— Продолжай! Человеку, который, как ты думаешь, бросил тебя и твою мать. И благодаря которому тебе приходится все это испытывать…
— А разве это не так?
— Мне жаль, Оливия, но я ничего не могу сказать тебе. Ты должна разобраться в этом сама и не требуй от меня подсказки или помощи. Господи, я и не думал…
— Спасибо, но я меньше всего рассчитывала на это! — язвительно проговорила Оливия, делая вид, что не расслышала ноток отчаяния в его последней фразе.
Руки Рональда бессильно разжались, и Оливия обрела наконец свободу. Она посмотрела Рональду в глаза и после минутного колебания договорила:
— С тех пор как я узнала, что Джэсон мне не отец, я пыталась разобраться в этой ситуации. Но это невозможно сделать, пользуясь лишь той информацией, что дала мне мама. Это было бы необъективно. Я должна была сама увидеться с Патриком, поговорить, понять его чувства и поступки и сделать собственные выводы. Я должна была сделать это. Эштон пытался меня отговорить и даже обвинял в том, что я пытаюсь сбежать от проблем, в одночасье перевернувших мою жизнь. Но именно этот «переворот» дал мне возможность разобраться со своим прошлым. Это вся моя правда и то, что я хотела тебе сказать, Даррелл. А уж верить мне или нет, решать тебе. Спокойной ночи. — Оливия обошла его и медленно покинула комнату.
Не стоило быть такой откровенной… Даже во имя того, чтобы отношение Даррелла ко мне изменилось. Мне нет никакого дела до его мнения обо мне!.. — это была последняя мысль, перед тем как Оливия провалилась в глухой и муторный сон.
Она проснулась совершенно разбитой, как тень спустилась по лестнице и вошла в кухню.
— Что с вами, сеньорита? — спросила Лаура, встревоженная бледностью Оливии.
— Я плохо спала. Наверное, погода будет меняться. Или полнолуние скоро. Не волнуйтесь, Лаура, со мной такое бывает.
— Ничего, чашечка мате взбодрит вас. Я приготовлю яичницу с беконом, и еще остался пирог.
Похоже, Лаура считала еду панацеей от всех бед! Она говорила и одновременно готовила завтрак. Оливия, не отрываясь, зачарованно следила за ее ловкими руками, почти не вникая в смысл слов. Но, когда Лаура поставила перед ней тарелку с яичницей, поняла, что не сможет проглотить ни кусочка. Оливия посмотрела на тарелку и отодвинула ее от себя.
— Вам нужно поесть. — Лаура упрямо и в то же время заботливо придвинула тарелку к Оливии.
Оливия, вздохнув, нехотя принялась есть.
— Я слышала, как вы вчера спорили с сеньором Дарреллом. — Лаура посмотрела на нее выжидающе, и Оливия невольно поежилась: а больше она ничего не слышала? — Мне нравится, что вы не побоялись спорить с ним, хотя я думаю, что ваше поведение скорее вызвано незнанием того, с кем имеете дело, или же вы безрассудно смелы и ищете неприятностей на свою голову.
— А с кем я имею дело? — равнодушно спросила Оливия.
Лаура улыбнулась. На ее щеках появились две ямочки, а глаза весело вспыхнули.
— Вы отважились противостоять гаучо, а на это немногие осмеливаются… Смею предположить, что вы не могли рассуждать здраво, находясь под влиянием слишком сильных эмоций.
Даже чересчур сильных! Они сцепились как кошка с собакой. Оливия редко конфликтовала вообще, но вчера откровенная враждебность Рональда просто выбила ее из колеи. Ничем другим и не объяснишь этот сумасшедший вечер.
— Звучит угрожающе. Вы имеете в виду Даррелла? Он гаучо? Но гаучо, это, кажется, пастух?
— Вам сеньор Даррелл сказал?
— Да.
— Это не совсем так. Пока вы будете завтракать, я сделаю для вас небольшой экскурс в историю.
— Да, пожалуйста.
— Так сначала называли сельских жителей пампы. Свое происхождение они ведут от браков испанцев с индейскими женщинами. Становились гаучо и приехавшие позднее шотландцы, ирландцы, англичане и особенно баски. Предполагалось, что само название происходит от арауканского слова «гаучо» — «не имеющий матери», или «незаконный сын». Гаучо были покорителями степей и смелыми наездниками, и многие десятилетия служили олицетворением аргентинской пампы. Они пасли скот, а животные, которыми изобиловала пампа, давали им все необходимое: одежду, пищу и средства передвижения. В борьбе с дикой природой сложился гордый и неукротимый характер гаучо. Вся их жизнь проходила под открытым небом. Этот легендарный тип людей уже почти исчез, — добавила Лаура с искренней и неподдельной грустью. — Сейчас в Аргентине словом «гаучо» действительно называют наездников-пастухов, а также владельцев ранчо. Сеньор Даррелл гаучо не по рождению, но по духу, — продолжила Лаура. — Он горяч, прямолинеен и слишком горд. Но плохого он вам не пожелает. Поэтому не стоит противостоять ему.
— Учту на будущее, — пробормотала Оливия.
— Вы сегодня едете к сеньору Патрику в больницу?
— Да. Только сеньор Даррелл опять куда-то опять исчез.
— Сеньор Даррелл идет сюда, — сообщила Лаура, взглянув в окно.
Оливия отодвинула тарелку.
— Я больше не могу есть, — жалобно сказала она. — У меня желудок сжимается.
— Это от волнения. Вот, выпейте мате… Или, может, сварить кофе?
— Большое спасибо, Лаура, но не нужно.
Рональд вошел на кухню, и Оливия метнула быстрый взгляд на его лицо.
— Доброе утро, — поздоровался он.
— Чашечку кофе, сеньор Даррелл? — спросила Лаура.
— Я бы не отказался.
— Одну минуту.
Рональд тяжело опустился на стул. На Оливию он вообще не смотрел, будто ее тут и не было. Наверное, видеть не мог после вчерашнего. Рональд чуть ли не залпом опустошил чашку кофе, поданную Лаурой, и поднялся.
— Если вы готовы, то мы можем ехать, сеньорита Стюарт.
Все время, проведенное в дороге, они молчали. Оливия бесцельно смотрела в окно и не видела взглядов, которые бросал на нее Рональд.
Оставив машину на стоянке у больницы, они вошли в здание, поднялись на третий этаж. Рональд вел Оливию по длинному больничному коридору, по обеим сторонам которого располагались двери. Оливия остановилась, пропуская коляску с парнем, нога которого была забинтована, и не заметила восхищенного взгляда, который тот устремил на нее. Рональд с неудовольствием отметил, что парень едва не свернул шею, провожая Оливию взглядом. И разозлился, хотя совсем не должен был.
— Вот палата Патрика! — Из-за обуявшего его раздражения Рональд окликнул ее слишком резко.
Но Оливия была в таком смятении, что только бросила на него растерянный взгляд, мимолетно удивившись, чем сейчас вызвала его неудовольствие, и тут же сконцентрировала все внимание на белой двери. Оставалось сделать всего один шаг, но ее ноги словно приросли к полу.