Кирилл улыбается, вокруг серых глаз собираются лучики морщинок, которых в двадцать пять у него быть не должно.
— Всё будет нормально, — повторяет Морозов, натягивая на плечи куртку.
Мешкает на верхней ступени лестницы, как будто собирается что-то ещё сказать, но в итоге просто машет рукой и идёт к своей машине. Сигналит два раза и скрывается за воротами, которые я не спешу закрывать, потому что на подъезде стоит и моргает фарами машина отца.
Через тридцать минут на телефон приходит новое сообщение от абонента “К”:
“Я дома. Спокойной ночи, Даша.”
15
— Неужели ты не чувствуешь себя обделëнной? — спрашивает Машка, разглядывая просторную светлую кухню Люды.
Сегодня на улице солнечно и парит, поэтому кухня выглядит особенно выигрышно в утренних лучах. На кухонном острове стоит прозрачная ваза со свежими разноцветными тюльпанами. Их головки склонились под тяжестью цветков к столу. В лепестках играет солнце. Я как заворожëнная наблюдаю за этим преломлением света, отпивая первый глоток утреннего кофе, ещё не проснувшись до конца.
Маша нагрянула внезапно. Без звонка. Просто скинула сообщение о том, что она на подъезде и просит предупредить охрану поселка, чтобы ей открыли шлагбаум.
Влетела как вихрь в пустой дом, и уже всюду успела засунуть свой длинный вздернутый нос. Люда и девочки уехали с утра в город по делам. Конец учебного года, предстоящие Алëнкины соревнования и мой отказ помогать мачехе и работать бесплатно няней немного охладили наши отношения. Папа тоже рано умчался в офис и на свои объекты. Я знаю, что у него сегодня встреча с Кириллом, где они проведут тестовый запуск сайта.
Об этом мне рассказал сам Морозов. Мы переписываемся последние несколько дней и это... странно. Мой ноутбук всё ещё у него. Он перекидывает файлы, которые смог достать, на отдельный диск. Мне немного некомфортно от этого, как будто он подглядывает в замочную скважину за нашим с Филом счастьем. Хотя я сама вручила ему эти куски воспоминаний. Странно было бы, если бы Кирилл не заглянул в фотографии и видео, которые я попросила его сохранить всеми возможными способами. Спасти часть моей жизни. Толку от этих фотографий и видео мало. Я даже не пересматривала картинки, пока Фил был рядом, просто скидывала с фотоаппарата и гоупро то, что мы привозили из совместных поездок.
Мои аккаунты в социальных сетях выглядят полузаброшенными. Ни Фила, ни Стеши, никаких новых людей. Пара фотографий букетов, завтраков и кружек кофе. Одно фото на аватарке. Сделанное Филом, когда мы катались по каналам в Амстердаме. Я там выгляжу счастливо-замученной, но всё же больше счастливой.
Перевожу взгляд обратно на тюльпаны. Эти цветы тоже были со мной в те выходные в Нидерландах.
— Ау, подруга! Связь с космосом поймала? Я тут сама с собой уже пять минут рассуждаю о том, какие классные зелёные сковородки у твоей мачехи, — щёлкает пальцами перед моим носом Машка. Перекидывает рыжие волосы за спину и, опустив подбородок на ладони, смотрит на меня выжидающе.
Кхм. О чем там она?
— Сковородки как сковородки, — пожимаю плечами, — но цвет красивый.
— Наверное, они нанимали дизайнера, тут всё так продумано, — не перестаёт восхищаться подруга. — Даже бассейн есть на заднем дворе! Как в кино!
— Ну, не совсем как в кино, всё намного проще. — Оборачиваюсь в сторону выхода на задний двор, стеклянная дверь открыта и ветерок треплет белую прозрачную штору. Вспоминаю, с чего начался этот разговор и спрашиваю: — Почему я должна чувствовать себя обделëнной?
— Когда мы учились в школе и твой отец вас бросил, не припоминаю, чтобы вам с матерью достался похожий дом.
Хмурюсь, поворачиваясь к подруге, и скрещиваю руки на груди.
— А я вот не помню, чтобы он нас бросал. Они просто развелись, Маш. Ничего криминального в разводе нет. Тогда у папы не было денег, и он оставил нам с мамой квартиру, а сам ушёл на съемную. Я не завидую девочкам и не чувствую себя, как ты выражаешься, “обделенной”. У меня было всего достаточно. И есть.
