Да бог с ними, с пятерками. Спасибо и на том, что аттестат на руки выдали. Правда, выдавала его лично Антонина Степановна в своем кабинете, до торжественного выпускного мероприятия. Она покосилась на выпирающий из платья живот, вздохнула:
— Ты уж, Надежда, на выпускной бал не ходи, там представители из гороно будут… И так я грех на душу взяла, сама понимаешь. Вон Софье Михайловне, историчке, пришлось лишние часы приписать, она на педсоветах относительно тебя громче всех возмущалась. А Марья Васильевна, математичка, так вообще сказала, что жалобу на меня будет писать за аморалку, как будто я на экзамены беременная хожу! Пришлось ей бесплатную путевку в санаторий выбивать, чтоб нервы полечила…
— Спасибо, Антонина Степановна. Извините, конечно, что столько хлопот доставила.
— А ты, Надежда, тоже хороша! Ходишь с гордым видом, будто и не чувствуешь за собой никакой особой вины! Они ведь потому и психуют, между прочим! Чего я только в свой адрес не наслушалась за эти два месяца! Софья Михайловна меня даже обвинила, что я от твоей матери взятку вытребовала… И сейчас вон сидишь с таким счастливым видом, глазами сияешь! Спрячь хоть глаза-то, Надежда! Стыдно, ей-богу…
— Хорошо, Антонина Степановна, постараюсь…
— Мать-то дома не сильно злобствует? Смирилась уже?
— Ага.
— Ну-ну… А все-таки… — потянулась она к девушке через стол крупным туловом, — а все-таки… Теперь-то хоть скажи по секрету, с кем из наших согрешила.
— А я вовсе не грешила, Антонина Степановна. Мне вообще кажется, что грех и рождение ребенка — понятия разновеликие и ни в какой степени друг с другом не соотносятся.
— О-о-о… Вон как рассуждаешь, — разочарованно откинулась завуч на спинку стула, нервно потеребив малахитовую брошку. — Недаром я всегда говорила, что ты у нас из особого теста замешена. Умная, начитанная, способная девочка, характер цельный, а главное, этой нынешней глупости в тебе нет, чтоб короткую юбку напялить да на дискотеке задом вертеть. Жаль, очень жаль. Могла бы выучиться, далеко пойти. А так — пропадешь ни за грош в нашем поселке.
— Почему же пропаду? Я на будущий год в институт поступать буду. На заочное отделение.
— И что оно тебе даст? Ни городского мужа, ни работы приличной… А ведь могла бы, с твоими-то данными… Эх, жалко тебя, Надежда! От души!
— Можно я пойду, Антонина Степановна?
— Что ж, иди.
— Еще раз вам спасибо, что из школы не исключили.
— Да ладно, не надо меня благодарить. Когда рожать-то?
— В первых числах сентября.
— О, так скоро уже! Живот, смотрю, круглый, значит, девочка будет. Ну, иди, иди… Счастья тебе, Надежда. Хотя какое уж там счастье — у малолетней матери-одиночки.
Дома мама накрыла стол — отметить получение аттестата. Пришла с работы Наталья, незваной гостьей заглянула на семейный праздник и Полина Марковна. Перед тем как поднять бокал с домашней наливкой, вздохнула тихонько:
— Эх, Надька, Надька… А могла бы в белом платье на выпускном поплясать.
— Да ладно тебе, Марковна! — с досадой осадила ее мама. — И без того на душе тошно, ты еще масла в огонь подливаешь!
— А я чего, я ничего… Что бог послал, тому и радоваться надо! Ну, за тебя, Надюха! Школу закончила, и молодец! Как говорится, все у тебя еще спереди!
— Хм, спереди… — тихо хохотнула Наталья. — Это вы правильно подметили, теть Поль… Это у других — все впереди, а у нашей — все спереди.
— А чего твоего бывшего-то в поселке не видно? Видать, совсем тебя из жизни выбросил? Алименты-то хоть шлет?
— Да шлет, шлет. Вам-то какое дело?
— Нету мне дела, конечно. Тут намедни Вовка Сидоров, который директора фабрики на машине возит, видел его в городе, беседовал даже… Он со своей новой супружницей, говорит, шибко хорошо живет! Собственную парикмахерскую открыли… Или нет, не парикмахерскую! Слово другое, заграничное, я не запомнила!
— Салон, что ли?
— Во-во, салон! И такой будто шикарный — все городские дамочки туда в очередь выстраиваются! Хоть и цены там дорогущие, а все равно — толпой валят! А еще он у Вовки про Мишатку спрашивал. А Вовка — что… Он и не знает ничего. Растет, говорит, в садик не ходит, с бабкой дома сидит.
— Надо же, до всего людям дело есть! — сердито поерзала на стуле Наталья. — Лишь бы чужие дела с кем ни попадя обсуждать! Вон и сестрице, поди, в поселке все кости перемыли!
— А знаешь, я и не слыхала особо, — задумчиво ковырнула вилкой Полина Марковна кусок холодца на тарелке. — Сначала посудачили, конечно, а потом затихли. Правда же, Надюх, вроде и не задевает тебя никто?
— Правда, теть Поль.
Действительно, как-то не высветилось у поселковых кумушек к ее положению особого интереса. Ну, ходит девчонка с пузом, глаза от стыда не прячет, еще и улыбается при этом… Может, потому так и случилось. Гармония, что ли, в ней образовалось такая особенная, с пузом и улыбкой, как защита от праздных глаз. Поговорили слегка и умолкли…
Месяц июль выдался на редкость жарким, а август, наоборот, холодно-дождливым. К началу сентября вдруг снова распогодилось. В то утро, когда начались схватки, солнце светило так ярко, словно радовалось наступающему событию. Мама повела Надю в роддом, оставив Мишеньку на попечение Полины Марковны.
Собственно, роддома как такового в поселке не было. А была в больнице старая акушерка Фрида Абрамовна, принявшая на своем посту не одно поколение местной детворы. Дело свое очень любила — говорят, на пенсию никак не могли выгнать.
— О-о-о… Да тут у нас споро дело пойдет! — глянула на согнувшуюся в поясе от боли Надю. — Не успеешь опомниться, как родишь! Давай, ступай сразу на кресло, я гляну.
«Дело» действительно пошло хорошо — к обеду возвестила громким писком свое появление на свет Вероника.
Надя уже давно придумала это имя — Вероника. Что-то слышалось в нем звонкое, нежное, и само просилось к нему отцовское отчество — Вероника Сергеевна! Почему-то уверена была, что родится именно девочка. Для мальчика даже имя не придумывалось.
А что? Звучит-то как красиво! Конечно, она никому и никогда не скажет этого сочетания вслух — Вероника Сергеевна, — но внутри, для себя, можно… А снаружи — пусть будет хоть какое отчество, это уже неважно. Вот хотя бы папино имя можно взять — Иван…
— Хорошая девка, красавица. Складненькая, крепенькая… — приятно бормотала в углу Фрида Абрамовна, обмывая и взвешивая Веронику. — И вес хороший — три двести. И рост — пятьдесят три сантиметра. Поздравляю, Надюшка, на пятерку справилась!
— Спасибо…
— Так мне-то чего спасибо! Ты миленку спасибо скажи, что так хорошо постарался! Прямо белый грибочек, а не ребеночек! Хочешь, приложу, пока не запеленала?
