— Давай немного подождем. Не стоит торопиться. — Сказала она мужу вскоре после свадьбы и приняла меры против нежеланного зачатия. «Еще немного покапризничаю, и решусь» — убеждала себя Дикси, приглядываясь к чужим детям и стараясь ощутить в себе жажду материнства. Скофилд терпеливо ждал.
И вот теперь как-то вдруг стало ясно, что они лишь обманывали себя и ничего этого уже не будет — ни семейной идиллии, ни детишек с фамилией Скофилд.
Дикси не готовилась к серьезному разговору и даже не собиралась затевать что-либо подобное. Все произошло само собой. Мирный домашний вечер, столбики мошкары, пляшущие над столом, накрытым для ужина на веранде.
Шумел в траве разбрызгиваемый вертушкой дождик, сладко пахли расцветшие в кашпо балюстрады ночные фиалки. Свечи не зажгли, чтобы не привлекать мошкару. В сумерках ярко белели цветущие карликовые вишни, cветились ацетиленом тяжелые кисти турецкой сирени. Дикси казалось, что она сидит вот так уже сто лет, превратившись в дряхлую, морщинистую старуху.
— … Нолленс дал мне отступную. Думаю, он ещё схватится за голову, но будет поздно. — Делился своими директорскими проблемами Эжен, разминая в бледных пальцах листок мяты.
— Эжен, скажи, я очень изменилась?
— Ты о чем, девочка? Глупости! Уже вся Европа знает, что у меня жена — красавица. И ведь, шельмец, не подумал о главном. Это я о Мэтью Нолленсе. Нельзя таким людям соваться в бизнес…
— А ведь я не люблю тебя…
— Ой, дорогая моя, я лучше пойду просмотрю бумаги. У меня завтра тяжелый день. — Эжен поспешил ретироваться, но Дикси поймала его за руку. Завтра я уйду. И пришлю тебе необходимые бумаги, мы не можем больше жить вместе. Это нечестно, глупо, жестоко.
— У тебя другой мужчина? Впрочем, — остановил жену Эжен. — Это не столь уж важно. Это ерунда, ошибки молодости… Голос его дрогнул, он рванулся, чтобы уйти, но Дикси посмотрела с мольбой: — Я очень серьезно. Не стоит больше удерживать, то чего давно уже нет. И никогда не было.
— Нет было! Тот первый вечер был! И свадебное путешествие и чудесные дни в этом доме — были! Мы были счастливы, Дикси! — Он не пытался скрыть слезы.
— Ты дал мне уверенность и покой. Я очень благодарна тебе, Скофилд, но я не могу так больше. Я начинаю ненавидеть тебя и себя. Это скотство. Прости.
Эжен рухнул в скрипнувшее под ним плетеное кресло, а Дикси ринулась в свою комнату и начала лихорадочно собирать вещи. Она торопилась, словно в доме разгорелся пожар — она спешила разорвать связывающие их узы, пока благоразумие или жалость к мужу, не призовут к примирению.
Стоящий у окна своего кабинета Эжен слышал, как выехал из гаража и умчался в сторону Парижа, подаренным им жене темно-синий «пежо».
— Ну вот я и дома. Роль мадам Скофилд сыграна до конца. Вряд ли стоит думать о пальмовой ветви на Каннском фестивале. — Дикси кивнула на не распакованные чемоданы. — Зато трофеи — фантастика! Шубы, «Пежо» у подъезда и ещё вот это. — Подняв золотистую прядь у виска она рассматривала блестящие в ней седые нити.
— Такой положительный мужчина был… Не для тебя, видать, птичка. — сокрушалась Лола. Дикси нахмурилась:
— Положительный? Да он был НИКАКОЙ! Мой бывший муж оказался ласковым, заботливым и назойливым ничтожеством. Я произношу это слово с прощальной нежностью. Он вовсе не виноват, бедняжка Скофилд, что ничего, абсолютно ничего не умел делать забавно — то есть хотя бы нелепо, неуклюже, пусть даже глупо — но неординарно. Эжен любил меня бездарно и бурно. Я постараюсь сохранить о нем светлую память.
— А домики, денежки? — вытаращила глаза Лола.
— Я не возьму ничего, старушка. Эжен и так лишился смысла жизни. Он едва остался жив после Сюзи, цеплялся за меня, как за спасательный круг, а я добила беднягу.
— Ох — ох! — подбоченилась Лола. — Где это вы таких мужчин встречали, тем более — важных директоров, что бы от женских обид — и сразу головой в воду? Не засидится господин Скофилд в одиночестве, помяни мое слово. Такие кошельки на дороге не валяются. Даже полные импотенты.
— А знаешь, старушка, ведь дело не только в постели.
Возможно, Эжен как директор банка достоин восхищения, но я не способна оценить этого, как если бы кто-нибудь читал мне стихи на китайском языке. Нет — финансистов в моей жизни больше не будет.
Я чуть не упустила свой шанс, теряя годы! Господи, как же мне хочется повеселиться, покуролесить! А главное — стать настоящей актрисой. Я ещё успею, обязательно успею!
… Устроенная вскоре Дикси грандиозная вечеринка должна была знаменовать её возвращение к былому образу жизни. Кроме того, почти каждый из приглашенных мог стать полезным в деле восстановления актерской карьеры Дикси. И каждому из них, отведя в кабинет деда, она говорила примерно одно:
— Я знаю, ты всегда относился ко мне по дружески и не откажешь в услуге: вспомни о мадемуазель Девизо, если появиться что-нибудь интересное. У меня в этом браке, кажется, крылья от святости выросли. Хочется шума, суеты, работы. Я теперь дама обеспеченная, но не хочу добивать бездельем живущую во мне актрису.
Друзья обещали помочь, давая понять, что близость с Дикси является достаточным стимулом к проявлению бескорыстной заботы. Она потратила уйму временем накопившейся бурной энергии на трех-четырех мужчин, устраивающих просмотры, нужные знакомства, «потрясающие» роли. Но дальше заурядных постельных связей и незначительных работ в кино, дело не шло. О Дикси Девизо и «Береге мечты», по прежнему остававшемуся её главным козырем, успели забыть. На авансцену популярности выбились новые звездочки — юные созданья, полные сил и бойцового задора. А Дикси стукнуло тридцать два. Сознание последней возможности наверстать упущенное и постоянное ожидание интересной роли держали её в состоянии постоянного напряжения, граничащего с истерикой. А неспособность влюбиться или хотя бы сильно увлечься кем-нибудь, окрашивало жизнь в тоскливые осенние тона.
Она ждала своего кавалера у маленького ресторанчика в Риме, где компания киношников праздновала завершение съемок пустяковой кинокомедии. Прощаясь, разъезжались пьяненькие пары, желая Дикси новой убойной роли. Мигала, наливаясь всеми оттенками малинового и синего реклама мороженого «Tutto», мартовский ветер нес по асфальту пеструю шелуху конфети, оставшуюся от недавнего карнавала. Дикси плотнее запахнула жакет из синтетического леопарда и подумала о безделье которому предастся дома. Период отчаянной борьбы за выживание сменялся полосой апатии, бездумного отлеживания на дне.
— Вот не ожидал! — схватил её под руку выскочивший из резко затормозившей машины парень. — Ты что, не узнаешь? Глазища круглые, словно пятицентовик проглотила.
