Вера Колочкова - Провинциальная Мадонна

— А вы с Мишкой очень похожи, Вероника. Спасибо, что приехала. Мало сказать, как я счастлив…

Ника выдернула ладошку, пожала плечами, улыбнулась, произнесла уже мягче, душевнее:

— Я тоже очень рада, Сергей Владимирович…

— Спасибо, Надя, — снова развернулся он к ней, глянул в глаза, да так и остался там, будто уплыл стремительно в их глубину. Был человек — и нет человека. Только взгляд — виноватый, счастливый, смятенный, ликующий, просящий прощения, всепрощающий. Любящий, одним словом.

Миша с Вероникой постояли рядом, переглянулись, неловко сморщили губы в сдерживаемых понимающих улыбках.

— Пап… Слышь… Дай ключи, я дом открою! — громко обратился к Сергею Миша, как к глухому. — У тебя там поесть чего-нибудь найдется, а? Очень уж хочется…

— Там, посмотри в холодильнике… — достав из кармана куртки ключи, протянул он их Мише, не отрываясь взглядом от Надиных глаз.

Ребята ушли, а они так и остались стоять на пятачке вытоптанной земли у входа в беседку.

— Надь, я тебе тогда главного не сказал… Я очень тебя люблю.

— А я тебя всю жизнь любила, Сережа. Как первый раз увидела, так и полюбила.

Она первая сделала шаг, и они обнялись крепко, вжались друг в друга истово, что было сил.

— Искал, мучился бог знает чем… Стыдом, совестью, искуплением… Это я, идиот, думал, что мучаюсь. А на самом деле — просто любил…

Она замотала головой: не надо, не говори ничего. Но он все равно продолжил, забормотал нервно и быстро, крепко сжимая ее плечи:

— Знаешь, Надь, это как свет в конце тоннеля… Всю жизнь к нему можно идти, и всю жизнь принимать за свет желтые фонари на стенах, и тыкаться в них, как слепой котенок… Ты меня понимаешь?

— Да, Сережа.

Пошел дождь — уже настоящий, осенний, колко-холодный. Ветер принес несколько мокрых кленовых листьев, бросил им под ноги. Из-за угла дома показались Вероника с Мишей, позвали в унисон:

— Мам… Пап…

— Мам, дождь идет, промокнете…

— Пап, идите уже в дом…

Они их не слышали, не могли разъять объятий. Сил не было их разъять.

«Здравствуйте, уважаемая Александра Григорьевна! Вы меня, конечно, не помните, хотя — кто знает… Я Сергей Серый из Обуховского детдома, где вы когда-то работали воспитателем. Вспомнили? Белобрысый такой пацан, как вы про меня говорили — крепенький мужичок будет…

Так вот, чего я вам пишу-то. Хочу пригласить на крестины — у нас недавно двойня родилась, мальчишки, Борис и Глеб. Приезжайте, Александра Григорьевна, очень будем рады вас видеть.

Немного о себе напишу. Я очень счастлив. Семья у меня большая — жена Надежда, сын Миша и дочь Вероника. Теперь вот еще и прибавления бог послал — Бориса с Глебом. Им полгода исполнилось, но окрестить все руки не доходили, приходилось и грустными делами заниматься. Недавно умер отец Вероники — очень хороший был человек. Всегда его будем помнить, светлая ему память.

Да, я по-настоящему счастлив, Александра Григорьевна. Как видите, и детдомовцу может улыбнуться большое счастье, никогда нельзя терять надежду. А моя надежда всегда со мной. То есть моя любимая жена — Надежда…

Приезжайте, Александра Григорьевна, очень будем вам рады!»