Митя внимательно оглядел гостей, встретил прямой взгляд Заварзина, который о многом ему поведал. Это чисто мужское, потому описать этот обмен мыслями возможным не представляется. Впрочем, назовем это пониманием.
— Заходите, вы во время, — Митя отворил дверь широко.
— Вечер добрый, Дим. Мы вот решили зайти и… Дора говорила, что у вас сегодня вечер кулинарный. Ну, мы и подумали, что надо бы познакомиться поближе, — Света приятно улыбнулась. — Прости, что без приглашения.
— Заходите уже. Чего на пороге-то говорить.
Новых гостей встретили весело и сумбурно. Артём протянул Юльке букет.
— Юльчишка, ты прости. Не хотел я тебя ронять. Честное слово, случайно вышло.
Юля просияла улыбкой и обняла майора. Потом общий гомон, двигание стульев, и вот перед Митькой уже не четыре ученика, а целых шесть.
— Ладно, продолжим.
Света помогала Доре резать клубничины, остальные занимались своими ягодами. Заварзин, разумеется, не стал принимать участие в женском шабаше, а заговорил с Митей тихо:
— Хороший у тебя удар, сосед. Учился где-то? — многозначительно потирая бок, спросил Артём.
— В Мурманске. Службу проходил.
— Оно и заметно, военмор. В автономке был или так, якоря вымачивал?
— Всякое было.
— Ясно. Ну что ж, споёмся, — протянул Мите руку, которую тот и пожал, тем самым подтвердив, что никаких разногласий по поводу парочки ударов у соседей не будет. — Значит, ром, в тему, ослик*?
Митька рассмеялся, припомнив, армейские прозвища.
От автора: Ослик — младший матрос (от англ. OS — ordinary seamen).
— Ага, — и они с Заварзиным стали наблюдать за дамами.
Ну, забавлялись оба, надо сказать. Как и вещал накануне Митька, Дора в сахарной пудре, Фира аккуратно режет скользкие ягодки голубики, Джеки, изогнув идеальную бровь, угощается вишнями, забыв о соусе. А Юлька…
Митя отчаянно заозирался, умоляя небо (или кто там есть?) подать ему знак этот окаянный. Отбить чужую жену? Сделать ее вдовой? О том, чтобы оставить все, как есть, Широков уже не думал.
Минут пятнадцать спустя соусы были готовы, сырники красиво свалены на большое блюдо.
— Может, за стол? — Митя оглядел сидящих вокруг кухонного острова соседей.
— Нет! — все дружно, в один голос, словно заранее репетировали.
— Здесь уютно, Мить. Что там у тебя? Ром? Наливай! — Ирина Леонидовна подала сигнал к началу импровизированного застолья, а наличие рома спровоцировало новый мастер класс, уже по смешиванию коктейлей.
Сидеть за столом, прижимаясь друг к другу плечами и, правда, было уютно и приятно всем. Митька, заседал в одиночестве напротив гостей своих и радовался. Чему? Всему: Юльке, уютности, душевности и наличию не одной, а сразу целых шести живых душ.
— Митя, а можно вазочку попросить? — Юлька любовалась букетом своим. — Увянут раньше времени.
— Ага, — встал и пошел к полке за диваном.
Цапнул какой-то горшок от дизайнера, повернулся уж к гостям, и тут знак увидел!
На Юлькиной футболке, на спине, большими красными буквами написано: «Вместе навсегда!». Горшок в руках удержал, но как-то изумился и ошалел слегка. И как он раньше не заметил? Хотя, Юлька же к нему лицом все время сидела…
— Военмор, ты чего там застыл? Кувшин тяжелый?
— Сам ты тяжелый, — вяло отбрехался Митька.
— Да, ладно! Я еще ух! — Заварзин выкатил грудь колесом, подмигивая жене.
Широкову было яснее ясного, что не сможет он стоять вечно в таком вот изумленном состоянии, потому взял он себя в руки и выдал вазу Юльке. Та встала, налила воды и воткнула букет свой разлюбезный. А надпись на ее футболке сияла для Митьки не хуже, чем сама Юля.
Ладно, небо, ты постаралось для Митьки, подкинуло ответ, а теперь дело за ним самим. Широков не привык отступать, потому и обрадовался ясности и возможности действовать. Впрочем, он и без знака начал бы «военные действия», как говорила Джеки, но со знаком все как-то проще. Мол, это не я такой сякой, чужую жену увожу, а так судьба велела. Хорошее оправдание, между прочим.
