— Ну, раз не допускал, тогда придется исправлять свой косячок, — Ким мне подмигивает, а после расплывается в улыбке, обращаясь к Платону: — Раздеваемся, господин генеральный директор!
— В смысле? — мы отвечаем с Платоном синхронно, глядя пристально на Кима.
— У вас есть десять минут, чтобы договориться, — парень игнорирует наш громкий ор с Тереховым, выключает камеру и ухмыляется. — Или я жалуюсь Аделаиде, что вы, Платон, сорвали нам съемку, нарушив условия контракта, а ты, крошка, не готова пока еще к такой серьезной ответственности.
Трындец! Полный провал! Хоть головой о стенку бейся и громко кричи: “Спасите, кто может!”
Только этого мне не хватало…
— Ненавижу тебя! — шиплю, как змея, прямо в лицо Терехову, когда за Кимом закрывается боковая дверь. — Ты кем себя возомнил, а?
— Погоди, — парень машет рукой, кривясь, чтобы я заткнулась хотя бы на время. — С ненавистью разберемся позже. Ты мне лучше объясни, что значит “раздеваемся”?
— То и значит, — фыркаю в ответ, расстегивая пуговицу на халатике. — Страсти ему мало! А ты…
— Да погоди же, сказал, — следит взглядом за моими руками, но мне сейчас не до шуток.
Вот совсем не смешно!
И так на нервах вся, а теперь мне придется еще и раздеться! Практически до гола!
Разочек я уже пробовала совместную съемку с парнем, когда фотографу этой самой дурацкой страсти не хватало. Мне, если честно, понравилось, но там был незнакомый мужчина.
А сейчас рядом со мной Платон, который и так целый день меня взглядом пожирал. Да и сейчас пялится на грудь, а я беру пальцами парня за подбородок и заставляю посмотреть мне глаза.
— Увлекся, — усмехается, не пытаясь вырваться, но мне-то от это не легче.
Так и хочется его треснуть чем-нибудь тяжелым по башке. Чтобы наконец-то думать начал, да и вести себя, как взрослый и ответственный мужчина, а не маленький мальчик. Нашел себе игрушку, а теперь не может от нее оторваться — это то, чего я так боялась изначально…
— Снимай рубашку, — командую, не отводя взгляда и не давая возможности Платону снова заглядывать ко мне в декольте.
— И все? — Терехов приподнимает игриво одну бровь вверх, но при этом начинает расстегивать пуговицы.
Пиджак-то он снял давно, оставшись в одной белоснежной рубашке со штанами, галстуки, видимо, носить не любит, но мне, если честно, плевать. Хоть в рванье путь ходит — мне-то какое дело до Платона?
“Он так близко! И так соблазнительно красив! Еще и совместная фотосессия! Я точно не выдержу…” — мысли одна другой витиеватее, а нервная система дает окончательный сбой.
— И все, — киваю легонько в подтверждение своих слов, так как язык уже не слушается, а пальцы пробивает мелкая дрожь.
— Могу раздеться до тру…
— Не стоит! — резко обрываю порыв Терехова, а он, гад такой, приближает свое лицо к моему, обдавая меня шлейфом дорогущих духов, при этом игнорируя мои пальцы, которые впиваются парню в подбородок.
— А я думаю, стоит, — в голосе Платона появляется хрипотца, а мои ноги начинают предательски подкашиваться.
— Если ты сейчас не прекратишь так нагло меня соблазнять, то мы оба попадем, — я держу еще себя в руках, стараясь говорить твердо. — Я лишусь работы, а ты выплатишь неустойку за нарушение контракта. Готов?
По глазам вижу, что нет, но в ответ лишь усмехается. Правда, отстраняется, вызывая у меня вздох облегчения. Хотя рано еще расслабляться — самое основное впереди. Как бы выдержать такой накал — никогда в жизни я так не нервничала, как сейчас.
— Готовы? — слышу за спиной голос Кима и со стоном выдыхаю.
— Конечно, — смеется Платон, снимает рубашку, а после откидывает ее в сторону. — Говори, что надо делать.
— Я не понял, крошка, а ты почему еще не раздета? — фотограф поднимает обе брови вверх, пялясь на меня, а я демонстративно расстегиваю со злостью пуговицы, снимаю этот чертов халатик, и так же, как и Терехов совсем недавно, откидываю его в сторону.
— Мать честная, — слышу негромкий голос Платона.
— Красота же! — расплывается в улыбке Ким.
