— Да, жена вам точно не лучшая досталась.
Мирослав приоткрывает рот, собираясь возразить, но останавливается и только с шумом вздыхает. Рука его резко исчезает с моего плеча, а улыбка пропадает с лица. Он серьезнеет вмиг, но это не та суровость, с которой он отдает приказы. Евсеев выглядит иначе, так, словно хочет сказать что-то резкое, но правдивое, отчего мне станет радостно и неприятно одновременно. Но молчит. И я молчу, разглядываю его, словно ответ у него в глазах написан. Кажется, так и есть, но после шампанского я не в состоянии умело читать.
— Идите переодевайтесь, если не хотите пить холодный кофе.
Глава 15. Мирослав
Слова Ксении бурей взрываются в груди, и мне титанических усилий стоит сдержать себя в руках и подробно не расписать ей, где и в чем она лучшая. Умная, красивая, ответственная, уверенная, а еще замечательный специалист и заботливая сестра. Так и тянет усадить за стол, дать ручку и листок и заставить записывать, чтобы, если вдруг забудет, перечитала конспект. Но вместо этого я только пыхчу от злости и отправляю Савельеву переодеваться. Не мое это дело, нельзя влезать с нравоучениями.
Отсыпаю в турку кофе, примятую пачку корицы отодвигаю подальше и заливаю все водой. Остается только выставить режим (останавливаюсь на одном из самых медленных) и дождаться Ксению. У нее уютно и чисто, а еще приятно пахнет ванилином и апельсинами. Ароматы успокаивают, возвращая меня к обычному состоянию. В конце концов, это странная привычка всех женщин — преуменьшать свои достоинства. А меня странно взвинтило.
Отключаю вибрирующий в кармане телефон — работа не отпускает, но я упорно от нее отвязываюсь, потому что в фокусе моего внимания этим вечером Савельева. Эта женщина не перестает меня удивлять. И, если раньше я знал Ксению исключительно с профессиональной стороны, то сейчас она поражает меня готовностью так легко мне помочь. Не каждая согласится поддержать своего мужчину в важном для него деле, а тут… нас не связывает ничего, кроме работы, но помощь Савельева мне все же предлагает. И как тут тогда оставаться равнодушным и не протестовать, когда она преуменьшает свои достоинства? Савельева появляется, когда кофе начинает подниматься, и я едва успеваю не испортить напиток — снимаю турку с плиты и верчусь потерянно на кухне, ища, куда поставить горячую посуду.
Ксения ориентируется быстрее — толкает по столешнице подставку и улыбается немного смущенно. На ней спортивные штаны и футболка с длинным рукавом. Вроде бы не самая привлекательная картинка для искушенного взгляда, но я застываю, бессовестно разглядывая свою помощницу. Домашняя, она совершенно другая. Не такая стервозная, какой почти всегда бывает в офисе, а спокойная и расслабленная. Ксения ставит чашки на столе и отходит к холодильнику.
— Торт или кексы? Или всего и побольше?
— Всего по чуть-чуть, — отвечаю с улыбкой. — Я не знал, какой ты пьешь, и сделал без сахара.
— Вкусный, — отвечает Савельева и смеется. — Я пью вкусный кофе. У тебя такой? — она поднимает на меня взгляд и ждет ответа. Не будь мы знакомы так долго, я бы принял это за флирт. Сейчас же читаю в глазах Ксении вызов: она намеренно меня испытывает. Только для чего?
— Надеюсь, — пожимаю плечами и ставлю наконец турку на подставку.
— Садись, дальше я сама.
Спорить не планирую, усталость дня наваливается на плечи, а еще доехать домой как-то надо. Хорошо, что Савельева предложила кофе, хоть немного подзаряжусь. Ксения достает торт, от которого аккуратно отрезана пара кусков, и выставляет кексы — маленькие произведения кондитерского искусства. Даже не представляю, сколько времени и сил она потратила на все украшения, зато ясно оцениваю масштабы ее душевных терзаний. Мда, не думал, что способен довести людей до подобного в обычной жизни. Ладно в бизнесе, там свои правила: переговоры, сделки, контракты, которые заключают с сильнейшими. А здесь… Хмыкаю. Нашу ситуацию обычной назвать язык никак не поворачивается. Так что и способы успокоиться глобальные.
