его тон становится жестким, как и хватка на моей руке. — Меня интересует только эксклюзив. Поэтому — ты.
Комплимент, призванный сделать меня глубоко и безысходно счастливой, он выбрал весьма оригинальный. Мужик в общем. Кремень.
Атмосфера становится все напряженней.
Мой смех прекращается так же спонтанно как и возник.
— Кого я должна тебе родить, ты тоже решил? — надеюсь смутить его издевкой. Где-то же должен быть предел у этого абсурда?
— Это давно известно, — произносит он деловым тоном, отщелкивая крышку стальной зажигалки.
— У тебя и ТАМ связи есть? — С наигранным уважением показываю пальцем в потолок.
— У Злобиных рождаются только мальчики, — бескомпромиссно выдыхает в сторону вместе с дымом. В интонациях отчетливо звучит: «ты прекратишь тупить?».
Ему не откажешь в размахе, конечно. Один за всех решил на жизнь вперед! Неужели он всерьез надеется на то, что меня вдруг контузит? Других причин так встрять я не вижу.
— Инфа сотка? — переспрашиваю, мрачно глядя на повернувшегося ко мне всем корпусом Вадима.
В голове шумит сердцебиение, вот и чудится в его тоне подначка. Но Вадим подтверждает свои слова внятно и четко:
— Первенец будет Александр. Сашка.
— Хренашка! — рычу ему в лицо хриплым шепотом. — У меня в роду рождаются одни девочки.
Выкуси, умник.
— Уверена?
Я насуплено смотрю исподлобья, понимая подтекст вопроса. Злобин не повторяет дважды. А если делает исключение, то сомневаться не захочется потом еще очень долго.
— Последние шесть поколений точно. — Опускаю глаза, чувствуя, как постепенно стынет кровь. И сдает голос.
С ним часто так. Умом понимаю, что его требования совершенно дики и беспочвенны, а в ответ кто оправдывается? Правильно — Света. Потому что так велит инстинкт самосохранения. Потому что это Злобин. И самое худшее — он раздражен. А я беззащитна.
— Значит, будешь рожать дочерей, пока не родится Сашка.
— Ты совсем с головой не дружишь, да? — с трудом сглотнув, произношу негромко, глядя, как он стряхивает пепел в пустую пачку из-под сигарет и следом о нее же гасит окурок.
Вадим обнажает зубы в хищной улыбке.
— Есть желание проверить? — его тон обещает, что ничего хорошего я для себя из этого не вынесу.
Он скользит ладонями вверх по моим рукам, тормозит у локтей и, переместившись, крепко впивается пальцами в талию.
— Верю на слово, — мои интонации не заточены под покорность, как бы я ни стремилась сгладить ответ, а воздух разрезает его недовольством.
Почти выворачиваюсь. Но Вадим одним быстрым движением приподнимает меня над собой и усаживает к себе на бедра.
На мгновение получается его оттолкнуть. Но только на мгновение, затем он оттягивает губами мою нижнюю губу и прижимается к моей груди так тесно, что я вынужденно, на рефлексах вскрикиваю.
По языку разливается горечь никотина и бесстыдная сладость его наглого рта.
Я все еще в дикой, ослепляющей ярости, но меня несет какой-то горячей волной и злость вдруг находит неожиданный выход в беспорядочных укусах, в борьбе за каждый миллиметр обладания, в наших сдавленных вдохах и влажных выдохах. Все мысли, восторг, нетерпение, трепет — все о нем. Все сводится к нему.
— Как же ты меня хочешь… — невнятно, но с удовлетворением, тянет Вадим, цепляя по бокам мою футболку. Подушечки его пальцев оставляют после себя след из мурашек и дрожи.
Я набираю в грудь воздуха, чтобы возразить, но его губы уже в хаотичном порядке гуляют по шее — жадно, требовательно, от чувствительного места под ушком и до ямки, где колотится пульс.
Выдох из моих легких вылетает беззвучно. Двух слов не могу связать в предложение. Я дергаюсь, чтобы оттолкнуть, но импульсивно притягиваю Вадима за шею, возвращая себе его наглые губы… Как в трансе…
Он тихонько то ли рычит, то ли мурлычет. Его бедра подо мной начинают плавно толкаться. Повинуясь нажиму на поясницу, развожу шире ноги. Ныряю ладонями под воротник рубашки, от рывка верхние пуговицы вырываются из петель…
Вадим меня приподнимает без видимых усилий, а опускает, немного смещая меня вперед, прямо на каменную выпуклость под ширинкой. Мы стонем одновременно. Он — низко, практически беззвучно. Я — захлебываясь всхлипом от скользящего нажима по промежности, словно туда стянулись все нервные окончания, и бьют по мозгам, искрят, не давая на секунду стряхнуть наваждение.
Мне надо… сильно надо… Надо прекращать…
Что ж так сложно-то?..
— Что ты со мной сделал, сволочь?.. — В каком-то полубреду сжимаю между пальцами его короткие волосы. — Не мог нормально уйти? Кто вообще так нелепо прощается? Украдкой, на хлипкой кровати!
Не в силах унять рвущееся дыхание, пытаюсь во всем обвинить его, чтобы не брать на себя ответственность и смело продолжить. Не люблю я косячить, всегда была правильной девочкой… Последняя возможность затормозить! И ни в какую…
Вадим как разогнавшийся болид без тормозов. Ни шанса выбраться не оставляет, зараза!
Он склоняется, укладывая меня спиной на кровать. Дышим часто, пожирая друг друга глазами. Красивые у него глаза… глубокие, затягивающие… Хоть и отродье.
Мне физически больно отрывать от него взгляд, прятать возбуждение под веками.
Но, если этого не сделать, ругать я себя буду дольше.
— Слава… да… — шепчу со всем раздирающим меня сладострастием…
Тяжелое тело Вадима на мне каменеет.
— Охренеть ты сучка бесстрашная… — выстреливает мне сдавленно в висок.
Вадим
Я аж воздухом давлюсь. С братом меня еще путали. Особенно в постели.
Она это случайно ляпнула?! Нарочно? Хотела меня осадить?..
Что ж, цель достигнута. С таким грохотом у меня никогда не падало.
— Ой, вырвалось… — пищит Светлячок весьма убедительно. И губы свои истерзанные пальцами накрывает. — Только не ори на меня, пожалуйста.
Не знаю, с чего вдруг она допустила такую возможность, но испуганный взгляд делает просьбу выразительной, а меня безотказным.
Гадина, конечно. Но ведь девчонка еще.
— На первый раз прощаю, — бросаю сухо. Весь кайф мне обломала, даже лаяться пропало все желание. — Пошли, дверь за мной закроешь.
Встаю на ноги. Забираю пиджак с покрывала. Несколько раз провожу рукой по волосам, вкладывая всю ярость в эти короткие, резкие движения. Сейчас бы сигарету выкурить, можно даже две. Сминаю в кулаке пустую пачку…
Мрачно смотрю, как Света шустро поправляет футболку, свешивается с кровати кверху задом, и принимается нашаривать домашние тапочки. Всем своим видом показывает, как она счастлива меня выпроводить.
— Тебе, Вадим, не стоит больше сюда приходить, — сообщает деловито мерзавка, подметая пол волосами. — Я же говорила, что у нас ничего не получится…
Это уже входит в привычку — сначала мы целуемся, а потом меня убеждают как все хреново. Ну как убеждают —
