Стас, как старший и более пробивной, попытался было ко мне подкатить, но быстро поняв, что я ещё девственница, пораскинул накуренными мозгами, "поймал" озарение и придумал схему с липовой продажей моей невинности, заявив, что-то вроде: "Должен же быть от неё какой-то, хоть самый мизерный прок!". Расписывал он всё гладко, как по нотам, а, что главное, доводить дело до конца не было никакой необходимости. Скорее наоборот.
Безнадёга понемногу отступала. За горизонтом робко загорался новый рассвет и, глядя на него, жить захотелось с удвоенной силой. Я согласилась. А всего через полторы недели мы пошли на своё первое "дело".
Глава 13
Наши дни
После тишины расстелившейся над гаражами, галдёж облепивших осины скворцов оглушает. Вскоре утро окончательно вступит в свои права, и парк распустится огромным живым цветком. Он будет пахнуть солнцем, пыльцой и совсем чуть-чуть попкорном, если ветер будет дуть со стороны фонтана, где обычно стоит аппарат для его приготовления. Набегут собаководы и радующаяся каникулам ребятня, которая неугомонным гвалтом вдохнёт суету в теперешнюю уединённость этого места. Будет здорово. Но именно здесь и сейчас я кажусь себе одной во всём мире. Только для меня это совсем не одиночество, а свобода, какой я не испытывала с самого рождения.
Ну и пусть я потеряла обжитый угол, деньги и доверие к братьям Майоровым. Не беда. Если посмотреть на ситуацию с другого бока, давно пора было что-то менять. Ну, какая с меня аферистка? Нет, дурить людей не моё. Подобное утверждение с моим-то стажем мошенничества, должно быть, звучит лицемерно. Но что есть, то есть. Ввязалась по глупости, чтоб выкупить право жить в своей же квартире. Думала, наскребу нужную сумму и соскочу. Как же! Самое поганое – сделка с Антоном должна была стать последней. Не мог же он пропустить такую возможность снова исковеркать мне жизнь. Вот почему он не покрылся залысинами, не оброс лишним весом?! Мне было бы в разы легче его ненавидеть.
Вру, конечно. Не стало бы. Мне его даже видеть необязательно, одного имени достаточно, чтоб по венам бесконтрольно вспыхивала нега. Зря я тогда поддалась порыву и прилегла к нему. Лишний раз доказала себе насколько от него зависима. Меня ж от нахлынувших ощущений впервые в жизни повело. Вштормило по-взрослому, с пожаром в животе и колким электричеством в кончиках пальцев. Это он просто рядом лежал. А что если...
Стоп! Никаких если. Он – враг. Садист. Обманщик.
Так-то оно так, а вспомнила и жаром кроет до того, что сбрасываю косуху. Я не хотела этой встречи. Видит Бог, не хотела...
До моих ушей доносится захлёбывающийся собачий лай вперемежку с жалобным завыванием. Звук идёт с конца аллеи, куда я направляюсь, и столько в нём отчаянья, что сердце замирает. Тревога мигом охлаждает пылающую кровь. Откинув сумасбродные думы, срываюсь к источнику лая. Бегу напрямик, обдирая единственные туфли об острые камни, по-варварски затаптывая высаженные на клумбах цветы. Бегу до тех пор, пока за поворотом, не выскакиваю прямиком к одинокой скамейке, на которой, хватая ртом воздух, корчится хрупкая пожилая женщина.
А телефон то остался в кармане брошенной на чемодан косухи!
Стрелой несусь обратно. Воюю с молнией, ругая на чём свет стоит непослушные пальцы. Нервишки подводят, шалят. Эмоции распирают, грозя разорвать на части. И реальность кажется чудовищным сном, только вместо Егора – незнакомая женщина. Её я спасу. Во что бы то ни стало.
Слишком медленно тянется ожидание, секунды – что годы, будто на месте стоят. А женщина тем временем теряет сознание, но теперь-то мне известно как правильно делать массаж сердца и искусственное дыхание. Я буквально отвоёвываю её у беспамятства. Бережно укладываю головой себе на колени, затем расстёгиваю строгий вязаный пиджак. Завидев приехавшую скорую, без преувеличений, готова расцеловать каждого её сотрудника. Минимум дважды. Чувство беспомощности, когда на твоих глазах угасает чья-то жизнь, это страшно. Всё, что было возможно, я уже потеряла, осталась только совесть, и, глядя вслед слабо улыбающейся с носилок женщине, понимаю – сегодня мне удалось её сберечь.