Я даже боюсь представить, какого цвета сейчас мои щеки. Наверное, под цвет нижнего белья.
Ярко-красные!
— Будете надо мной издеваться — сбегу! — фыркаю в ответ, ехидно кривясь. — Я вот думаю, что настучать Аделаиде не такая уж плохая идея.
— Что ты, крошка! — Ким смотрит в объектив и делает пару кадров. Со мной, естественно, в главной роли. — Такой кайф я не пропущу ни за что в жизни!
— Ха-ха-ха! — передразниваю я парня, а он уже наводит объектив на Платона.
Парочка щелчков, довольная физиономия Кима, когда на экране листает кадры, и его бодрый голос:
— Становимся рядом и поехали, крошки!
Я пытаюсь расслабиться, но нифига не получается. Зажата. Скована. Да и сама чувствую, что полная фигня получается. Платон рядом, но это еще сильнее напрягает.
— Крошкой меня еще никто не называл, — тихонечко произносит Платон мне на ушко, а у меня по телу проходит разряд электрического тока.
— Он всех так называет, — шепчу в ответ, как тут же прилетает грозное от фотографа:
— Так не пойдет!
— Опять двадцать пять, — вырывается у меня вместе со стоном. — Как же ты меня достал!
— Пока не покажешь мне страсть, домой не отпущу! — умничает Ким в ответ, кривясь. — Платон, ну хоть вы на нее повлияйте!
— Давай так, — снова шепчет мне Терехов на ухо. — Сейчас мы показываем ему страсть, а за это я исполняю любое твое желание.
— Любое? — я слегка отстраняюсь назад, заглядывая парню в глаза.
— Даже самое фантастическое, — кивает Платон в подтверждение своих слов. — Идет? — приподнимает одну бровь вверх в ожидании ответа.
Ладно, чего я в самом-то деле испугалась? Голый торс — тоже мне, диковинка. Да я их уже повидала… исключительно на съемочных площадках. Хотя у Платона тело…
Если бы я его так сильно не ненавидела, то слюни бы уже потекли ручьем по полу.
И надо же было так влипнуть…
— Давай попробуем, — соглашаюсь и настраиваюсь на съемку.
Глаза в глаза. Слишком близко. Тянут, как магнитом. Просто нет сил оторваться…
А вокруг нас щелчки камеры, но мы не обращаем внимания. Наши глаза прикованы друг к другу.
Рука Платона у меня на груди — щелчок, еще один.
Пальцы парня аккуратно гладят кожу — камера ловит каждый момент.
Я поднимаю руку… провожу по голой мужской груди… останавливаюсь на плече…
Щелчок…щелчок…щелчок…
Платон ловит локон пальцами, пропускает между средним и указательным, а глаза по-прежнему смотрят пристально в мои…
— Снято! — слышу долгожданное и выдыхаю со стоном. — Вы были великолепны!
— Спасибо, — отвожу взгляд от Платона, нехотя освобождаюсь из его рук, а он так же нехотя меня отпускает.
— Завтра — как обычно, крошка! Продолжим! — кричит Ким мне в спину, но я уже скрываюсь в гримерной.
Можно выдохнуть. Расслабиться. Просто не думать ни о чем. Поскорее бы добраться до кровати и вырубиться — это единственное желание, которое настойчиво рвется наружу.
Но едва я переступаю порог агентства и выхожу на улицу, как тут же замираю. Прямо на ступеньках. Взгляда не отвожу, наблюдая, как Платон опирается о свой шикарный внедорожник, сложив руки на груди. Смотрит на меня так же пристально, как совсем недавно на съемках.
И, кажется, шутить не собирается.
А у меня нет сил, чтобы сбежать…
Глава 22
Платон
Я еле выдержал эти съемки! Можно, конечно, назвать их “дурацкими” или “глупыми”, но это неправда. Надо быть честным.
Хотя бы перед самим собой…
— Мне интересно, каким образом ты собираешься эти фотки использовать, — обращаюсь к Киму, усмехаясь, при этом надевая рубашку. — Мой голый торс… Перед советом директоров… Я уже представляю круглые глаза папиных друзей, — смеюсь, так как все члены совета директоров нашей компании — мужики.
А-ля кому за пятьдесят! И тут я, красавец, в полуголом виде. Со страстью, которую так хотел добиться от Агаты Ким. Мать честная, да их там инфаркт хватит! Придется скорую вызывать, а потом передачки в больницу таскать.
