Мэтт с сомнением посмотрел на брата.
— В моем случае это произошло достаточно рано. Уже в двенадцать лет я знал, чем для меня стала Кэт.
— Ради Бога.
— Это правда. — Райли окинул взглядом деревья. — Помнишь мамины похороны?
Мэтт, казалось, был удивлен вопросом Райли, но кивнул.
— Конечно, как и все, что происходило с тех пор, как мне стукнуло восемь.
— Помнишь, как Кэт встала и прочитала перед всеми стихотворение?
Мэтт покачал головой:
— Все, что я помню, так это то, как отец просил меня прекратить мои завывания.
Райли кивнул.
— Кэт встала и голосом, чистым и громким, как звон церковного колокола, прочитала стихотворение Шелли. Это было прекрасно, о том, как умерший человек продолжает жить в нашей памяти, — и вся церковь слушала, затаив дыхание.
«Она выглядела такой изящной», — вспомнил Райли. Ее маленькое тело как бы возвышалось над грудой цветов, лежащей позади, ей пришлось даже опустить микрофон, чтобы она смогла дотянуться до него.
— Я смотрел на ее руки — они не дрожали. А когда она закончила, она посмотрела прямо мне в глаза, и я гордился ею, я любил ее, даже в моем горе. Я знал, что она та самая девочка, которая разделит со мной жизнь. Я в этом даже не сомневался.
— Да.
— Я вынес это чувство из моего детства в юность, я чувствовал это даже тогда, когда мы проводили время порознь больше, чем вместе.
Мэтт что-то с сомнением пробормотал.
— По крайней мере, Кэт определенно не сумасшедшая — просто у нее есть проблемы с принятием скоропалительных решений.
Мэтт усмехнулся.
— Но насчет Кэрри ты попал в точку. Она опять объявилась без приглашения.
Мэтт с удивлением повернулся к брату:
— Когда?
— Она пришла в офис в день, когда ты сказал мне, что нашел Кэт, и потом еще раз, в тот же вечер. На сей раз уже домой.
— Почему ты не сообщил мне?
Райли засмеялся:
— Потому что, кроме этого, у нас есть о чем поговорить.
— Чего она хотела?
Райли пожал плечами:
— Она говорила что-то о возобновлении строительства клиники, потом устроила спектакль, вполне заслуживающий премии «Оскар», умоляя дать нам второй шанс. Я говорю тебе, она явно не в себе.
Мэтт уверенно кивнул:
— Мы подготовим предохранительный ордер за двадцать четыре часа.
Райли ухмыльнулся:
— Спасибо, шериф. Но до физической расправы, думаю, дело не дойдет. Просто она живет в придуманном мире. Она и правда думает, что после всего, что она сделала, я вернусь к ней.
— Это смешно.
— Невероятно.
— Это точь-в-точь то, чего ты хочешь от Кэт.
Райли удивленно вскинул голову, не ожидая услышать от Мэтта такие слова. Он уже начал жалеть, что попросил Мэтта присоединиться к нему на этой прогулке.
— Прошлый год выдался трудным для тебя, старик, это все, что я хотел сказать. — Мэтт похлопал Райли по плечу. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
На самом деле Райли не знал, что он делает. Он не знал, что говорить, что делать. Но он все равно встретится со своим сыном.
Это был прекрасный вечер пятницы. «Йннер-Харбор» был заполнен туристами и закончившими работу людьми, которые пользовались тем, что наступил «счастливый час» [8]. Райли не часто бывал в городе, поэтому осторожно пробирался сквозь толпу, увертываясь и здороваясь, когда чье-то лицо вдруг оказывалось слишком близко от него.
Райли посмеялся сам над собой — он чувствовал себя деревенским парнем. Уровень шума был слишком высок. Он слышал одновременно две разные мелодии и, по крайней мере, три различных языка, беспрерывно оглушительно сигналили машины и почти заглушали более низкие гудки кораблей. Его нос уловил конкурирующие ароматы десятков ресторанов и таверн, но в этот вечер его интересовал только запах рыбного ресторанчика «Сити лайте», где Эйдан предложил встретиться.
Райли взглянул на часы и вновь посмеялся над собой. Мэтт был прав — он слишком рано вышел из отеля и пришел за полчаса до назначенного времени, хоть и старался идти медленно. Ну и пусть. Райли мечтал об этом дне целый год. И, наконец, получил возможность увидеть своего ребенка.
Краем глаза он заметил вывеску ресторана и присел на скамейку. Он поприветствовал кивнувшего ему пожилого афроамериканского джентльмена, который присел на эту скамейку раньше.
— Отличный вечер, — сказал мужчина.
— Да.
— Вы гость в нашем городе?
— Да, сэр. Я из Западной Виргинии.
