— И долго ты жила у тети Гражины?
— Пока школу не кончила. Вообще-то она хорошая, но ей совершенно не до меня: квартирка двухкомнатная в Шанчяе, муж, двое своих оболтусов. Ну, пока мне было некуда деваться, она меня приютила, а потом… Муж у нее литовец. Ты знаешь, вообще-то и для поляков, и для литовцев родственные связи много значат, но я ведь не настоящая полька. И фамилия у меня по маме — Пономарева, и в свидетельстве о рождении вместо имени отца — прочерк. Пришлось самой о себе подумать. — Мара опять замолчала.
Выждав минуту-другую, Ника решилась спросить:
— А как ты попала в «Зеленую гору»?
— Раймонд устроил. Первое время очень боялась оттуда вылететь: у меня же нет гражданства, только вид на жительство.
— А теперь?
Мара недобро усмехнулась:
— Теперь не боюсь. Это они теперь боятся меня потерять. Многие же в этот ресторан специально ходят. На меня смотреть. Взять тебе еще кофе?
Ника благодарно улыбнулась:
— Да, пожалуйста.
История Мары так заинтересовала ее, что она раздумала идти в музей Чюрлениса. В конце концов, музей никуда не убежит, можно сходить и завтра, а если вместе с Андресом — так еще и лучше!
Глядя, как Мара идет от стойки с двумя чашечками кофе в руках, Ника снова залюбовалась кошачьей гибкостью ее движений. Редкая девушка, что и говорить! Если бы такая была среди Никиных учениц, она давно заняла бы все первые места на всех шейпинг-конкурсах. А кстати…
— Слушай, извини за нескромный вопрос — сколько тебе лет?
— Восемнадцать. Скоро будет девятнадцать, — улыбнулась Мара, садясь и расправляя коротенькую клетчатую юбку. — А тебе?
— О, — вздохнула Ника, — я уже старая. Двадцать пять.
— Неужели? — тонкие длинные брови Мары удивленно изогнулись. — Никогда бы не подумала. А вообще, почему мы говорим только обо мне? Расскажи мне что-нибудь и о себе.
Ника уже открыла было рот, но вдруг остановилась. О ком рассказывать? О Лизе Владимирской или о Веронике Войтович?
— Что тебя интересует? — осторожно поинтересовалась Ника.
— Да все, — улыбнулась Мара. — Я не так часто знакомлюсь со студентками из Москвы.
Значит, придется рассказывать биографию Лизы с элементами собственной истории.
— Ну, я учусь в МГУ на истфаке, на отделении истории искусств, — нехотя начала Ника. — Специализируюсь на искусстве Древней Руси…
Она замолчала, собираясь с мыслями.
— А почему ты туда пошла? — поинтересовалась Мара. — У тебя родители были художники?
— Папа. И потом, самый близкий мне человек не только хороший художник, но и известный коллекционер, он всю жизнь этому отдал.
— Прости, пожалуйста, — теперь пришел черед Мары быть осторожной. — Самый близкий человек — это кто? Муж?
Ника с искренним изумлением посмотрела на нее и рассмеялась:
— Что ты! Я не замужем и никогда не была. Нет, мой крестный. Его зовут Павел Феликсович, он заменил мне отца.
— А… — протянула Мара. — Тогда понятно…
— Ну, что еще рассказать? Сейчас у меня последний курс, а что потом — один Бог знает. Может быть, возьмут работать в какой-нибудь музей, только там ничего не платят… Значит, надо искать богатого мужа, — пошутила Ника.
Мара едва заметно передернулась.
— И ты думаешь, что Андрес — тот самый вариант? — тон ее изменился, стал сухим и колючим.
— Нет, что ты! — воскликнула Ника. — Что ты говоришь! Я ведь ляпнула так, не подумав!
Мара недоверчиво посмотрела на нее:
— Прости, пожалуйста. А с Андресом ты давно знакома?
Ника покраснела, потом решилась сказать правду:
— Два дня.
— Ка-ак? — Мара даже привстала. — Не может быть!
— Почему?
— Ты не производишь впечатление… — Мара словно не решалась продолжить фразу.
— Легкомысленной дурочки? — закончила за нее Ника. — Честно говоря, я всегда старалась быть очень осмотрительной. Но в последний месяц со мной что-то случилось, и вся осмотрительность куда-то делась. Словно вирус какой-то подцепила. Не знаешь, может быть, есть вирус беспечности?
Но Мара шутки не приняла. Она смотрела на Нику и молчала. Ника тоже стала серьезной:
— Понимаешь, если честно — такого со мной еще никогда не было. Знаешь, как у Бунина — солнечный удар!
Мара покачала головой. Да, конечно, она могла и не читать Бунина.
— Ну, — попыталась объяснить Ника, — когда я его в первый раз увидела — в Сигулде, случайно, во время экскурсии — то он мне страшно понравился. А потом он приехал за мной в Лиелупе, и все покатилось как снежный ком. А ему надо было уезжать. И я подумала… Впрочем, вру. Ничего я не подумала. Я просто не способна была подумать. Он предложил мне ехать с ним, и я согласилась.
Мара покачала головой:
— А что дальше?
— Не знаю, — растерянно сказала Ника. — Нет, правда не знаю. Надеюсь, что все будет хорошо.
Мара невесело усмехнулась:
— Надеюсь… — Она хотела что-то добавить, но не решилась. Потом кинула быстрый взгляд на часы и поднялась: — Ого! Мы тут с тобой засиделись! В музей сегодня уже никак не успеть. Допивай кофе и поехали к ратуше.
Выйдя на площадь, Ника сразу увидела рядом с цветочным магазином знакомый белый «Мерседес». Андрес, очевидно, тоже заметил их издалека, вышел из машины и пошел через всю площадь навстречу девушкам.
— Как погуляли? — поинтересовался он, улыбнувшись Маре и ласково поцеловав Нику в щеку.
— О, прекрасно! — ответила Ника. — Кажется, я теперь знаю Каунас наизусть. Еще одна-две такие прогулки — и смогу работать экскурсоводом в здешнем бюро.
— Боюсь, что возникнут проблемы с гражданством, — пошутил Андрес. — У нас с этим строго.
— Ну, тогда я попрошу вас с Раймондом за меня похлопотать, — в тон ему отозвалась Ника. — Кстати, а где он?
— В машине сидит.
— Да? А тебя отправил навстречу как приветственную делегацию?
— Раймонд не любит лишних движений.
Пойти навстречу любимой девушке — лишнее движение? Ника быстро взглянула на Мару — ей эти слова могли показаться обидными. Но она, кажется, пропустила их мимо ушей. И вообще вдруг словно отдалилась: шла рядом с ними, но в разговоре участия не принимала, похоже, и не слушала. Вид у нее был отчужденный, словно мысли ее были далеко отсюда, от этой площади, от Ники, от Андреса. И от Раймонда.
Раймонд сидел на водительском месте, из машины так и не вышел, даже для того, чтобы помочь сесть Маре. Бурно поздоровавшись с Никой, он бросил Маре небрежное «привет» и даже ей не улыбнулся. Мара опять приняла это как должное, а Ника подумала, что Раймонд нравится ей все меньше и меньше.