— В каком месте ты ух? — шепнул майору Митька.
— Во всех. Не веришь? — а в глазах легкое отчаяние и желание доказать не только ему, Митьке, но и всему миру, что годен еще на многое бывший полевой офицер.
Широков то и дело вспоминал слова Светы, что Артём неприкаянный и не занят ничем. На работу не берут. Вряд ли Митя мог позволить себе взять в «Ярославец» некомпетентного сотрудника. Да и кем? Грузчиком? Официантом? Бред, согласитесь. Таким предложением Заварзина можно было только обидеть. А вот слова об «ух» навели Широкова на мысль одну.
— Не верю, Артём. Докажи.
— Да легко!
— А если легко, то давай во вторник собирайся, и вечерком поехали со мной в волейбол покидаемся. Там и посмотрим какой ты ух. Мы с ребятами зал арендуем, а в нашей команде игрока не хватает. Поможешь?
Заварзин удивился, но и обрадовался.
— Не вопрос, Дим, — приосанился и плечи развернул.
А Митька поймал Юлькин взгляд и засмотрелся. Такой, знаете ли, кайф, когда девушка смотрит на тебя очарованно, восхищенно, и еще волнуется при этом. Правда, Широков не понял, отчего ему подарок такой, но все равно, счастья полные карманы.
И снова звонок в дверь.
— Добрый вечер, заходите, — никто и не удивился, увидев обоих Гойцманов в гостиной Широкова.
— Ирина, душа моя, вот только не говорите, что ви сами готовили те творожники. Гойцман никогда не поверит. Ви и со сковородой в руках? Куда катится этот мир? — Яков Моисеевич деловито выставил на стол коробку с бутылкой коньяка.
— Шолом, Яша. Ты, я смотрю, веселиться надумал? — Ирина блестела глазами и маникюром.
— Какое веселье, Ириночка? Так, слегка, для наилучшего сна! Дава, ну где ты там прилип? Лимоны давай.
Давид вытащил лимоны, орешки и горький шоколад.
— Мадмуазель Дора, вы ждали дебоша? Вот он, — Митька умилялся довольной сестричкой Собакевич, понимая, что праздников в ее жизни мало, а очень хочется.
— Дядя Яша, как это вы угадали, что все тут собрались? — Юлька смеялась.
— Юленька, детка, а для чего мне такой большой нос, как думаешь? Я им чую!
Митька собрался проявить себя хозяином спонтанной вечеринки, но не успел. Света, Юля и Фирочка уже окружили его и заглядывали ему в глаза преданно. Снизу вверх. Экая прелесть. Ну, в окно Митька не вышел, но засмеялся.
— Митька, прекрати гогот. Где стаканы? Света, поройся там у него в шкапчике. Юленька, ты давай лимоны режь и орехи выложи, — Фира мягко приказывала.
Широков сдался и просто уселся на диван. К нему подсели Дава и Артём. Вот уже на столе стаканы, коктейли, коньяк. Закусок откуда ни возьмись. И гости, веселые, легкие и приятные. Ладно, дебош не дебош, а праздник вроде удался.
Ну, ухохотались все. Истории, анекдоты и просто трёп. Фира и Ирина снова припомнили за тот браслет с рубинами, но склочничать не стали. Дава смотрел на Юльку, но этим не нервировал Митьку… Ну, бывает, что ж теперь…
— Если сейчас явятся Ведищев и Гасилов, я не удивлюсь, но расстроюсь. Тенор будет песни орать дурнушей, а скульптор употребит в одно лицо все спиртное в этом доме, — Дава шептал на ухо Митьке. — Хорошо хоть Кирочка наш не приперся, мать его.
— Он что, тоже песни орет или бухает?
— Не. Он демон посолиднее. Дипломированный чёрт. Улыбается, шутит, лебезит. А Юлька должна всем этим восхищаться и говорить вслух какой он прекрасный. Проходили уже. Бесит.
— Юлю он не бесит.
— Эту юродивую никто не бесит, Мить. Она всех любит и всем должна по жизни. Мать Тереза, — и снова Давин черный взгляд на москвичку.
— Дим, на пару слов, — Света тянула за руку Широкова, и пришлось встать и отойти в уголочек.
— Что, Свет?
— Спасибо тебе! За Тёмку. За то, что с собой его позвал. Он рассказал мне и попросил завтра разбудить пораньше на пробежку. Уже год как перестал заниматься, а тут нате вам. Дим, дай тебе Бог, — Света накоротко обняла Митьку и отошла поскорее.