Пожилой человек одобрительно кивнул:
— Вот уж действительно красивый штат. Там замечательные пейзажи.
— Да, сэр.
— Что привело вас сюда? Дела?
До того как Райли придумал, что ответить, он понял, что расплылся в глупой улыбке. Наверное, он выглядел как дурак.
— На самом деле я здесь… — он взял паузу, чтобы насладиться словами, которые собирался сказать, — чтобы встретиться со своим сыном и немного поесть. Он студент Джона Хопкинса — учится на биологическом факультете.
Старик вздернул подбородок.
— Одна из лучших школ в мире. Вы, должно быть, гордитесь им.
Райли посмотрел на воду и подумал, что и вправду гордится Эйданом, что тот оказался умным и дисциплинированным настолько, чтобы учиться в этом университете. Но еще больше он гордился тем, что его сын нашел в себе достаточно мужества, чтобы встретиться сегодня здесь с ним.
— Я горжусь им.
— Знаете что, мне восемьдесят два, и я должен сказать, что работа есть работа, но быть отцом — это лучшее, что может случиться с мужчиной в жизни. — При этих словах он сам расплылся в глупой улыбке, неожиданно обнажив при этом ряд белоснежных зубов. Он поднялся. — Наслаждайтесь своим обедом.
Райли встал, пожал мужчине руку и пожелал ему всего наилучшего. Райли взглянул на склон, ведущий от запруженной людьми площади, и что-то привлекло его внимание. Линия подбородка, разрез темных глаз. Он не мог ошибиться. Это был Эйдан. Он стоял недалеко от ресторана, опершись на заборчик, одна рука в кармане джинсов. Он был высоким и худым и, казалось, нервничал. Райли сделал шаг к нему, в голове не было ни одной мысли, а пульс бешено стучал. Его шаг ускорился, и он припустил бегом.
Эйдан, увидев его, тоже бросился бегом ему навстречу. Они остановились прямо посередине толпы, их глаза были на одном уровне, плечи были одинаково широки. Райли хотелось кричать и плакать и обнимать своего ребенка, но это могло напугать Эйдана.
Так что Райли пожал ему руку.
— Эйдан, — сказал он.
Эйдан схватил руку Райли и несколько раз пожал ее.
— Ты рано, — произнес Эйдан.
— Думаю, я опоздал на двадцать лет.
Эйдан улыбнулся, приступ его напускной бравады на этом закончился. Он бросился в объятия Райли и крепко сжал его.
— Я рад, что ты, наконец, сделал это.
Кэт заглянула в ванную комнату и увидела, как рабочий отбивает с пола розовую плитку. Тут же в памяти всплыли долгие часы, когда она изучала эти изразцы, стоя на коленях, когда ее тошнило по утрам и вечерам.
Филлис стояла около нее и предлагала горячий чай или платок для лица. Шли дни, и Кэт однажды подумала: а что, в мире и правда есть достойные и заботливые люди. Возможно, Филлис и ее брат Клифф были как раз такими людьми.
В первые месяцы Филлис готовила для Кэт, брала ее в магазины, чтобы покупать одежду, которая прикрывала бы ее растущий живот, и делала все, чтобы та отдыхала как можно больше. Клифф всегда останавливался у них, когда был проездом в городе, и привозил Кэт маленькие подарки — плейер, молодежные журналы, а однажды на День святого Валентина привез целую коробку шоколада. Он звал ее Солнышком, потому что ее золотые волосы, он так говорил, были словно лучики солнца. Клифф всегда баловал Кэт, она хотела бы, чтобы он был ее настоящим отцом, и обожала его за это. Филлис водила Кэт в поликлинику. В тот визит к доктору Кэт впервые использовала свое новое имя — Кэтрин Тернер. Это предложила Филлис.
— На время, пока все не встанет на свои места, — сказала она.
Шли месяцы, живот рос, и Филлис мягко подталкивала Кэт:
— Может, стоит сообщить твоей матери, что с тобой все в порядке?
Но ответ ее был всегда один и тот же:
— Нет.
На втором триместре беременности Кэт стала есть за двоих. Она запомнила часть разговора с Филлис, случившегося над огромной тарелкой спагетти с фрикадельками.
— Ты уверена, что не хочешь связаться с матерью?
— Да. Подай мне еще немного молока, пожалуйста.
— Конечно, дорогая.
Кэт положила вилку и уставилась на Филлис. Иногда, это зависело от освещения, в ее лице появлялось что-то знакомое, и Кэт чувствовала себя в безопасности. Может быть, что-то в форме ее губ и линии подбородка. Кэт не могла определить точно. Но она думала, что если бы та перестала делать химическую завивку, пополнела бы чуть-чуть и бросила курить, она, возможно, превратилась бы в очаровательную женщину.
