Здесь остался запах их отца, мизерная надежда на его возвращение, кров над головой и кое какие запасы пропитания.
Нана бы никогда не приняла это проклятое решение. Она, ни за что на свете не допустила бы для своих девочек такой судьбы как у нее. Никогда бы не пожелала иметь то, что могло в одно мгновение спасти и погубить. Дать власть и сделать черствой и надменной, хотя выбор оставался всегда.
Посыльный робко постучал в дверь и сердце оборвалось. Нана выронила из рук чашку и бросилась к двери. Молодой паренек, боязно вжав плечи, протянул цыганке сложенный вдвое листок и, как только она приняла его, развернулся и быстро пошел прочь.
Пальцы словно онемели. Нану трясло, а внутри все горело от понимания. Взяв себя в руки, она развернула послание и прочитала.
«Сабельников Андрей Филимонович приговорен к расстрелу. Приговор в исполнение не приводился, так как приговоренный 15 июня умер в тюремной больнице».
Глаза застелил черный туман и Нана, покачнувшись, ухватилась за дверной косяк. В раз внутри все умерло. Ее жизнь, любовь, надежды и вера.
Того, для кого она существовала все эти годы больше нет. Часть ее уничтожили, а значит и ей осталось не долго. Перед глазами пронеслась вся их недолгая жизнь.
Принимая решение, цыганка закрыла глаза, а когда открыла, почувствовала себя совершенно другим человеком. Готовым принять скорый конец, но также сделать все, чтобы ее дочери были готовы к россказням судьбы.
Травничеству она учила дочерей с раннего детства и к своим десяти годам они уже неплохо разбирались в этом деле. Знали где, когда и как применять, то или иное растение. Как делать сборы, варить настои и чаи. Нана старалась вложить в девочек, как можно больше знаний и была уверена — они им обязательно пригодятся. Но последние события подтолкнули цыганку передать им частичку того, что обрекало их на жестокий выбор.
Выждав нужный час, она все тщательно подготовила и совершила обряд. Девочки с интересом наблюдали за действиями матери и вслушивались в непонятные слова, но, не смотря на юный возраст, понимали суть происходящего и то к чему это их обязывало. А когда все закончилось, как и подобает Нана надела на каждую подарок — оберег и дала последние наставления.
Она не узнает, какую дорогу выберут дети. По какому пути пойдут. Воспользуются ли дарованным подарком во благо, предпочтут темную сторону или их одурманит такая же судьба как у нее. Однако только так, шансы выжить в этом страшном, жестоком мире у них увеличатся во сто крат.
* * *
Тома положила альбом обратно в шкаф, закрыла его на ключ и, не успев спрятать, почувствовала, как дышать стало тяжело. Словно кто — то перекрыл кислород. Это чувство ей было знакомо. Так же, как и то, что оно означало. Приложив руку к груди, девушка сделала несколько глубоких вздохов, и стало немного легче.
Кого- то подстерегает беда и она должна помочь. Только где и кого? В прошлый раз все было по — другому. В первый она оказалась в нужном месте, а во второй, мать больной девочки сама пришла за помощью.
Чувство тревоги не давало покоя. Тома металась из комнаты в комнату, чувствуя себя совершенно беспомощной. Она, то выглядывала в окно, где по — прежнему стеной шел дождь, то садясь на кровать, закрывала глаза в надежде, что каким — то образом поймет, что ей нужно делать.
Неожиданно вспомнилась Настя Потапова. В деревне к девушке относились с насмешками за ветреное поведение. Любила девчонка погулять, а меры и головы на плечах не имела. Вот и получилось, что оказалась сейчас на восьмом месяце.
Мать как узнала, что дочь беременна, отчихвостила, конечно, но решила, что избавляться от ребеночка и брать грех на душу не будет. Бабы в деревне посмеивались. Мол, не пресекла, ты Настюху свою, не усмотрела, вот теперь и получай. Женщина на такие разговоры говорила прямо и четко: «Родим и вырастим. В войну и не в таких условиях рожали».
Вот и вспомнила Тома, что видела Настю на днях. Только совсем бледная она была. Может и ошибка это, только сердце быстрее забилось и в груди больно стало.
Сорвавшись с места, Тома быстро переоделась и принялась складывать в котомку бутылочки с настойками и травы, которые могли понадобиться. Затем сунула ноги в резиновые сапоги, схватила зонт и выбежала из дома.
Она бежала по размытой дороге в надежде, что ошиблась, но интуиция, служившая верой и правдой, не могла обмануть. До нужного места оставалось метров сто и Тома начала думать, что и правда обманулась в своих чувствах. Только увидев, как со двора Потаповых выбежал Никитка, младший брат Насти, уверенность в том, что она направляется туда, куда нужно стрелой вонзилась в сознание.
— О Томка, — мальчишка остановился и стал махать рукой. — Скорей! Скорей суда! Настюха рожает. Меня мамка к тебе отправила. Скорая, по дороге застряла. В Петришках все размыло, не проехать. А как ты узнала?
Тома бросила на парня нахмуренный взгляд и ускорилась. Они вместе забежали в калитку и через минуту оказались в веранде. Не обращая внимания на толпящихся у дверей соседок, Тома всучила мальчику зонт, сбросила сапоги и рванула на себя дверь в хату.
В небольшой прихожей находилось еще несколько женщин, а в комнате, откуда доносился стон и плачь, слышалось копошение.
— Томка пришла, — обрадованно произнесла одна из женщин.
— Так Валентина, малого минут пять назад за ней послала!? Сама что ль явилась? — удивленно воскликнула другая.
— Видать сама!
— От жешь! Правду говорят! — с ехидством прошептала соседка, — Агата силу свою Томке передала, а никто и не знал.
— От язва ты Зинаида! Девка добро делает, а ты…
— Эта еще не известно, добро ли! — пренебрежительно ответила женщина и фыркнула.
— Ааа. Мама. Мамочка. Помоги мне, — крик Насти прокатился по всему дому, и закончился мертвой тишиной.
Пропуская мимо колкие взгляды любопытных соседок Тома, быстро вошла в комнату. Валентина, мать Насти, и соседка тетя Маша хлопотали возле мечущейся роженицы. Широкая ночная сорочка, как и простыня, была вся в крови, а сама девушка белая словно полотно.
— Тома! Томачка! Как хорошо, что хоть ты пришла! Скорая эта окаянная! — Валентина подскочила к девушке и, сложив руки, словно в молитве начала просить. — Помоги! Ведь помрет она! Крови вон сколько! — женщина зашлась в истерике и охватила лицо ладонями.
— Что ж ты говоришь такое!? — закричала на нее тетя Маша. — Дочку хоронишь!
— А что делать? — зло рявкнула Валентина.
Тома взяла женщину