— Точно помощь не нужна? — интересуюсь, потому что Савельева как юла кружит по кухне.
— Нужна. Я решила, что кофе мы будем пить в гостиной, для этих дел там даже столик стоит. Так что разлей пока все по чашкам, а я отнесу сладости.
Делаю все в точности, как просит Ксения, Дождавшись, пока осядет взвесь, разливаю по чашкам, оставляя ей ту, в которой больше пены. Себе кладу сахар — не признаю исключительно горечь в кофе. Не даю Савельевой нести горячие кружки, иду в комнату с ними сам под вздохи помощницы. Ксения молчит, когда мы садимся на диван, сохраняя приличное расстояние между друг другом. А я сегодня продолжаю прощупывать границы, как физические, так и моральные, поэтому бессовестно лезу в личную жизнь своей помощницы:
— Я вдруг понял, что ничего не знаю о тебе, кроме того, что ты замечательный сотрудник, — произношу мягко, встречаясь с изумленным взглядом Савельевой. Да, кажется, я никогда ничего подобного не говорил. Обычно я только ругаю всех за косяки, а хорошо сделанную работу воспринимаю как само собой разумеющееся. Да и с Ксенией мы часто цапаемся по рабочим вопросам: то я потребую отчет сделать за полчаса, то она начнет дерзить. Так и живем: ничего друг о друге не знаем, зато ругаемся как кошка с собакой. Отламываю вилкой кусочек торта и пробую. — Очень вкусно, — говорю честно и работаю вилкой активнее, потому что внезапно проснулся аппетит.
— Спасибо, — улыбается и приосанивается. Довольная, и у меня на душе от этого вида становится теплее. — Попроси досье у службы безопасности, там все явно интереснее, чем я расскажу.
— Никогда не смотрел за все время работы. Ни у одного сотрудника.
— Доверяешь всем?
— Нет, считаю, что это лишняя процедура, но отменить ее пока никак не могу, — признаюсь открыто. Это дед придумал проверять каждого, копошась в его грязном (и даже чистом) белье. Я же считаю подобную проверку для каждого сотрудника излишней, достаточно упрощенного варианта, который использует большинство компаний. — А сотрудник рано или поздно себя проявит, для этого необязательно ворошить его жизнь.
— Ладно, — соглашается Ксения и заводит разговор, пододвигая тарелку с кексами ближе ко мне. Я стреляю взглядом на часы: без пятнадцати минут три, ночь в самом разгаре, утром нужно будет ехать обратно к Савельевой, так что на сон, если уехать в течение часа, останется в лучшем случае часа три. Но я ни капли не жалею, что решил спросить у Ксении о ней, потому что ею действительно интересуюсь.
Она начинает с самого детства, находя уместную причину: для дела, «вы же должны знать все о своей жене». Я, не перебивая, слушаю о том, как она училась в музыкальной школе, ненавидя фортепиано всеми фибрами души, как радостно бросила, потому что как раз родился Артём и маме некогда было забирать Ксению после поздних занятий. Савельева говорит, как нашла себя в рисовании, рассказывает о мечтах выучиться на дизайнера, которые давно уже перестали ими быть, потому что суровая реальность заставила выбрать что-то более прагматичное. Менеджмент, которым она до сих пор и живет, прекрасно управляясь со всеми рабочими делами.
Ксения рассказывает увлеченно, приправляет слова жестами, иногда смеется, а порой предается приятным воспоминаниям, и тогда уголки ее губ приподнимаются в улыбке. Мне нравится ее слушать. Речь четкая, а голос мягкий. Как будто кто-то заботливо читает сказку на ночь. Прикрываю глаза и откидываюсь на спинку — беру минуту расслабиться. Ксения продолжает щебетать, а я слушать, но с каждой секундой слова долетают до мозга все хуже. Она говорит о семье, о родителях и отчиме, из-за которого Артём и живет с ней, пока я проваливаюсь в сон, моментально вышибающий в бессознательное.
— Уснул, что ли? — звучит где-то далеко, и я, противясь то ли вопросу, то ли утверждению, давлю из себя сиплое:
— М-м-м, — в моей голове оно звучит как четкое «нет», но тело, видимо, требует отдыха, поэтому совершенно не спешит выбираться из объятий Морфея.