— Не обижайся, я просто... Я каждый день думаю о том, как сложилась бы моя жизнь, если бы отец не получил травму глаза и продолжил бы работу пилотом. А ты вот ни о чем не сожалеешь и не чувствуешь себя обделенной, как у тебя это получается? — вздыхает Иванова и тянется к своему кофе, щедро посыпанному корицей.
Семья Маши всегда жила бедно. Несмотря на то, что отец у неё бывший пилот. Работать нормально так он и не смог. В его жизнь активно вошел алкоголь, а потом и в жизнь матери Маши. Эта женщина, которая тянула на себе семью долгие годы, в итоге тоже сдалась. Мы как раз перешли в старшую школу, именно тогда Маша начала одеваться ещё более скромно, чем обычно, и в итоге перешла полностью на черный цвет. Говорила, что стиль “гота” ей ближе. Но я всегда знала, что за этим образом озлобленной неформалки скрывается нечто большее. Как только Ивановой исполнилось восемнадцать, она пошла работать, а потом при первой же возможности выскочила замуж.
Мне хочется верить, что теперь она довольна своей жизнью. Мы немного отдалились, пока я жила в Германии, а она периодически грелась под солнцем на Мальдивах.
Я надеюсь, она не жалеет о своем выборе, но всё же говорю ей:
— Не в материальном счастье, Маш.
— Я знаю, но я больше не хочу быть бедной и думать, съесть на обед последнюю пачку макарон или оставить её на завтрак, — печально говорит Маша, отводя глаза.
— Не думай об этом. Теперь это всё в прошлом. Твой муж — местный олигарх! — пытаюсь шутить, но понимаю, что выходит криво, потому что подруга даже не улыбается. — Как родители? Заходишь к ним?
— Иногда. Стараюсь купить им продукты, а денег не даю... Они же их все пропивают, Даш.
Машка стискивает кружку двумя руками, продолжая смотреть куда угодно, кроме меня. Я понимаю, что-то её беспокоит, но она сама не решается рассказать. Возможно, считает, что её проблемы — пустое по сравнению с моим разбитым сердцем?
Решаю ей помочь. Потому что когда-то я была хорошей подругой, а она всегда оставалась для меня самой лучшей. Почти сестрой.
— У тебя всё хорошо? — аккуратно спрашиваю Машку, встаю со своего места и подхожу к ней, недолго думая, приобнимаю за плечи. — Маш? Ничего не хочешь мне рассказать? Ты ведь не просто так позвонила и приехала.
Поглаживаю подрагивающие плечи подруги и терпеливо жду. Она тихо шмыгает носом и вытирает внезапно мокрые щёки.
— Даш, он в город приезжает и... я хочу встретиться с ним. Пойдешь со мной?
***
Сдаю куртку в гардероб при входе в модный клуб “Кратер” и нервно одергиваю футболку.
Это была плохая идея. Отвратительная. Мне здесь не место, мне вообще нет нигде места. Я чувствую себя неуютно и как-то воровато. Может, мне рано ещё ходить на такие мероприятия? Чтобы подумал обо мне Фил? Спрашиваю у самой себя и кусаю губы, грозя съесть тот тонкий и без того почти незаметный слой помады, который я решила сегодня нанести. Я знаю, что он не был бы против того, чтобы я продолжала жить дальше. Просто для меня решиться жить дальше означает отпустить всё то хорошее, что было у нас, и шагнуть вперед.
Не знаю, хочу ли шагать вперед одна. Без Фила.
Почему мне кажется, что если я начну чувствовать что-то ещё, кроме боли потери и удушающего чувства любви к человеку, которого нет, то я сломаюсь? То я предам... память о нём?
Вздыхаю и поправляю растрепавшиеся от ветра волосы.
Сегодня в клубе “Кратер” концерт приезжей группы. Группы, в которой поет Егор.
Кручу головой по сторонам и натыкаюсь на потерянное лицо Машки. Сразу вспоминаю, почему я пришла сюда. Я что-то вроде “прикрой меня перед мужем, ну пожалуйста”.
— Ты как? — спрашиваю у подруги, останавливаясь рядом с ней.
Она прихорашивается около зеркал, которые украшают все стены первого этажа вместо обоев.
— Нормально. Я просто... просто посмотрю на него. Спасибо, что пошла со мной.
