– Моя родная, моя хорошая, моя девочка, моя Ксюша…
Ловлю себя на мысли, что забываю дышать. Понимание, что Лерой этой ночью любил не меня, накрывает волной исступлённой боли. Хочу закричать, но оказываюсь не способна издать ни звука. Мне теперь всё равно – прекращаю биться в его руках и искать пощады. Разве дано телу болеть сильнее души? Я почти не различаю его лица напротив: глаза заволокли слёзы. Благодарна им, поскольку видеть этого монстра так близко я больше не хочу.
Ещё несколько минут непрекращающихся пыток сменяются необычайной лёгкостью и свободой. Лерой, получив свою порцию кайфа, падает рядом и мгновенно засыпает. А я ощущаю, как по щекам катятся слёзы, наконец-то нашедшие выход.
Даже просто дышать одним воздухом с Амировым становится невыносимо. Собираю себя по кусочкам и заставляю встать. Сползаю с кровати, попутно вытирая слёзы дрожащей рукой, и бреду к выходу. Каждый шаг отдаётся жгучей болью внизу живота, но невыносимая обида и желание бежать из этого дома без оглядки действуют лучше любого обезболивающего.
Спускаюсь в гостиную и вновь иду босиком по битому стеклу на кухню. Я дура, которая выдумала себе любовь! И эту боль я заслужила сполна!
Среди разгрома нахожу свои вещи, но вижу, что те безвозвратно испорчены: небрежно брошенные среди хлама, они стали грязными и никчёмными. Ощущаю себя такой же, отчего всю меня начинает трясти. Крепко обхватываю себя руками, но понимаю, что мне никто не поможет.
Стою, как идиотка, совершенно голая, посреди разрухи и не знаю, что делать. Среди кучи раскиданных вещей нахожу свою сумочку и телефон: я должна отсюда уехать. Первая мысль – позвонить отцу и сказать, что Лерой меня изнасиловал. Амиров пьяный, а я вся в синяках и порезах – мне поверят. А я смогу отомстить. Вот только отец, когда он так сильно нужен, опять вне зоны действия сети.
Кроме него, в этом чёртовом городе у меня нет никого. Всхлипывая, пытаюсь вспомнить телефон такси, но ничего не приходит на ум. Нервная дрожь сменяется диким ознобом. Мне холодно и больно. А ещё стены давят с невероятной силой, воскрешая в памяти минувшие часы в этом доме.
– Родик, – надорванным голосом выдыхаю в трубку. Он единственный, кто может помочь. – Прошу, забери меня домой.
– Арина Петровна, с вами все в порядке? – Слышу, что он взволнован. Еще бы! Второй час ночи...
– Да, – стараясь не выдать себя, отвечаю водителю. Его жалость мне не нужна.– Просто поссорилась с Машей. Заберёшь?
– Конечно, – обречённо вздыхает Родик, не испытывая особого желания мчать за мной посреди ночи на другой конец города.– Буду через полчаса.
Полчаса... Целых тридцать минут... Это слишком долго. А я больше ни минуты не могу находиться в этом доме. Но только от моих желаний ничего не зависит в жизни. Этот урок я уяснила на «отлично».
Я не могу позволить себе показываться перед Родиком в таком виде, а потому вновь бегу наверх, в ту самую комнату, где сегодня вдребезги разлетелись мои детские мечты. Мне нужно привести себя в порядок и найти хоть что-то из одежды.
Амиров всё так же спит, широко раскинув руки. Прежде казавшийся мне красивым, сейчас он вызывает у меня стойкое отвращение. Я его ненавижу! И себя! И эту мифическую Ксюшу! Особенно её. Хотя нет – ей я, наверное, просто завидую.
Не страшась потревожить сон Лероя, я с шумом открываю шкаф в его комнате, нахожу в нём футболку и спортивные штаны, а затем плетусь в ванную.
Смотреть на себя в зеркало страшно, но я всё же поднимаю глаза на свое отражение: мелкая, худая, с размазанной под глазами тушью и гнездом на голове. Дура! Как я могла подумать, что вот этим смогу покорить чьё-то сердце?! Хватаю с тумбочки фен и со всей дури бросаю его в зеркало. Треск стекла, а затем грохот падающих на кафель осколков оглушает, но вместе с тем чувствую, что становится немного легче.
Быстрый душ и наспех затянутые на талии штаны Амирова. Я похожа на чучело в этой длинной футболке и широченных джоггерах, но времени искать что-то ещё не остаётся: Родик уже ждёт у ворот Машкиного особняка.
