он целился в нерв, то попал в яблочко. Горечь опалила мои легкие, пока не вырвалась наружу в одном резком обвинении.
— Возможно, я и наивна, но лжеца я узнаю сразу.
Его пауза была единственным признаком удивления, вскоре сменившимся медленной улыбкой.
— Значит, в тебе все-таки есть огонь.
Во мне было столько огня, что он и понятия не имел. В течение многих лет он разжигался внутри, как вулкан, грохоча и давя на швы тесной одежды и ожиданий. Он был так близок к тому, чтобы вспыхнуть холодным потом.
— Осторожно.
Его предупреждение стало последней каплей. Он хотел увидеть огонь?
Да будет так.
— Если ты пришел сюда только для того, чтобы предостеречь меня, то убирайся.
Мои слова хлестали воздух в номере, высвобождение вибрировало под кожей с прохладным адреналином.
Его глаза затвердели, тени в них поднялись на поверхность.
— Никто со мной в таком тоне не разговаривает.
Он взорвал крышку бутылки, в которой я хранилась все эти годы. Теперь уже нельзя было остановить ответную реакцию. Даже внушительное и угрожающее присутствие на моем диване.
— Может, это и есть твоя самая большая проблема.
— Kotyonok, — усмехнулся он, мрачно забавляясь, — Ты так беспокоишься о моих проблемах, когда понятия не имеешь, в какое дерьмо вляпалась.
Я не знала, что он имел в виду, но понимала, что мне не понравилось, что он повернул это против меня. Он лжец в этой комнате. И мои следующие слова превратились в битву воли, заставляя его признать правду.
— Ты тоже это чувствуешь, — настаивала я.
— Нет.
Если это правда, то его не будет беспокоить, если я замерзну насмерть в этом холодном городе, не так ли? Мое расстроенное сердце послало взрыв энергии через меня. Я подошла к окну и распахнула его. Затем прошла мимо него с пальто, которое он купил мне, намереваясь выкинуть его. Но я не успела зайти так далеко. Он вскочил на ноги, вырвал пальто у меня из рук и швырнул на кровать.
— Хочешь поиграть? — его голос был похож на рычание. — Хорошо, мы поиграем.
Возможно, это и правда. Возможно, в Майами не учат самосохранению.
Он схватил меня сзади за шею, развернул и прижался губами к моим. Гнев все еще кипел во мне, и я толкнула его в твердую грудь, но с таким же успехом я могла бы попытаться сдвинуть стену.
— Не сопротивляйся, — грубо сказал он мне в губы. — Ты не выиграешь.
Я открыла рот, собираясь возразить, но он воспользовался этим, скользя языком внутрь. А потом я растворилась в сырости и жаре, всепоглощающая лихорадка извивалась и пульсировала в венах. Я поднялась на цыпочки, давай ему полный доступ, прижимаясь к нему всем телом. Я задыхалась, сжимая в кулаках его пиджак, притягивая его ближе.
Он застонал и скользнул руками по моим бедрам. Я издала протестующий звук, когда поняла его намерение. Я была гибкой, но высокой— я не была легкой — и это было невероятно сексуально, с какой лёгкостью он поднял меня.
Обхватив его своими длинными ногами, я наслаждалась тем, как хорошо наши тела соединялись вместе. Он собственнически сжал обнаженную плоть моих бедер, издавая сердитый звук, будто он слишком много думал о них и был зол на меня за это. Ладонь скользнула под мое платье, схватив меня за задницу, когда он подвел нас к дивану и сел.
Я оседлала его бедра, наши рты оторвались, чтобы он мог стянуть платье через голову. Мягкий звук ткани, падающей на пол, замедлил наши стремительные движения.
Моя кожа покрылась мурашками, когда он посмотрел на меня. Кружева моих высоких носков, тонкие бретельки белых стринг, неглубокая впадина моего пупка и то, как моя грудь прижималась к краям моего подходящего бюстгальтера с каждым вздохом.
— Idealnaya [45], — грубо сказал он.
Он сжал мои бедра, ладони скользнули вверх. Тихий вздох вырвался из меня, когда давление его прикосновения отозвалось болью между ног. Он провел большим пальцем по желтеющему синяку на моей талии, его глаза горели яростью. Вся борьба во мне умерла, как ветерок против пламени, оставив на своем месте что-то тяжелое и мягкое.
Его нежная ласка обернулась вокруг моего сердца и притянула его к себе.
— Ты тоже это чувствуешь, — выдохнула я ему в рот.
Он прикусил мою нижнюю губу и ответил:
— Заткнись.
Но в этом не было никакого жара.
Он ласкал обнаженные изгибы моей задницы, кожа на коже разжижала каждый нерв внутри меня. Его губы спустились вниз по моему горлу к верхушкам грудей, и он прикусил кожу, прежде чем скользнуть грубой рукой под мой лифчик, сжимая плоть.
Удовольствие нахлынуло на меня, и я замурлыкала ему в шею.
— Pomni. [46] — Его губы прижались к моему уху. — Ti eto prosila. [47]
У меня не было времени, чтобы сосредоточиться на Русских словах, потому что он расстегнул мой лифчик и снял его. Моя грудь отяжелела, когда прохладный воздух коснулся ее, и мгновенная застенчивость подняла свою уродливую голову. Я не знала, что буду делать с этим мужчиной — выберусь ли я отсюда целой и невредимой или вообще захочу этого. Мысль о том, что я, возможно, вляпалась не в свое дело, вызвала у меня нервный трепет, но затуманенный, почти благоговейный взгляд его глаз, когда он провел большим пальцем по моему соску, придал мне уверенности.
Он наклонился и втянул сосок в рот. Я застонала, откинула голову назад и запустила руку в его волосы, сжимая их с каждым рывком. Влажный жар его рта потянулся между моих ног, когда он двинулся к другой, и пламя скрутилось низко в животе.
Мои груди были не более чем пригоршней, но он, казалось, не возражал против того внимания, которое уделял им. Он прижал мягкую плоть друг к другу, чтобы можно было кусать, лизать и сосать от одной к другой. Меня захлестнула такая горячая, такая неустойчивая волна, что я не знала, оттолкнуть ее или умолять никогда не останавливаться.
Быстрый фитиль пылал от тепла его рта к влажному материалу между моих ног, который становился все более влажным и чувствительным с каждой секундой.
— Больше, — взмолилась я.
Он отпустил сосок царапая зубами и провел ртом вверх по моей шее.
— Чего ты хочешь?
Чего-нибудь.
Всего.
Я просто терлась о его эрекцию с отчаянным шумом.
А потом его рука оказалась там, где я нуждалась, сжимая мою киску и проводя большим пальцем по моему клитору.
— Этого?
Моя кожа загорелась, обжигая все вокруг, от ушей до кончиков пальцев ног.
Его
