— Воды!
Охваченная нестерпимой жаждой, она скатилась с кровати, пытаясь не потревожить при этом Фреда и Джинджера, которые спали, свернувшись, как два пушистых комочка, на одеяле у нее в ногах, и ощупью побрела через спальню на поиски воды. По дороге едва не упала, споткнувшись о небрежно раскиданные Ритины шпильки. Блин, мысленно выругалась она. Вот она осторожно поднялась по лестнице на кухню. Вот начала шарить в темноте в поисках холодильника.
Из его открытой дверцы хлынул яркий свет, сразу высветивший открытое пространство кухни и часть гостиной. Привыкнув к свету, Фрэнки жадно заглянула внутрь — Рита никогда не отличалась чистоплотностью и хозяйственностью. В холодильнике не обнаружилось никаких следов воды. Между тем пить воду из-под крана ей строго-настрого запретили, да и сделать это было трудновато, принимая во внимание, что кран находился глубоко в раковине. Фрэнки продолжила свои обследования холодильника. По существу, он был пуст: половина надкусанной заплесневевшей пиццы на верхней полке и упаковка чего-то отвратительно зеленого, вроде искусственного белка, на нижней. Кроме того, на дверце стоял овощной коктейль под названием «Сдавайся!». Желудок Фрэнки немедленно вывесил белый флаг ужаса, но обезвоживание организма и похмельный синдром оказались сильнее. Она сделала крошечный глоток. Вкус такой, словно это жидкая капуста. Е-е-а-а-х! Она поставила коктейль обратно. Если она выпьет еще хоть каплю, то ее вывернет наизнанку.
Совершенно измученная, Фрэнки отошла от холодильника и направилась к стоящей в гостиной софе. Машинально она взглянула на часы: полночь. В Лондоне сейчас восемь утра понедельника. Хью, должно быть, еще нежится в постели. Фрэнки закрыла глаза и начала думать о Хью. Ровно в восемь его радиобудильник начнет трансляцию, и он лениво, не открывая глаз, покатается по матрасу, потрется головой о подушку, а потом снова замрет без движения и будет лежать, пока новости не закончатся. Тогда он откроет глаза, выключит радио, встанет с постели и несколько раз потянется перед окном, два раза зевнет, поерошит растрепанные волосы на голове и сонно почешет свою безволосую грудь. Потом, одетый только в боксерские трусы от Кельвина Кляйна, отправится в ванную комнату, где внимательно осмотрит свой живот — втянутый и расслабленный, в анфас и в профиль, проверит нос, уши и брови на предмет контрабандой выросших там волос (всех приговоренных безжалостно выдернет с помощью щипчиков), а затем исчезнет в душевой едва ли не на полчаса.
Фрэнки тоскливо вздохнула. Его привычка к долгим утренним купаниям доводила ее до бешенства, но теперь она так по ней скучает! Только брошенная подружка может так страстно вспоминать дурные привычки своего бойфренда. Если бы она могла вернуть его обратно, то никогда бы — ни за что на свете (она могла бы в этом поклясться)! — не стала больше ему докучать своими претензиями. Она не будет больше стоять в ванной комнате в ночной рубашке, тянуть за занавеску и ворчать на него за то, чтобы он поторапливался. Она бы вообще больше никогда не жаловалась ни на что, даже на мелкие кусочки зубной нити, которые валялись по всей квартире, как маленькие белые червячки. Она бы слова не сказала, когда он в который раз не оставил бы ей даже на донышке увлажняющего лосьона после купания. Она невыносимо тосковала по нему и очень хотела, чтобы он к ней вернулся.
Страдая как внутри, так и снаружи, она обняла диванную подушку, словно это был ее сбежавший бойфренд, и отсутствующим взглядом посмотрела на царящий на журнальном столике беспорядок. И тут, между кучами журналов и разного прочего хлама, который сопровождает Риту повсюду, где бы она ни находилась, она заметила нечто экстраординарное. Телефон.
Искушение было слишком велико. Рванувшись с дивана, она схватила аппарат обеими руками. Держать его было все равно что заряженное ружье. Она секунду помедлила… Стоит ли нажимать на курок?
Разумеется, ответ может быть только один: нет, нет и еще раз нет! Не смей пить! Не смей курить! Не смей набирать номер! Но было уже слишком поздно. На другом конце линии царила тишина. Затем раздался звенящий звук. У нее еще сильнее пересохло во рту. Она попыталась сглотнуть. Она ждала.
Внезапно раздался щелчок и послышался голос:
— Алло?
Это был Хью.
Сердце ее бешено заколотилось. Она задыхалась, ртом начала беспомощно ловить воздух. Телефон в руке казался ей гранатой.
— Алло? — Снова его голос. На этот раз более нетерпеливый.
Она должна что-то сказать. Она должна говорить!..
— Хью, это я, Фрэнки, — проговорила она наконец. От отчаяния она не могла даже прикинуться спокойной, голос выдавал ее с головой.
— Фрэнки? — Всего одно слово. Два коротких слога. Ей так хотелось услышать, что он счастлив, что он с ума сходит от отчаяния, от волнения, от любви, от грусти, что он попросту места себе не находит от тоски по ней! Но нет, ничего подобного. Всего одно слово. Он даже не стал ждать ее ответа. — Ты где? — спросил он.
— В Лос-Анджелесе.
— Где?
Она услышала, как он что-то ищет вокруг, как он выключает радио, которое до этого создавало звуковой фон.
— Что ты говоришь?
— Я говорю, что я в Лос-Анджелесе. — Она постаралась сдержать дрожь в голосе.
— Лос-Анджелесе? — Его голос повысился на октаву. — Какого черта ты там делаешь? (Может быть, эти слова как раз и выражают его тоску, заботу, ревность? Но особой уверенности она по этому поводу не испытывала.)
— Я живу с Ритой. — Черт. Почему она не сказала ему что-нибудь остроумное, едкое, забавное? Почему не объявила, что «чудесно проводит время»? На глазах у нее навернулись слезы. Возможно, потому, что худшего, более дерьмового времяпрепровождения в ее жизни еще никогда не было. — Я соскучилась по тебе. — Черт! Черт! Черт! Что она делает? Она должна быть сильной, спокойной, собранной! — Я страшно по тебе соскучилась! — Слова уже не слушались ее и лились из нее потоком, по мере того как она сдавала одну позицию за другой. Вот она уже заплакала. И каждая слезинка смывала один за другим все те дивиденды, которые она могла бы получить, метнувшись сломя голову в Лос-Анджелес.
На другом конце света Хью молчал. Наступила неловкая пауза. На заднем плане послышался какой-то шум, возня, звук хлопнувшей двери.
— Послушай, сейчас не совсем подходящее время для разговоров. Я тороплюсь на работу. Очень спешу.
Фрэнки посмотрела на свои часы. В Объединенном Королевстве сейчас пять минут девятого. В нормальных условиях он в это время рассматривает в зеркале свой живот.
— Я сам тебе потом перезвоню. — Он говорил таким официальным тоном, как будто назначал деловое свидание.
