобы огрызаться. Ты никто, Тимур. И звать тебя никак. Если сначала я радовался твоему возвращению, видел в тебе наследника, то теперь сделаю все, чтобы ты снова сбежал, поджав хвост. Я не позволю разрушить все, к чему я иду всю свою жизнь. А ты постоянно мешаешь. Поступаешь наперекор, и я сыт этим по горло. Ты не продержишься здесь и месяца, помяни мое слово.
Глава 19. Ксения
Один крепкий эспрессо, и я смогу выдержать еще одну пресс-конференцию за день. В ожоговом центре сегодня многолюдно, такого еще не было. А за последний месяц я побывала здесь уже трижды. Это рекорд даже для меня.
Я много работаю, потому что хочу быть полезной. Хоть кому-то. Хоть чем-то. Маниакальная работоспособность, по сути, лишь сублимация собственного несовершенства, но что сделаешь, если единственное, что у меня есть — это деньги.
Кто-то бухает, покупает дома и устраивает вечеринки с фонтаном из шампанского, а я помогаю детям.
