В Стрельцова летят статуэтки с комода, которые я так придирчиво и долго подбирала к интерьеру, пульт от телевизора, книжка, которую в приступе тоски пыталась читать,
- Ты сам – смерть! - иногда я в него попадаю, чаще промахиваюсь, но даже меткие удары ему, что об стену горох! Я ору практически в лицо, - не подходи ко мне! Ненавижу! Не приближайся, скотина! – все соседи уже, наверное, навострили уши, но моему врагу наплевать!
- Вот я тебя сейчас и убью!
Глава 17
Пятиться больше некуда, спина упёрлась в стену! Последнее, что могу сделать – это вытянуть вперёд руки, выставить ладони в упреждающем жесте, но это жалкое сопротивление! Понимаю, что проиграла! Загнана в угол, как дичь, обречённая на погибель. Мой палач не спешит, медлит перед решающим шагом, которого я так жду. Делает его, и мои протестующие ладони упираются ему в грудь,
- Не надо!
- Надо, необходимо! Иначе оба сдохнем…
И всё, я пропадаю. Он горячий! Мои ледяные пальцы уже почувствовали его тепло, мой нос снова пошёл за запахом его тела, мой организм отправился проторённой тропой предательства и неповиновения. Язык ещё пытается бороться, выдавая жалкое,
- Нет! – жалкое, потому что голос ему не помощник. Враг безразличен к моим мольбам. Он просовывает руки между моей спиной и стеной и забирает в плен, окончательно лишая свободы.
Теперь мои упёртые кисти, стиснутые между им и мною, только мешают, я силюсь убрать их, и он, угадав мою попытку, на секунду расслабляет оковы, чтобы, когда я справлюсь со своими конечностями, прижаться ещё теснее. На моё повторяющееся, писклявое, срывающееся, шепчущее, молящее,
- Нет, нет, нет… - он отвечает категорическим и безапелляционным,
- Да! – и затыкает уверенным, господствующим, самоутверждающимся мужским поцелуем. Не сомневается и не пробует мои губы вопросительно, наоборот, по хозяйки расталкивает их языком, прорываясь дальше, и я впускаю, теряя ещё один рубеж хлипкой обороны.
В голове мутится, еле держусь на ногах. Хорошо, что сзади стена, а руки Стрельцова крепко удерживают моё обмякшее тело. Я уже не в силах соображать и сопротивляться, поэтому, когда чувствую, как на пояснице начинает гармошкой собираться мой шёлковый халатик с ночнушкой в его кулаке, это всего лишь констатация факта, а не призыв к сопротивлению.
А обнаглевший враг, не отпускающий меня ни на минуту, идёт дальше: сгребает лёгкую свободную одёжку пригоршней, и одним рывком стаскивает через голову! Из всей защиты остались только эфемерные кружевные трусики.
Тело ломит от стыда и желания одновременно, мозг силится пробиться сквозь туман вожделения, сигналя, что я уже на краю бездны, но тело в своих желаниях сильней. Оно жаждет близости, жаждет получить наркотик, однажды уже попавший в кровь. Руки сами хватаются за ворот его рубашки, и если бы не кнопки вместо пуговиц, то гулять бы ему потом с голым пузом.
Игорь помогает мне, сбрасывая рубашку и пиджак одновременно, я на миг получаю свободу, шальная мысль: выскользнуть из угла, толкает на побег, но успеваю сделать лишь нелепую попытку, считанную с моего мозга ещё раньше, чем воплощаю!
Получаю за это новую порцию наказания. Он легко схватывает мои запястья и подняв над головой, намертво пригвождает к стене. Я, как бабочка, распятая энтомологом для засушивания, не могу сдвинуться, только шиплю разъярённой кошкой в его горячие жестоко-самоуверенные губы. Он уже не зол, он насмешлив, а глаза горят азартом предчувствия победы!
Игорь легко собирает мои запястья в одну руку, второй медленно и нагло опускается по щеке к шее, ключице, груди. Там останавливается и чувствительно сжимает её в ладони, я уже судорожно извиваюсь и вцепляюсь зубами в его нижнюю губу, а он неумолимо продвигается по моему телу вниз. Он голоден! Пожирает мой рот, тяжело дыша, успевая шумно втягивать носом воздух. Прошедшись по обнажённому, до мурашек чувствительному животу, задержавшись внизу возле края трусиков, отчего я забываю дышать, останавливается, возвращает руку наверх. И наконец, со звериным рыком, вбивает меня в стену своим твёрдым телом, камнем, по которому не трудно понять, насколько оно возбуждено.
