кидаю в Ланскую с раздражением и подхожу к своей машине, которая стоит недалеко отсюда.
— Где-то я это уже слышала, — бормочет она под нос, но, напоровшись на мой взгляд, поджимает губы и замолкает. Стоит перед закрытой дверью, когда я уже упал в салон. Ждет, что открою? Больная, что ли?
— Повтор-рить для глухих? — рычу в опущенное окно.
— А если кто-то увидит? — еще и озирается по сторонам. — Нас.
Нас. Это ужасно звучит.
— Тебя действительно это волнует?
Потому что, если кто-то увидит, хуже будет ведь только мне.
— Нет, не волнует, — надув губы, сообщает она и следом забирается на переднее сиденье.
Застегнув ремень безопасности, ставит на колени рюкзак, а рядом кладет руки ладошками вниз. Сидит с прямой спиной и даже не откинется назад. Ну сама невинность!
И сейчас она так похожа на простую девчонку. Такую, какую пару лет назад я вполне мог бы везти домой. К ней или ко мне. Может, и без продолжения — такое тоже было. Не знаю, как объяснить, но в обычной одежде, вдали от наших соседских домов и ее папаши, маячащего жутким фоном, она кажется даже… милой, что ли. И я будто бы меньше ее ненавижу. По-прежнему ненавижу, но… Точно, блять, яд ее действует, который со слюной в меня впрыснула.
Нужно держаться от нее подальше. Или наоборот? Чтобы отшептало.
Да твою ж налево!
— От тебя воняет, — тихо под нос мямлит, когда мы выезжаем на дорогу.
Я нюхаю майку и смеюсь.
— Это запах мужчины. Не привыкла?
— Мужчины? — Она смотрит на меня широко распахнутыми глазами. — Где ты нашел здесь мужчину? Ты прячешь в багажнике какого-то мужчину?
Стерва, говорю же.
— Я прячу его в трусах.
— Фу, — фыркает она и отворачивается, будто потеряв интерес.
— Что фу? Это не у меня отвратный вкус на мужиков. Выбираешь тех, кто пахнет, как телка, и распускает руки при первой возможности?
— Кто бы говорил.
— Что?
— Ну некоторые распускают не только руки.
Смело. Я даже кошусь в ее сторону, забыв про дорогу, и еле успеваю затормозить, чтобы не поцеловать в зад новенькую бэху. Не думал, что сама про это заговорит. Вроде бы и забыл обо всем. Этого будто бы и не было, пока она не напомнила.
— Я еще даже не начинал.
— Мне бояться?
— А ты переставала?
В ее взгляде мелькает что-то, что откидывает назад во времени. Туда, где злость на весь мир и семейство Ланских не поддавалась контролю. Я вспоминаю, как поймал ее в коридоре универа лишь с одним желанием — стереть в порошок. Вспоминаю, и настроение опускается до минусовой отметки.
Все. Баста. Отвезти домой. Забыть и…
— Да! — рявкаю в ответ на звонок. Замечаю, как сбоку дергаются плечи Ланской, хоть и пытается не показывать страх.
— Ты куда исчез, блин? — Софа не спрашивает, она требует ответа.
— Вежливее.
— Ян, твою мать!
— Позвони, когда успокоишься. Буду дома.
Я сбрасываю и, притормозив на светофоре, быстро подключаю телефон к стерео. «This Ain’t a Scene, It’s an Arms Race» (хит группы «Fall Out Boy») из колонок, и меня чуть отпускает.
— Если у тебя из-за меня это… — она пялит на меня свои совиные глаза, — ну, проблемы.
— Да, у меня проблемы из-за того, что ты ради своего папаши врешь.
Это жестко, зато четко и по делу. Нечего сопли разводить.
— Грубо, — парирует бессмертная она. — Я не просила подвозить меня и не обязана в очередной раз выслушивать это. Останови.
Песня больше не помогает. В башке залпы бомбят. Кроет.
— Останови, говорю!
— Посреди моста, блять?
Эти закидоны со мной никогда не работали. Поэтому, едва мы сворачиваем по указателям на трассу, я съезжаю на обочину и со свистом торможу машину, поднимая вокруг пыль. Ланская судорожно пытается вырвать ремень безопасности с корнями, дергает резко, и срабатывает стопор. Еле избавившись от него, она начинает насиловать ручку двери, пока я молча наблюдаю за ней, удерживая палец на кнопке центрального замка. Нажимаю, когда надоедает цирк. Раздается щелчок, и она почти вываливается наружу.
Не падает, потому что я держу.
— Здесь пешком еще час идти, — даю ей последний шанс.
— Дойду. — Вырывается настырно. И глупо.
А ее кожа горит под моими пальцами. Чтобы проверить, я касаюсь другой рукой ее шеи.
— Ты горячая.
— Да иди ты!
— У тебя температура, тупая! Но если ты так мечтаешь о вечерней прогулке по трассе под звездами — валяй.
И она ни хрена не мешкает. Только отпускаю — сбегает.
Так хочет избавиться от меня? Что ж, пожалуйста!
Коробка передач. Педаль в пол. Визг шин. И пока, Ланская. Пошла ты на хер вместе со своим отцом.
Ян
Леша Свик — Торнадо
На хер, правда, идут и все мои дела, потому что я, как приклеенный, дежурю дома у окна. Точнее, не дежурю, но постоянно ношусь туда и выглядываю дуру. Темень, опять дождь срывается — дерьмовое начало лета в этом году. Где она, мать твою, бродит? Может, нашла себе приключений на задницу? Да почему бы и нет.
С ней же, блять, могло случиться что угодно. Особенно при наличии длинного языка и трухи в башке. Она же магнит для неприятностей. Надо было вернуться за ней? Чтобы смотреть на ее недовольную лживую физиономию? И почему все это вообще должно меня волновать, даже если ее прямо сейчас семеро на обочине делят между собой? Бесит.
Бесит Ланская. Бесит неоправданное чувство вины. Да я сам себя бешу.
Чтобы не загнаться, иду разогревать вчерашнюю лапшу из доставки, которую не съел, слышу, как звонит телефон, но меня отвлекает хлопок соседской двери. Я пропускаю «Явление Христа народу» и ловлю уже лишь кринжовую тачку, которая отъезжает от дома. Кто за рулем, не вижу, но надеюсь, Ланской пришлось потрудиться на славу, чтобы ее подобрали на трассе.
Со злости пинаю стул, попавшийся на пути, и тот с грохотом падает на пол. Че я с ума схожу? Жива и здорова Ланская. Живее, гадина, всех живых.
Я отвечаю уже на третий вызов и сую телефон между плечом и ухом, чтобы не отвлекаться от еды.
— Я приеду? — тон Софы заметно отличается от того, которым
