— Я беспокоюсь о Козиме, — сказала Альба, наблюдая, как детишки о чем-то шумно спорят в траве. — Ей тридцать семь, и ей давно бы уже следовало наслаждаться семейным счастьем и радостью материнства. Она должна сосредоточиться на тех, кто живет рядом с ней и искренне ее любит.
— Я знаю, — сказала Беата. — Ребятишки играют рядом с ней, а она их едва замечает. Маленький Алессандро ходит за ней по пятам, как потерявшийся щенок, словно понимая причину ее горя, и пытается компенсировать утрату, но она не обращает на него никакого внимания. Видишь ли, она просто винит себя в смерти Франческо.
— Говорят, те, кто утонул, не страдают.
— Кто знает?
— Надеюсь, это все же правда.
— Как бы я хотела, чтобы она обрела веру. — Беата отложила в сторону рубаху, которую чинила, и у нее на лбу обозначилось несколько морщин. — Ее бы тогда утешило сознание, что Франческо пребывает на небе и Господь заботится о нем, так же, как он заботится об Иммаколяте и моем дорогом Фалько.
— И о Валентине, — мягко добавила Альба. В их семье до сих пор было не принято произносить имя ее матери, словно упоминание о ней считалось святотатством. — Но Козима потеряла веру. Смерть часто приводит человека к Богу, однако гибель Франческо отвернула ее лицо от Него.
— Нужно принимать как должное все то, что случается в жизни. Как мы вообще можем знать замысел нашего Творца?
— Знаешь, что мне сказала сегодня Роза?
— Что она хочет переехать? Не слушай ее, Альба. Она своевольная и несдержанная, совсем как ты в ее возрасте. Роза — ходячая проблема. Неудивительно, что она не любит свою кузину, которая привлекает всеобщее внимание. Как-никак, всегда говорили только о Розе. Она была шумным, живым, темпераментным ребенком и намного моложе Козимы. Мы все ее страшно разбаловали. А теперь Роза вынуждена наблюдать, как все внимание достается Козиме, потому что она повсюду бродит, одетая в черное, плача и причитая.
— Ты считаешь, что Козима ведет себя крайне эгоистично, потакая своим желаниям?
— Нет, я бы так не сказала о своей внучке. Как я могу выносить приговор молодой женщине, которая потеряла смысл жизни? У меня болит за нее сердце. — Беата перекрестилась.
— На следующей неделе состоится праздник в честь святого Бенедикта. Я собираюсь уговорить ее пойти вместе с нами.
Беата снова принялась за шитье.
— Статуя Христа не мироточит вот уже пятьдесят лет. Последний раз это случилось в тот день, когда встретились твои родители. Твой отец выглядел таким стильным в своей морской униформе, они были очень, очень эффектной парой.
— Но уже на следующий год статуя не заплакала кровавыми слезами. Это случилось как раз за день до того, как они должны были пожениться. Валентину нашли на дороге в Неаполь в мехах и бриллиантах. Ее убили вместе с Люпо Бианко.
— Но мы все же продолжаем праздновать в этот день, несмотря на то что статуя давно нас ничем не удивляет.
— Никто не знает, когда это повторится.
— Пути Господни неисповедимы. В любом случае, ты должна принять участие в празднике так же, как это делала твоя бабушка. Ты ведь являешься потомком святого Бенедикта.
— Мне трудно будет сохранять серьезный вид, Беата. Все относятся к этому с такой верой. Разочарование, когда глаза статуи Христа остаются сухими, ужасно. Вероятно, это с самого начала было обманом. Отец Дино и немного томатного кетчупа.
— Да простит тебя Господь, Альба! — Однако уголки губ Беаты дрогнули, когда она подавила улыбку.
— А, Козима, — произнесла Альба, увидев, как ее племянница, выйдя из дома, подходит к ним. — Ну что, теперь все на месте?
— Да, спасибо, — ответила она, присаживаясь в плетеное кресло, когда-то принадлежавшее Иммаколяте. — Все вещи находятся именно там, где им и следует быть.
Алессандро оторвался от игры и, выпрямившись, стал с серьезным видом наблюдать за своей тетушкой. Затем, охваченный порывом, природу которого он просто не мог еще понять своим детским умом, малыш сорвал розу и подошел к Козиме.
— Это тебе, — сказал он.
Козима нахмурилась.
— Мне?
— Да, от Франческо.
Глаза Козимы наполнились слезами, и какое-то мгновение она была не в состоянии произнести ни слова. Альба и Беата переглянулись. Они затаили дыхание, ожидая реакции Козимы и явно предчувствуя самое худшее. Однако та, слабо улыбнувшись, взяла цветок. Это была желтая роза, любимый цветок Франческо. Козима взглянула на Алессандро с такой нежностью, что его сердце дрогнуло, потом ласково коснулась его лица кончиками пальцев.
— Спасибо, дорогой, — сказала она. Алессандро покрылся бардовым румянцем и посмотрел на бабушку, явно желая получить одобрение.
— Это было мило с твоей стороны, — не преминула похвалить его Альба.
— Он просто прелесть, — согласилась Беата, вздохнув с облегчением и увидев, что Козима правильно расценила его поступок. Пробежав через оливковую рощицу, Алессандро снова возвратился к сестре и брату.
— Я так тронута, — произнесла Козима, вертя цветок между большим и указательным пальцами. — Он так мило принес мне свои извинения.
Альба обрадовалась, что поблизости не оказалось Розы и она не услышала слов Козимы.
— Желтый цвет очень тебе идет, — сказала Альба, давно мечтавшая, чтобы племянница сняла наконец этот ужасный траурный наряд, придающий ей болезненный вид. — Ты помнишь симпатичное платьице с маленькими желтыми цветочками?
— Оно висит в моем шкафу, — ответила Козима.
— Тебе не кажется, что ты уже слишком долго носишь траур?
Лицо Козимы тотчас помрачнело.
— Я больше никогда не оденусь в другие тона. Это было бы оскорблением памяти Франческо.
Козима выстроила вокруг себя невидимую стену, чтобы никто не смог к ней приблизиться. Все вызывало у нее обиду. Беата была права: ей слишком долго потакали, однако этому следовало положить конец, иначе из-за нее распадется семья.
На счастье, как раз в эту самую минуту под эвкалиптом остановился грузовик Панфило, и это помешало Альбе высказаться без обиняков. Мать и дочь услышали шум работающего мотора, доносящийся из-за дома, и лай собаки по кличке Гарибальди.
— Замечательно, — сказала Альба, вставая. — Я не ожидала, что он приедет раньше. — Она оставила Козиму и Беату на террасе и, обойдя дом, пошла встречать мужа.
Гарибальди спрыгнул с заднего сиденья и помчался навстречу хозяйке по тропинке так быстро, как только позволяли ему короткие лапы. Он неистово вилял своим обрубленным хвостиком. Склонившись, Альба похлопала по коленям, обращаясь к собаке по имени. Она от души рассмеялась, когда Гарибальди, с визгом подлетев к ней, стал описывать вокруг нее круги.