Проводив глазами отъезжающую машину скорой помощи, я чуть не взвываю. На скамейке лежит незамеченная впопыхах кожаная сумочка. Теперь придётся искать, куда увезли её владелицу. Только сперва выдохну, как следует.
Ноет плечо, "отваливаются" ноги не особо привыкшие к хождению на каблуках, не говоря уже о сумасшедшем беге по неровной местности, но мне хорошо. Радостно как-то. Откидываюсь на жёсткую спинку скамьи, прикрыв веки, а на их внутренней стороне будто выжжена её улыбка, добрая и вместе с тем печальная, как увядающая осень. Стоит ли сокрушаться о потерянных возможностях, когда это, пусть и косвенно, но помогло спасти чью-то жизнь? Ни капли.
Что-то влажное щекочет мою свисающую вниз ладонь, напоминая о всеми забытой собачонке.
– Пардон, дружище. Ты у нас мальчик, – исправляюсь, приглядевшись внимательней к вылизывающему мне руку мопсу. Тот в ответ кружится вокруг своей оси, смешно покачивая откормленным задом. На ошейнике поблескивает подвеска в форме косточки. Сгибаюсь, чтоб рассмотреть поближе и усмехаюсь. Его кличка – Шанс. Выглядит, как знак судьбы.
Его хозяйку мне удаётся разыскать только к обеду. Для этого приходится обзвонить несколько больниц, хорошо в её сумочке нахожу квитанции за коммунальные услуги на имя Вертинской Дарьи Семёновны. Следующие два дня я практически живу под дверью её палаты, в которую меня пока не пускают.
На оставшиеся деньги покупаю пакет самого дешевого корма для Шанса, буханку хлеба и двухлитровую бутылку воды. На первое время хватит. Ночевать ходим на крышу. Думаю, не стоит уточнять, какую именно. Мне там спокойно, как нигде, а в условиях летней жары, вполне даже комфортно. Решать, что делать дальше нет ни сил, ни желания. Единственное, что держит меня на плаву – беспокойство о здоровье Дарьи Семёновны и забота об её безбожно разбалованном псе. Кстати, низкосортный корм всё-таки оскорбляет явно привыкшего к изыскам Шанса. Он демонстративно им отплёвывается, и, сложив голову на передние лапы, тоскливо хмурит широкий лоб в глубокую складку.
Существует, конечно, вариант взять неженке что-то получше, воспользовавшись деньгами его хозяйки, но, погладив края подживающего клейма, с ходу отметаю эту мысль. В чужой кошелёк я больше в жизни не полезу.
Собачий корм на вкус действительно отвратителен. Самолично в этом убедившись, прощаю взгрустнувшему пёсику его маленький каприз, и третью ночь мы проводим лёжа в обнимку под доставучий аккомпанемент комаров, разбавляемый урчанием наших пустых желудков. Где-то посреди ночи просыпаюсь от того, что Шанс бессовестно тащит из под моей головы свёрнутый подушкой пуховик. Ну и Бог с ним, он теперь мой единственный друг, а для друга ничего не жалко, так ведь?
Наутро, потирая онемевшую шею, окончательно убеждаюсь, что романтика кочевой жизни абсолютно не моё. Поэтому тщательно умываюсь остатками воды, заплетаю пыльные волосы в две тугие косы и, привязав Шанса к железной перекладине парапета, плетусь в больницу. Мне нужно любой ценой увидеться с Дарьей Семёновной, чтоб вернуть сумку и разузнать, куда можно временно пристроить её питомца. А после начну поиски работы. Хоть диспетчером такси, хоть посудомойкой, без разницы, хватало бы на еду. Искупаться я ночью и в речке могу, она недалеко, а вот есть хочется так, что кишки сводит.
Телефон приходится продать, всё равно давно разряжен да и звонить мне больше некому. Зато, после долгих уговоров и небольшого презента в виде нескольких купюр, вырученных с его продажи, мне разрешают навестить спасённую женщину. Правда, предупредив, что время приёма ограничено десятью минутами, поскольку её состояние ещё не до конца пришло в норму и лишние эмоции ей могут повредить.
– Я ждала тебя, деточка, – раздаётся, едва я закрываю за собой дверь в палату. Меня охватывает облегчение, когда я вижу её тронутые здоровым румянцем впалые щёки, в обрамлении мягкого облака седых волос.