Догадываюсь, что господствовать и терпеть ему уже невмоготу, и мне невмоготу, мы уже в полушаге! Но он теряет контроль быстрее! Это шанс!
Вырываю руку из плена, ловлю конец галстука, всё ещё болтающегося на его шее и, быстро перекинув через плечо, дёргаю назад. От резкого рывка удавки, он на миг теряется, отшатывается, закашливается, отступая на шаг, и выпускает вторую руку.
Вот она – свобода! А бежать-то некуда! И не могу! Я в рабстве, в ненормальной, нездоровой зависимости. Я из неё не хочу! Отпускаю петлю, на его горле и съезжаю на колени, реву в собственном бессилии и тупо обхватив его бёдра, утыкаюсь в них. Я раздавлена, просто раздавлена самой собой!
Он замирает, он растерян, запал прошёл, женские слёзы смывают весь азарт борьбы, они сильней любого оружия, но я не воюю, мне не хочется победить, мне не нужна эта победа, я сдаюсь…
Игорь, сдёргивает с шеи удавку, расцепляет мои руки, опускается рядом. Он на коленях передо мной, так же, как и я перед ним. Мы оба поставили друг друга на колени и оба преклонили их друг перед другом. Он обнимает меня, нежно и осторожно гладит по спине, я обвиваю его шею и утыкаюсь в неё, не в силах поднять глаза,
- Прости!
- Прости, - в ответ. Потом он поднимается и поднимает меня. Подхватывает на руки и несёт в постель, которую я приготовила себе. Получилось, нам.
Аккуратно опускает на ложе, а сам принимается раздеваться. Я жадно смотрю и не верю! Он только однажды позволил, только однажды до себя допустил, но тогда всё было по моим правилам, поэтому не в счёт. Самый любимый, самый желанный – самая большая для меня тайна.
Обычное тело обычного молодого мужчины, подтянутое, мускулистое, с хорошей мужской фигурой. Но ничего сверхвыдающегося, в его возрасте, таких – достаточно. Ему далеко до Мистер Вселенная и до Мистер Подиум, но я не могу отвести глаз.
Опускается рядом, нежно целует в плечо и вопросительно взглядывает, оторвавшись на миг, я едва киваю, закрывая глаза. Тогда он, поддев двумя пальцами по бокам, стаскивает мою последнюю кружевную преграду, теперь я тоже перед ним, как на ладони.
И всё… Я жду, но ничего не происходит, помедлив немного, открываю глаза, а он смотрит, как зачарованный, любуется, всю меня лаская взглядом, и губы его шевелятся в беззвучном,
- Моя, моя, моя… - Боже! Удивлён так же, как и я!
- Всегда твоя… - шепчу, - была и буду… - Игорь, пойманный врасплох, вскидывает глаза. В них восторг и неверие. Я сама не верю, что мы вот так вдруг открылись, обнажились друг перед другом не телами, душами.
Мы перестали играть в глупые злые прятки. И стало легко. У нас ведь уже получилось однажды! Там, в вечной мерзлоте и бесконечной ночи мы уже согревались не только телами, любовью! Но, как слепые котята, снова сбились с пути! Да, наверное, нам опять помогли сбиться, но мы слишком легко сдались. Судьба подарила ещё один шанс, теперь уж последний.
- Ты нужен мне, - зову его, - весь, целиком и полностью, душой и телом!
- Я весь твой и есть, - нагибается, нависает надо мной, шепчет. А я обвиваю его шею, притягиваю к себе, прижимаюсь губами.
После затянувшейся паузы, дамбу наконец-то срывает, поцелуи и нежные словечки изливаются на меня так щедро, как никогда. Мне сладко, трепетно, приятно, горячо, нестерпимо хочется большего. Он понимает, он сам спешит по этому пути, задерживаясь лишь из боязни меня спугнуть, но мы слишком подходим друг другу, чтобы не понять, не быть готовыми, просто, надо отпустить. Тела всё сделают за нас.
И всё происходит! Я снова, как тогда, удивлена глубокому чувственному единению, всё повторяется вновь! Значит, так и должно быть, так и будет всегда: его поцелуй – мой рай, мой поцелуй – его. Его нетерпеливая дрожь – моё касание, его стон – мой всхлип от невозможности сдержаться, его взлёт – моя эйфория, моя страсть – его огонь, его последний рывок – мой фейерверк, мой вскрик в его целующие губы, мои слёзы счастья – его сумасшедшая улыбка. Моё