Выскакиваю из ванной и бросаю мимолётный взгляд на Амирова, который продолжает мирно спать, ничего не замечая вокруг. Уже хочу убежать, как в глаза бросается алое пятно на белоснежной простыне – неоспоримое доказательство моей беспробудной тупости! С остервенением выдёргиваю помятую шелковистую ткань из-под Амирова и комкаю в руках. Не хочу, чтобы Лерой знал, что стал для меня первым. Пусть лучше думает, что был очередным моим любовником, и причем наихудшим!
Прижимаю к груди свидетельство своего позора и несусь вниз. Всё! Больше с Амировым меня ничего не связывает! А нашу близость я просто сотру из памяти!
Вылетаю из дома в ночную прохладу, возле ворот выкидываю простыню в мусорный контейнер и бегу к отцовскому автомобилю, где меня уже давно ждёт Родик.
– Арина Петро... – начинает тот, но, замечая мой внешний вид, осекается. – Арина, Господи, что приключилось?
– Родик... – Понимаю, что если хочу отомстить Амирову, то легенду об изнасиловании нужно придумывать здесь и сейчас. И будь на месте Родиона отец, я бы так и сделала. Но вижу перепуганные глаза водителя и замолкаю: он рисковал своей работой, когда привёз меня сюда вечером. – Ничего страшного, просто платье заляпала пиццей, вот пришлось взять чужие вещи.
Родик делает вид, что верит, хотя понимаю по глазам, что убедить мне его не удалось.
– Пусть так, – говорит он, открывая для меня заднюю дверь. – Только не забывайте, что тайное рано или поздно становится явным.
Он не смотрит на меня с укором, в его взгляде не проскальзывает ненавистная мне жалость, скорее, ему больно видеть меня такой. Уверена, он всё понял и просто не хочет давить на меня, да и не имеет на это права.
– Я не могла дозвониться до отца, – шепчу в своё оправдание.
– У Снежаны Игоревны снова приступ токсикоза, – вздыхает Родион, занимая водительское место. – Пётр Константинович просил его не беспокоить.
К горлу подступает ком, глаза снова начинает щипать от желания разреветься. С виду беспечная и счастливая, по факту я совершенно никому в этой жизни не нужна. Отец всегда, даже неосознанно, выбирает не меня. Моя жизнь ему безразлична.
– Я остановлю машину у служебного входа, – бормочет Родик, когда мы подъезжаем к дому. – Думаю, вы не хотите лишних разговоров.
– Спасибо! – шепчу, глядя в добрые глаза водителя через зеркало заднего вида. Разве могла я когда-нибудь подумать, что именно Родик, к которому я никогда не проявляла должного уважения, будет заботиться обо мне больше отца?
Огромный дом встречает меня безжизненной тишиной. Бегу в свою комнату и первым делом сбрасываю с себя вещи Амирова, насквозь пропитанные им. Забираюсь на кровать и пытаюсь согреться, прижимая к сердцу потрёпанного Шурика, но как бы ни было тепло снаружи, моё сердце, покрытое коркой льда, уже не согреть. Ворочаюсь, вою от обиды и не проходящей боли, проклинаю свои нелепые чувства и мечтаю поскорее заснуть. Вот только сон не спешит спасать меня от губительных воспоминаний. И лишь когда слезы иссякают, а искусанные в кровь губы перестают ощущать колкую боль, я проваливаюсь в спасительную темноту, освобождающую меня от разрушающих мыслей.
Утро нового дня встречает монотонным шумом дождя за окном. Небо, серое и низкое, решает сжалиться над моим разбитым сердцем и плачет вместе со мной. Ловлю себя на мысли, что ничего не хочу: ни завтракать, ни спешить на тренировку, ни выслушивать причитания Снежаны о бесконечной тошноте. Но больше всего я не желаю видеть Лероя... Зажмуриваюсь и натягиваю одеяло чуть выше, до самого подбородка: так теплее и уютнее. Мне так хочется открыть глаза и понять, что весь этот кошмар в моей жизни – не более чем сон.
И всё же прятаться от проблем под одеялом – такое себе занятие. Мне нужно спуститься, увидеть отца и убедить его, что Лерою в нашем доме больше не место. Рассказывать отцу о произошедшем, а тем более врать об изнасиловании, больше не хочу. То, что произошло минувшей ночью в доме на утесе, должно остаться только между мной и Лероем. Позора с меня хватит! Сейчас мне противна сама мысль, что кто-то вообще может узнать о моем падении. Мне хватило скандала с «Берлинго». Уверена, отец, полностью растворившийся в капризах своей беременной жены, вновь не захочет разбираться ни в чём, обвинив меня в распутном поведении. Да и сама идея мстить Амирову вместе с бесцветными снами улетучилась из моей головы, как, впрочем, и любовь к этому страшному человеку.
