После ужина мы с Полинкой идем наряжать елку. Игрушки у них настоящие, стеклянные, расписанные серебром и золотом. Красиво. Разбиваем парочку, быстро пряча следы преступления. Елка огромная, под потолок; до макушки мы так и не дотягиваемся, оставляя звезду дожидаться Олега. У нас остается мишура и венки, и мы украшаем гостиную, выдумывая импровизированные композиции. Выходит красиво.
— Ура! — девочка обегает елку, хлопая в ладоши, когда мы включаем огоньки и выключаем свет. У меня в детстве никогда не было живой елки. Пахнет великолепно! Зимой, лесом и Новым годом.
— А когда я была маленькой, — зевая, рассказывает Полина, когда мы валяемся в ее кровати перед сном, — и мама еще жила с нами, я нашла во дворе котенка. Такого маленького, — девочка показывает руками размеры, явно приуменьшая, — грязного, с порванным ухом. — Улыбаюсь, представляя Полинку-крошку с котенком. — Папа поругал меня за то, что я подбираю на улице всякую дрянь, но отмыл его и отвез к ветерану.
— К кому? К ветерану? — переспрашиваю я.
— К ветенерану… к ветретенару… — Полька сама смеётся, оттого что не выговаривает это слово.
— К ветеринару, — подсказываю я.
— Ага, — кивает она, продолжая зевать. Утомилась зайка. Такая хорошенькая. — Мы назвали его Крош. Он пушистый был и игручий. А потом он пропал… — грустно сообщает Поля. — Папа сказал, что Крош нашел свою маму и братиков и вернулся к ним, — девочка укладывается мне на руку, натягивая на нас одеяло. Так тепло с ней и уютно, словно мы родные. — А потом я проснулась рано и услышала, как папа и мама ругаются на кухне. Пара ругал маму за то, что та выбросила Кроша, и его загрызла собака. — Мое сердце замирает, словно я сама маленькая девочка, которая узнала, что ее питомец умер. Глажу Полю по мягким волосам, пытаясь отдать свое тепло.
— Полина, мама, наверное, нечаянно это сделала. Я думаю, она не хотела.
— Папа так сильно ее ругал, но мне не было жалко маму, она не любила Кроша. Он написал на ковер, а потом оставил на ее платье зацепки. Она говорила, что от него в доме воняет. — Вздыхаю, понимая, что Юлия выкинула животное специально, и мне теперь нечем ее оправдать. — Я тогда сильно плакала, папа жалел меня и говорил, что купит нового, какого захочу. А я отказалась…
— Почему?
— Потому что мама не любит котят. Она купила мне большую игрушку Басю, — Поля указывает на огромную мягкую игрушку рыжего кота. — И сказала, что этот кот лучше, с ним можно играть, во что хочешь, он не орет и не требует ухода. А я не люблю его и не играю с ним, — сонно произносит Поля и закрывает глаза, начиная засыпать. Такая открытая, рассказывает детскую трагедию легко, словно по-взрослому. Как человек, который все пережил и смирился. А мне плакать охота. Зажмуриваюсь и прижимаю Полину теснее.
Девочка засыпает, тихонечко поднимаюсь с кровати и целую Полю в нос. Нужно поговорить с Олегом. Я могла бы подарить ей котенка на праздник. Выхожу из детской, собираю волосы в хвост, поправляю пижаму и иду на кухню мыть посуду. Хочется дождаться Олега, накормить его или просто чаем напоить; мы с Полинкой шарлотку испекли, поэтому на кухне пахнет ванильной выпечкой.
Прохожу по коридору и слышу, как открывается входная дверь, улыбаюсь и несусь в прихожую, чтобы встретить Олега. Может, и не нужно так делать. Но мне очень хочется хотя бы просто вдохнуть его запах. Сердце стучит как ненормальное, по телу идут мурашки от волнения, но это так приятно. Никогда не чувствовала ничего подобного в присутствие мужчины.
Но дверь распахивается, и входит Юлия. В длинной норковой шубе, сапогах на тонкой шпильке, в ушах серьги с переливающимися камнями, явно не с простыми кристаллами, губы ярко бордовые, и пахнет от нее очень дорогими духами. Эта женщина похожа на актрису или модель. Очень красивая и ухоженная, рядом с ней я автоматически сжимаюсь, особенно когда она смотрит на меня свысока, с легким пренебрежением, будто со мной что-то не так, и этот дефект ей противен.
