объятьях, последними толчками догоняю ее.
Держу ее обмякшее тело в руках. Плавая на волнах эйфории. Дышу ею, уткнувшись в шею. И удивляюсь странному чувству необъятного наслаждения, что кончил в нее.
Недолго осталось до того момента, как она придет в себя и прикончит меня за это.
Кажется, этот яблочный сок забродил. Перед глазами все плывет и ноги совершенно не держат. Хотя ноги дрожат как подтаявший холодец совсем не от этого.
Борзый тесно прижимал меня к себе, так, что, казалось, его сердце колотится во мне, отдаваясь гулом в ушах. От него нестерпимо жарко, а от его дыхания за ушком пьяные мурашки вяло ковыляют по затылку.
Я не знаю, что за болезнь у волка, «Столбняк полового органа»? Но, кажется, он и меня заразил уже своим перманентным желанием испытывать эти ощущения снова. Хотя, может, попросту из-за произошедших событий на грани зашкаливающий адреналин и чувство опасности нашли такой выход.
Это было так горячо, остро и дико, что до меня не сразу дошло, что он забил на безопасность уже в полном объеме.
Закипая внутри от понимания, что этот блохастик привык к отношениям «трахнул и забыл» и ему совершенно все равно, как потом я буду выкручиваться, я повернулась к нему, освобождаясь от его рук.
— Пить хочешь? — как ни в чем не бывало спросил Борзый, ласково улыбаясь, наблюдая, как я накидываю свой повалявшийся уже везде халат.
— Жить хочешь? — сузив глаза, прошипела я, демонстративно затачивая ногти друг об друга, как пираты свои ножи.
— Как минимум еще год обязан жить, — поднял руки вверх Сашка, сдаваясь без драки, а я растеряла на время свой запал. Почему год? А потом что?
— Ты что, болен? — в голове сразу завертелись эгоистичные мысли, что и меня заразил своей болячкой.
— Здоров абсолютно.
— Сильно в этом сомневаюсь! — возразила я, снова злясь на него. — С головой явно не все в порядке! Ты зачем мне своих астронавтов высадил?
Борзый хлопнул своими пушистыми ресницами и расхохотался так, что я, даже колотя его по груди и плечам, не могла заставить заткнуться.
— Безмозглый! Безответственный! Наглый озабоченный волчара! Мало того, что покусал меня всю! И стаю своих волчат еще подселил!
— Врушка, я твою медицинскую карту видел, ты же в нашей УДП по допстраховке уже второй год. И ты, если не врешь врачу, пьешь противозачаточные.
— В вашей? Поликлиника Управления делами Президента тоже бандитская? Она же государственная!
— А ты подумай, почему я Леру туда отвез, когда она попросила, а не в любую другую, — непривычно цепкий взгляд с признаками интеллекта меня еще больше запутали. — Я воду нагрею для душа, а то ты ко мне липнешь все время.
Борзый, нагло улыбаясь, снова вертел спичку языком, только вот теперь, наблюдая за этим, я вспоминала, что он вытворял этим языком. И не только на том крыльце. Целуется он так же умопомрачительно, что в голове только взрывы ярких красок, как на барабанах в шоу «Краш-Дримс».
А? Что он сказал, когда вышел? Я липну? Вот скотина неодомашненная! Но пить и правда хочется, надеюсь, этот сидр не крепче кефира забродил. Налив себе стаканчик, а потом еще один, я не заметила, как меня развезло уже до настроения: «А поехали клубиться, мой неласковый волчок?».
Борзый присвистнул, увидев меня в обнимку с банкой, и, отобрав ее, сурово сказал:
— Вода в баке душа теплая. Но ее мало. Так что или со мной, или дома помоешься.
— Домой хочу, — жалобно сообщила я, — а ведь про меня до понедельника никто не вспомнит, даже не позвонит. Я же сказала всем-всем-всем, что буду недоступна у Славика. А я его опять продинамила! Из-за тебя! Он меня точно бросит.
— Нет у тебя никакого Славика, — усмехнулся Борзый.
— Есть! То есть он планируется быть! Он зовет меня к себе «фильмы смотреть», а у меня вечно планы меняются.
Болтаясь на плече Сашки, я продолжала ему жаловаться, что никак не получается устроить личную жизнь. Он мне не отвечал, вежливо давая выговориться. Хороший такой! Хоть и расплывается в глазах его лицо, пока он меня раздевает в душе.
— Што? Опять? Я больше не могу! — жалобно простонала я, чувствуя, что сил у меня нет совсем.
— Не вертись, — проворчал Санек, включая воду.
— Я не верчусь, а шатаюсь. Ты меня напоил и домой не отпускаешь! Ты похититель!
— Он самый, — не стал отрицать очевидное волчара, раздевая и забираясь ко мне под небольшой распылитель душа.
На улице было прохладно, а вот в маленьком неказистом уличном душе, затянутым черной пленкой по всем сторонам, очень жарко.
Пока Сашка был занят, вылавливая воду и растирая мне ее по коже, я любовалась его красиво перекатывающимся мышцами под гладкой кожей, с которой тоже стекали капли воды из душевой лейки. Поэтому мне ничего не мешало выполнить желание, возникшее еще вчера на озере, и я коснулась пальцами его кожи, медленно водила ими по рельефным очертаниям крупных мышц и, не сдержавшись, сначала просто прижалась губами, а потом и вовсе слизала капли с его груди, слыша, как Сашка шипит и снова называет меня стервочкой. Ласково так. Только неласково опять ухватил меня за подбородок, заставляя меня поднять голову, нарычал снова ни за что!
— Слушай внимательно! Сидр из банки не пить! Грязную воду с меня тоже не слизывать! Усекла?
— Я сюда пришла купаться! Что ты за мной приперся? Оставь меня одну! — потребовала я у Сашки, ни разу не вспомнив, что это он меня сюда и донес.
Он закатил глаза и, махнув рукой, вышел из душа, утащив свои вещи с крючка. Где он потом бродил, я не знаю. Пока я намывалась, куда-то снова умотал. В домике его не оказалось.
Сложив руки на груди, я ходила вокруг стола, поглядывая на банку. Ослушаться или нет? Накажет ведь, голову на отсечение дать могу. Этот не упустит возможности снова меня отшлепать.
Решив, что он, может, и не заметит, если немного пригубить, налила себе еще стакан и устроилась с ним на кровати у окна, потихоньку попивая. Хорошо на даче! Солнышко уже вышло. Птички чирикают. Лес за окном. Отличные выходные!
Выглянув в окно, увидела, что приехал Марк и болтает с Сашкой у машины. Я забралась на подоконник на четвереньках,
