– Кем ты хочешь стать, когда вырастешь? – спросил он.
– Доктором, – не задумываясь, ответила Катька.
– Почему?
– Когда ты там лежал, а я не знала, как тебя лечить и чем помочь, то решила, что обязательно, обязательно-преобязательно стану доктором, который знает, как лечить детей!
– Молодец! – похвалил двенадцатилетний мужик и добавил. – Тогда нам придется очень сильно постараться.
Только став взрослой, прослушав курс лекций по психологии, миллион раз прокручивая, передумывая и вспоминая свою жизнь, Катерина поняла, что он, еще находясь у нее в квартире, под бабушкиной кроватью, битый-перебитый, принял решение и соединил их жизни в одну.
И не стало одинокого мальчика-хулигана из неблагополучной семьи алкоголиков, и не стало затюканной до тупости, одинокой, никому не нужной девочки. В тот момент, когда он принял решение, появились «они!», как одно целое.
– А кем хочешь стать ты? – спросила, затолкав остатки пирожка в рот.
Получилось смешно: «А хем фохешь сфать фы?»
Он усмехнулся, посмотрев на нее, забрал из пальцев бумажку от пирожка, вытер Катьке губы и, посерьезнев, ответил:
– Пока не знаю. Посмотрим, как дела у нас пойдут. Тебя вот надо выучить и поднять. Кем понадобится для этого, тем и стану.
Ничего из его таких странных речей девочка тогда не поняла.
Позже. До всего доперла позже.
Он научил ее всему!
Он научил и показал то, что, по-хорошему, девочкам и знать-то не полагалось!
Он научил жить и ни черта не бояться, бороться за себя и уважать себя!
Он вручил ей ее собственную жизнь и сделал эту жизнь настоящей!
Они встречались каждый день, в часы ее прогулок, а когда начался учебный год, Тимофей встречал ее из школы и провожал домой.
До угла.
Их встречи, время, что проводили вместе, – это тайна, тайна, тайна ото всех!
– Ты должна очень хорошо учиться, – поставил первую задачу Тим.
– Я хорошо учусь, – по привычке дисциплинированно отрапортовала Катька. – На одни пятерки!
– Это сейчас, а со следующего года начнется серьезная учеба, ты же в четвертый класс пойдешь, – заранее предупреждал он.
Вскоре, набравшись немного уверенности в себе и смелости, его стараниями и уроками, Катька неожиданно твердо заявила:
– Ты тоже должен учиться!
– Да на фига мне это! – отмахнулся Тим.
– Нет! Совсем не на фига! – стояла на своем она. – Как мы сможем быть вместе, если ты в школу не ходишь? А то отдадут в какой-нибудь приемник-распределитель или в интернат! Заберут у родителей и у меня! Где я тебя тогда искать буду? Нет, тебе тоже надо ходить все время в школу и учиться. Тоже станешь кем-то, не я одна!
Он задумался над этой пламенной речью.
И сам себя перевел в ее школу. Самостоятельно обошел всех нужных чиновников, собрал справки и документы, уж что он там им говорил и какие сказки рассказывал…
Тимофей мог все!! Это Катерина знала наверняка.
Теперь им стало намного проще. Они были рядом, по крайней мере в школе. Все перемены проводили вместе, мальчик строго следил, чтобы Катька обедала и полдник съедала. Приводил за ручку в буфет, сгонял кого-нибудь из-за стола, если все места были заняты, усаживал ее и не отпускал, пока все не съест.
По школе поползли слухи о такой вот непонятной дружбе-любви. Ну а как без них, без слухов-то, особенно в школе!
Все знавший, понимавший во взрослой жизни побольше самих взрослых, Тимофей, уловив гнусненький шумок, расползавшийся пожаром, привел Катьку за ручку в кабинет директора школы.
И, преобразившись до неузнаваемости, изобразив скорбь и печаль, и навязанную тяжкую обязанность, поведал директрисе о том, что является двоюродным братом девочки Воронцовой, и родственники специально перевели его в эту школу, чтобы он за ней присматривал. Ее, дескать, бросили родители на больную старую бабушку, девочка всего боится, плохо ест, необщительна и нелюдима, вот родня и решила…
Ушлая, все знающая директриса купилась на эту побасенку как девочка!
И шепоток сплетен прекратился.
Серая мышь, затравленная Воронцова никаких иных ассоциаций, кроме как изложенных со слезой Тимофеем, у преподавателей и учеников не вызывала. На том и отстали от них.
А он автоматом получил «уважуху» от учителей и страх до пердежа от старших учеников, паре-тройке из которых навалял, не задумываясь, по сытым мордасам.
Ни черта не боялся и глубоко плевал, что ему всего тринадцать лет, а им по шестнадцать-семнадцать!
Тим учился как мог, старался, Катька помогала по мере своих сил и знаний и пристрастила его к чтению – по необходимости штудировала литературу, а он за компанию, и ему понравилось, но…
Мальчик оставался дворовой шпаной, хулиганом, беспризорником, предоставленным самому себе, с бандитскими знаниями жизни и людей. И как проводил время вне школы и их двухчасовых встреч, Катька узнала и поняла гораздо позже.
Тимофей стал ее миром – отцом, братом, другом, ангелом-защитником, поводырем.
Когда начались месячные, она перепугалась до слез, решив, что умирает! Никто не объяснял девочке, что это должно случиться, и это – нормально. Катька прибежала ранним утром в комнату еще спавшей бабушки вся в слезах. Ксения Петровна строго отчитала ее за истерику, велела взять и использовать вату, а в школе подойти к учительнице или однокласснице и все выяснить про «данный вопрос». Сама бабушка давно про это не помнила, а нынче какие-то новые средства для «этого» есть.
Какая учительница, какие одноклассницы?!
Продолжая плакать от испуга, она кинулась к Тимофею, который ждал ее на их месте за углом дома, чтобы идти в школу. Выслушав рыдающую девочку, тот вздохнул и за руку, как обычно, отвел в ближайшую аптеку, попросил женщину-аптекаршу объяснить все «сестренке», рассказать, чем и как пользоваться в такие дни, и купил целую кучу новомодных прокладок, совершенно никого и ничего не стесняясь.
Тимофей вообще ничего не смущался, и у него всегда имелись какие-то деньги.
Откуда?
А оттуда! Где мог взять деньги беспризорник-шантропа? Ну, вот там и брал! И не только деньги. Он воровал с уличных лотков, наводнивших Москву, особенно возле станций метро, фрукты, конфеты-печенья и приносил Катьке, и заставлял есть под его неусыпным присмотром, а то худая, как…
А еще книги!
Чтение Катерины Воронцовой настолько разнообразилось с появлением в ее жизни Тимофея. Однажды он принес стыренную книжку по быстрочтению. Девочка освоила эту практику моментально, научившись шустрому чтению в двенадцать лет, тайно от бабушки, само собой!
Ей сразу стало легче, и намного – уже не надо было так напрягаться, чтобы успевать штудировать «плановую» классическую литературу, пересказывая по вечерам Ксении Петровне содержание прочитанного, и выкраивать как-то минуты для чтения «недозволенной» литературы.