— Даже так, встречаешь его на пороге как собачка? — усмехается Юлия. А я кусаю губы до боли, чтобы не ответить ей ничем колким. Игнорирую эту женщину, словно ее нет, и ухожу на кухню.
Начинаю мыть посуду, стараясь делать вид, что мне все равно. Юлия проходит на кухню с бокалом вина, упирается бедрами в подоконник и рассматривает меня, словно видит впервые.
— Думаешь, оттого что ты тут играешь роль клуши и супердомохозяйки Смирнов женится на тебе? — спрашивает она, попивая вино.
ГЛАВА 19
Олег
Домой возвращаюсь почти в полночь. Переговоры и ужин с австрийцами утомили, но нужные мне партнеры диктуют свои условия. Я немного выпил, поэтому приехал с водителем. Всю дорогу мечтаю о Снегурочке. О том, что она мягкая, теплая и сонная ждёт меня в моей постели. В голове явственно рисуется картинка, как я ныряю к ней под одеяло, прижимаю к себе и… Голова кружится уже не от алкоголя, а от собственных фантазий.
Тихо прохожу в дом, запираюсь, снимаю верхнюю одежду и чувствую, как пахнет чем-то вкусным. Выпечкой. Вот так должен пахнуть дом — теплом и уютом. В гостиной ёлка наряжена. Постарались мои девочки. Красиво. Вид портит только брошенные на диван шуба и сумочка Юлии. Даже Полинка знает, что я не люблю, когда небрежно разбрасывают вещи. Черт с ней, завтра разберусь. Пора бы ей уже и честь знать. Эта женщина меня напрягает своей навязчивостью.
Поднимаюсь на второй этаж и заглядываю к Польке. Спит моя хулиганка. Поправляю ей одеяло и иду к себе в спальню. Тихонечко распахиваю дверь, стараюсь не шуметь и не разбудить Агнию, но моя постель заправлена. Включаю свет и понимаю, что Агнии здесь и не было. Странно, и в детской ее нет, и в гостиной. Заглядываю в ванную, хотя прекрасно понимаю, что ее там нет тоже. Покидаю спальню, обхожу весь дом, даже к Юлии заглядываю, но моей девочки нигде нет, как, впрочем, ее верхней одежды и обуви. Ничего не понимаю. На часах за полночь, где она может быть?! Набираю номер — гудки, гудки, гудки, не берет. Ну не вяжется у меня характер этой девочки с ночными прогулками. Волнение нарастает, сердце начинает биться неровно. Набираю номер ещё раз — опять раздражающие гудки. Дышу глубже, пишу сообщение. Просто спокойный вопрос: «Ты где?» Пока спокойный, но меня накаляет. Вновь пишу: «Возьми трубку! Пожалуйста».
Ну вот куда она могла пропасть?!
«Если ты сейчас же мне не ответишь, я переверну весь город и все равно тебя найду!» — это должно спровоцировать ее на ответ. Выжидаю минуту, звоню. Гудки, гудки, хочется закричать. С молодости так не эмоционировал. Пока слушаю эти раздражающие гудки, прокручиваю в голове день. Все же было хорошо.
— Да, — вдруг отвечает она, когда я уже не надеюсь.
— Почему моя постель пуста? — выдаю я. Наверное, нужно быть мягче, расспросить, где она, забрать, но из меня вырывается вот это.
— Олег Андреевич… — почти шепчет она, переходя на «вы».
— Я спрашиваю: почему моя постель пуста? — словно заедает меня.
— Олег Андреевич. Если я вам нужна как няня, то я буду завтра вечером, после работы, — официально и даже холодно произносит она.
— Где ты?! — уже мягче спрашиваю я.
— Это не важно. У меня все хорошо. Но мне бы хотелось оставаться просто няней для Поли…
— Что случилось? — перехожу на шепот, присаживаясь на спинку кресла.
— Все хорошо, — как заведённая повторяет она. — Я спать хочу, мне утром на работу! — произносит уже твёрже и категоричнее. Злюсь, оттого что не понимаю кардинальную смену ее настроения.
— Спокойно ночи, Агния Александровна. Да, вы будете завтра мне нужны как няня, — чеканю и сам скидываю звонок, отбрасывая телефон в кресло.
Что это сейчас было? И мне вроде тоже на работу, на часах почти час ночи. А как теперь уснуть? И покоя не даёт мысль о том, где и с кем она, и что, черт побери, происходит?!
